Тутта Ларсен: Между нами любовь

Родился Лука, я привезла его домой, и мне пришло письмо о том, что в Обнинске в ядерном институте случился какой-то выброс и радиоактивное облако идет на Москву, давайте срочно все принимать препараты йода. Я не поняла, что это спам, тема с йодом ушла в подвал сознания. Я представила это ядерное облако, которое идет на Москву, и у меня случилась истерика.

Я рыдала, прижимала пятидневного Луку к себе, обливала его слезами и не понимала, как же я буду жить, как я его защищу от этого огромного, страшного мира, здесь столько опасностей, от которых я не в состоянии его уберечь...

Материнскую любовь я тогда ощутила как чугунную наковальню, которая, как в мультике про Вуди Вудпеккера, падает с небоскреба и расплющивает тебя об асфальт. Наверное, у меня пару месяцев ушло на то, чтобы перестать бояться и чтобы все-таки начать получать удовольствие от родительства.

У Валеры очень сильно чувство семьи и рода. Может, причина в том, что он из донских казаков и у него за плечами целое поколение крепких браков — многодетных, православных, с патриархальным семейным укладом.

Он из тех счастливых людей, у которых хоть какие-то еще связи со своим родом сохранились. Не формальные, а по факту, когда старший передает опыт младшему. И, видимо, это какой-то отпечаток свой наложило. Валера стал хранителем нашей семьи и менеджером нашей жизни.

Это не делает его домохозяйкой или подкаблучником, просто в современных реалиях мужчина и женщина оказываются в равных условиях в плане карьерного роста, а зачастую женщине даже больше везет: в какой-то период она оказывается более гибкой, подстраивается под новые обстоятельства. И мне дико обидно, когда мужчину, который зарабатывает меньше, чем его жена, или, может быть, какое-то время вообще не работает, а позволяет жене делать карьеру и содержать семью, и при этом он ведет дом, занимается детьми, решает все бытовые вопросы, — меня очень злит, когда такого мужчину считают каким-то неполноценным или недостойным.

Я восхищаюсь такими мужчинами, потому что на это способны далеко не все. Пора признать, что это такой же талант, достойный огромного уважения, — вести дом, хранить очаг и любовь.

И меня возмущает, что семьи, в которых и мама, и папа работают, а ребенок у них на бабушке или на няне, считают, что они в более выгодной ситуации находятся. Или женщины, которые сидят дома, а мужчина днями где-то пропадает, приходит, воротит нос от грязного подгузника и говорит: «Ну, вот когда ему будет пять лет или когда он сходит со мной за пивом, я тогда с ним буду общаться», — и вот эти женщины считают, что у них более правильная и счастливая семья.

Да, в мире происходят глобальные перемены, рушатся экономики, и зачастую мужчина со своими компетенциями оказывается не у дел. Но это не делает его лузером. Потому что у него есть другое поле, где он может себя применить.

Призвание — это не только зарабатывание денег. Призвание — это вообще не про деньги. Он может быть гениальным тренером и бесплатно работать в доме пионеров. И мне очень жалко тех людей, которые не могут себе позволить отдаться своему призванию именно потому, что общество будет их за это осуждать или если это недостаточно оплачивается.

Но как творческий человек он большую часть учебного процесса проработал в студенческом театре, в КВН и в музыкальном коллективе. С этим коллективом они высоко взлетели, участвовали в федеральном конкурсе талантов, где мы и познакомились.

Потом, когда мы уже жили вместе, Валера какое-то время работал в event-бизнесе, организовывал крупные мероприятия, экономические форумы, кубок Первого канала по футболу. Но в силу тектонических сдвигов в экономике, этот рынок сильно схлопнулся, работы стало меньше, и в этот момент родилась Марфа...

Мы решили, что пока важнее работать одному из нас — зато постоянно, а второй будет на подхвате. И Валера очень круто вписался в роль управляющего семьи, настоящего домохозяина.

А с тех пор, как мы создали TUTTA. TV, это стало нашим семейным бизнесом, и Валерин вклад здесь ничуть не меньше, чем мой. В то время, когда я сижу перед камерой, Валера занимается Ваней, или готовит Марфу к съемке, или ездит за какими-то покупками, делает кучу всяких дел, водит автомобиль, на котором мы все передвигаемся... То есть сейчас это уже и его работа. И детей, потому что они тоже работают на нашем канале — моими детьми.

Когда на телевидении появилась Света из Иванова, я поняла, что, может быть, мне уже пора идти чем-то совсем другим заниматься, ну там, погоду читать.

То есть я была явно человеком с гиперкомпетенцией. В этот момент мне попалось на глаза исследование, в котором говорилось, что если вы ходите на собеседования, а вам все время говорят: «Спасибо, вы слишком хороши для нас», — это сигнал к тому, что пора начинать собственное дело. Я тогда носила Ваню, меня волновала тема родительства, к тому же меня лишили моего любимого канала «Мать и дитя», где я вела большую программу, и у меня внутри было столько невысказанных мыслей. Вместе с коллегой, которая тоже ждала ребенка, мы придумали, что будем делать видеоблог. Но продюсер моего агентства, Петро Шекшеев, сказал: «Ну какой блог, ты что... Мы будем делать канал с твоим именем, свое собственное телевидение!»

