«Точно все хорошо? Может, попробуем еще дубль? Вам нравится?»
Всегда чувствую ответственность — перед зрителями, перед коллегами. Переживаю, что кого-то подведу. Тысячу раз спрошу, все ли в порядке, нравится ли всем, что я делаю, — это больше всего меня волнует.
Если позвали в проект, я должна сделать максимум, выложиться на сто процентов. Когда предложили принять участие в «Ледниковом периоде», продюсеры сказали: «Юля, уезжай в отпуск, отдохни, начнешь тренировки с конца августа». Но Юля осталась без отпуска совершенно, потратив все свое лето на каток. Я об этом жалею? Нет. Почему? Потому, что я представить не могла, что подведу партнера, чемпиона мира, который в меня поверил.
В проекте «Перезагрузка», который я вела, одна из наших героинь, что называется, заблудилась в жизни: профессиональный хореограф, родила двоих детей и как-то растерялась. Придумали эксперимент — она поставит танец для меня. Как бы я могла отнестись к этой истории? Могла бы сказать: «Конечно, давайте, два притопа, три прихлопа, сейчас что-нибудь смонтируем, склеим, наляпаем». Но нет, я неделю ездила на тренировки — до работы, после работы, по два часа в зале, потом мы это снимали 18 часов... Нет, если уж делать, то делать, танцевать так, чтобы все были довольны. Вот такое отношение.
Я с детства была очень требовательна к себе, училась хорошо, к оценкам относилась с остервенением.
Помогала маме с младшими сестрами, много с ними гуляла, занималась очень ответственно. В школьном кружке шила мягкие игрушки с такими ровными стежками, что сейчас представить невозможно. Не могу себе позволить расслабиться — отдаваться тому, что делаешь, надо полностью.
А к внешности своей у меня претензий нет. Да, когда мы снимаем обложку, все должно быть идеально, я не могу подвести журнал, читателя, который тратит на него деньги и хочет красоты, — я буду за это переживать. Зато в обычной жизни вообще не крашусь. На отдых никогда не беру с собой косметику, любое селфи я выложу без проблем, не пользуюсь ни фильтрами, ни фотошопами. То есть я счастливый человек, потому что это счастье — принимать себя такой, какая ты есть.
Два раза у меня было плюс 27 килограммов — с Яной и Артемом, с Арсением набрала меньше. Но, чтобы сильно стесняться этого, нет, такого не было.
Однажды у меня случилась операция, жутко больно, даже вспоминать страшно, лежу в полубессознательном состоянии и понимаю: мне сейчас разрежут живот и будет жуткий шрам. Думала: как же, придется ходить всегда в закрытом купальнике? А загорать? Разрезали — шрам, но не такой страшный и не такой огромный, как мне казалось. И я поняла, что если я выйду впервые после операции на пляж в открытом купальнике, я про шрам забуду. Так и случилось. И никто не задал вопрос, что это у меня такое. Просто если ты сам не стесняешься, не скрываешь своих особенностей, этого не видят и окружающие. Себя нужно любить и уважать.
Мне нравится, как в этом смысле устроена наша семья. Все друг друга слышат, уважают, никакого насилия, никаких обид. Дети не обижаются, если я не могу прийти к ним на концерт, понимают: это работа.
Я стараюсь примириться с тем, что они не хотят быть где-то, куда мне их хочется запихнуть. Вот Яна занималась теннисом с трех лет, я мечтала о больших достижениях, а дочь выросла и сказала: «Хочу танцевать». И все — с теннисом закончили, начались танцы.
Мы похожи в стремлении везде успеть и все попробовать. Нам скучно сидеть на одном месте, все время хочется перемен. Выходные дни у детей начинаются с вопроса «что будем делать?».