Так появилось TUTTA. TV, где мы собрали самых лучших экспертов по материнству, самых крутых педиатров и психологов. И все у нас завертелось.

Он говорит о том, что ребенок — это последний дискриминируемый член общества. Просто потому, что он младше, нам кажется, что мы имеем право за него решать все, все его желания и потребности.

И мне очень нравится упражнение, которое Дима предлагает: «Когда вы хотите что-то сказать ребенку, поставьте на это место вашего любимого взрослого: в 90% случаев вы будете вести себя иначе». Он говорит: «Когда вы состоите в любовных отношениях, вы хотите, чтобы вашему любимому было хорошо, но почему тогда детей вы лишаете этого? Почему ваша любовь к детям имеет такие жесткие структуры, какие-то непонятные границы, дурацкие совершенно». Это очень трудно принять, потому что нас растили в иной парадигме, нас ломали и впихивали в какие-то формы, в которые нам не очень хотелось впихиваться, и по дороге у нас обламывались крылышки и все наши творческие отростки. Но, слава богу, современные дети не позволяют к себе так относиться.

И когда мы с ним поплакали и обнялись, он каким-то невозможно взрослым тоном сказал: «Мам, ну что мы делаем? Ты же видишь, что я не хочу. Зачем ты меня заставляешь? Давай я буду заниматься чем-нибудь другим, чем я хочу».

Для меня это было абсолютным шоком, я впервые увидела в нем человека, понимаете? А не какой-то объект, которым я управляю. Мне стало так стыдно и так страшно, что я все это время им манипулировала. А он нашел в себе силы об этом сообщить. Но несмотря на то, что мне это открылось, мне до сих пор очень трудно этого не делать. Потому что это самый удобный способ решать вопросы — проще заставить человека сделать то, что ты хочешь, чем попробовать с ним договориться. Это энергозатратно, на это нет времени, и у тебя кроме этого есть еще другие дети, которые тоже ищут твоего внимания. Но другого выбора нет, если ты не хочешь потерять своего ребенка, и доверие между вами, тебе приходится как-то меняться.

Это твой шанс приблизиться к образу и подобию Божию. Только так, только через них, ты вообще можешь как-то вырасти над собой. Когда родилась Марфа, Луке было пять лет. Я думаю, это событие его очень ранило, а мы были слишком неопытными, чтобы помочь ему с этим справиться. Нам казалось, он уже достаточно взрослый, мы просто забыли о том, что он тоже ребенок и не меньше Марфы нуждается во внимании, в поддержке, а может, даже и больше, в такой драматический момент. А еще у нас так наложилось печально...

Когда я забеременела Марфой, мы взяли Луке щенка, надеялись, что у него будет такой сердечный дружочек. Но все пошло не так — он стал эту собаку обижать. Он ревновал нас к собаке, он говорил: «Вы собаку любите больше, чем меня», — и получилось, что мы не только родили сестру, которая разрушила его прежний мир, но еще и довольно сильно прессовали его из-за собаки, которую мы взяли для него, и собаку пришлось отдать, и это усугубило ситуацию. Сейчас мне кажется, что мы были недостаточно чуткими.

В нашем представлении собака — хорошо, а ему она была на фиг не нужна. Ему нужны мы, а не собака. И сейчас до сих пор мы ему нужны.

К счастью, его ревность по отношению к Марфе достаточно неагрессивная. Он может ее не пустить в свою комнату, не поделиться игрушками, может ее потроллить как-то, но у нас никогда не было драк, обзывательств, никакой подлости. Просто Лука очень жадный до любви человек, ему сколько не дай — все мало, поэтому мы каждый день делаем все для того, чтобы весь этот процесс направить в более мирное русло. И сейчас уже они могут и поиграть вместе, и потусить, и на какой-то нейтральной территории он за нее всегда заступается: «Это моя сестра, кто ее обидит, тот будет иметь дело со мной».

А вот Ваню Лука просто обожает, совершенно никакого негатива к нему не испытывает. К нему у Луки вообще сразу проснулись какие-то братские нежные чувства, и этот маленький человечек его обожает, все за ним повторяет и умиляет его.

Это доверие Господу Богу, который нами всеми ведает и на которого мы всегда уповаем. Доверие миру, доверие природе своей человеческой.

Вот хотя бы в том, как мы рожаем детей или лечим их. Мы как семья очень открытые и искренние друг с другом. Я не встаю за час до мужа, чтобы сделать макияж, а он не врет мне про свои доходы или про то, что ему сегодня хочется выпить с друзьями. Мы любим бывать вместе, особенно за городом, на даче. По субботам и воскресеньям у нас табу: никаких развивашек, никаких занятий, может, мы даже что-то важное теряем, да, мы могли бы детей образовывать, много культурных мероприятий посетить, но мы сознательно оставляем это все. Ради природы и ради друг друга. Мы это называем «гекльберрифиннить». В такие дни мы чувствуем, что мы очень классные. Именно потому что не стараемся быть классными, просто живем, любим друг друга, вот и все.