И мы идем в театр или едем в необычное место, гуляем с друзьями или с дочкиным классом участвуем в олимпиаде «Музеи и парки» — это интересно, потому что надо все эти музеи объехать, выполнить задания, то есть приключение. Иногда дети могут сказать: «Я так хочу сегодня никуда не ходить, поиграть в игрушки», — но хватает их на полчаса. Через полчаса вопрос: «Долго мы еще будем дома сидеть?» И путешествовать с ними легко. Недавно было 15 часов стыковки, и мы прекрасно провели время в аэропорту. Никто не ныл, не говорил, что хочет спать или есть, то есть они могут у меня прекрасно спать на скамейке, могут не есть, если надо. Просто никто ни из чего не делает мегапроблему.
Круто с ними куда-то ездить, забавно слышать от них: «Мама, ты будешь отдыхать, мы все сами». И я, правда, могу спокойно заснуть в самолете, они все попросят — поесть, попить, сходить в туалет, еще меня спящую пристегнут и поднимут мне спинку кресла.
Я никогда не боялась их брать с собой, никогда, с самого начала. Помню разговор, Артему было три недели, и мы с Андреем (Аршавиным, бывшим супругом Юлии Барановской. — Прим. Ред.) хотели поехать к друзьям за город, отмечать Новый год. Нам было сказано, что мы изверги, что мы тащим куда-то трехнедельную ляльку, где же он там будет спать, на каком белье, и все такое. И я поняла, как потом со швом, что, если я сейчас себе это не позволю, я не позволю себе этого никогда. Поэтому мы поехали к друзьям, спали на обычной кровати, на обычном, нестерилизованном белье, прекрасно справили Новый год, ребенок не заболел, не покрылся прыщами, проспал всю ночь. У нас была радионяня, и, о боже, какое преступление, я знаете, что сделала? Я оставила радионяню, а сама ушла в дом напротив, куда радионяня дотягивалась. И когда в 5:30 он проснулся, целых две минуты мне потребовалось, чтобы добежать до ребенка, взять его на руки, покормить и лечь с ним спать.
Ребенок нервничает, только если нервничают родители. И в самолете он будет орать, только если нервничают взрослые.
Вы никогда его не успокоите, если сами будете психовать. Ни молоком, ни соской, ни игрушкой. Единственный раз у меня плакала в самолете Яна — именно по этой причине. Потому что вокруг были люди, которые были настроены против, говорили, что с детьми нужно сажать к туалету, и так далее. Эта атмосфера подействовала и на меня, и на Яну, она плакала весь полет, мне ее было так жалко! Лично я никогда в жизни не попросила никого пересадить, ребенок может кричать, может агукать — меня не раздражает. Поэтому я хочу достучаться до всех родителей: успокойте себя — и успокоится ребенок.
Старший — Артем — гиперответственный. Это в меня. Он не может позволить себе опоздать, подвести кого-то, напрячь. Не переносит ссор, ему надо, чтобы был мир во всем мире, чтобы все дружили. Его очень любят все. Но... Я же не смогу оберегать его всегда. Поэтому я бываю с ним построже, боюсь этой мягкости, хочу сейчас его защитить. Он очень талантливый, я это говорю не потому, что я его мать. Занимается в «Непоседах» и в свои 11 лет уже выступал в Большом театре и в Кремле перед президентом страны.
Мне кажется, одинокая — несовместимое со словом «мама» понятие. Если ты мама, ты априори не можешь быть одинокой.
С тобой всегда твои дети. Искать им отца? Такая постановка вопроса меня переносит в машине времени лет на «дцать» назад. У каждого рожденного на этот свет ребенка отец уже есть. Да, встретить любимого человека, партнера — это другой разговор. Если он действительно партнер, то он будет уважать и детей любимой женщины. Невозможно любить все тело и ненавидеть руку, это как-то странно. Может, и невозможно полюбить на тысячу процентов чужого ребенка, но уважать детей, принимать участие в их жизни, это возможно, об этом я мечтаю.
А еще мечтаю встретить человека, от которого захотелось бы родить четвертого ребенка.
Для себя я уже все поняла про формулу настоящего мужчины и чем он отличается от подростка. Мужчина — это ответственность. Брюнет, блондин, шесть кубиков на животе или восемь, инженер-программист или космонавт — это вообще не важно. Только ответственность, ну и еще чувство — твой он или не твой.