Татьяна Лазарева: Сейчас я себе нравлюсь

Нам всегда нужно было чуть больше охватить вокруг, чтобы для отца, идущего рядом, не было опасностей. И эта внимательность, желание предупредить, помочь – они до сих пор со мной.

Правда, есть и минусы. С детства, когда меня просят о помощи, я не могу отказать. Но иногда пытаюсь помочь даже до того, как попросят. Иногда это мешает, у человека должна созреть просьба, это важно.

Детство мое было очень похоже на детство всех моих сверстников. Родители работали целыми днями, они были учителями, очень ответственными, школу любили. А все дети нормальных, хороших учителей немножечко заброшенные. Мы, без всякого надзора, носились по лесам, копали землянки, бегали на так называемое «море» – водохранилище в новосибирском Академгородке. Были предоставлены сами себе, приобретали свой опыт. Получилось прекрасное детство. Конечно, мы все время были какие-то полуголодные, искали в лесу кукушкины слезки, березовый сок собирали... В общем, жрали все, что можно было. Зато с тех пор я хорошо разбираюсь в съедобных и несъедобных растениях.

Помню какие-то фотографии на выпускной, когда специально шилось платье, и все это было настолько кошмарно, что только лишнюю травму принесло.

Да, мне в себе не нравилось все – фигура, рост. Я была дылда, выше всех девчонок, сутулилась, стеснялась. Хорошо потом родители сообразили и в начале подросткового периода отдали меня в студенческую песенную группу. Вот там я уже начала расцветать и нашла себе друзей старших, таких кумиров, тех, кто очень важен для подростка. Очень благодарна своим родителям за это.

На сцене я уже не боюсь, а в жизни еще стесняюсь иногда. Хотя мне часто говорят, что я произвожу совсем другое впечатление – но это маска, прикрывающая слабость. Я хорошо помню моменты, когда в детстве надо мной смеялись. Помню унижение – посмеяться над слабым всем классом, над его неудачным сочинением – сначала вслух прочитать его, а потом назвать мою фамилию. Наверное, называли не только мою, но я-то помню только свои обиды. Было привычное пренебрежение к ребенку, этот социум школьный, возглавленный учителем, которому удобнее манипулировать детьми, а не идти к ним через их личности...

Уже будучи взрослой, начав путь, наконец-то, к себе самой, я к этим историям возвращаюсь и смотрю, где же мне в детстве сделали так больно, что я закрыла этот участок и никому его не показываю. Сейчас все начинает обратно распаковываться, и это очень интересный процесс.

Думаю, я рано поняла силу смеха и не случайно перешла на другую сторону, скажем так, баррикады. Сначала был КВН, куда я пришла, будучи участницей капустников Новосибирского университета. Девчонок там тогда было не очень много. А я и пела, и играла на инструментах, и делала па родию на Лайму Вайкуле. В КВНе я провела несколько прекрасных лет, и оттуда уже сложился путь на телевидение.

Нас всех, что называется, «перло», и это передавалось через экран, это именно то, что держит зрителя – твой собственный блеск в глазах.

И это важно, потому что, как только тебе самому перестает быть интересно – как, например, c «ОСП-студия» и с «Хорошими шутками» получилось, – сразу падают рейтинги. Люди тебе перестают верить. Это то, что мы сейчас видим на YouTube. Когда ты делаешь здесь проект, придуманный не тобой и тебе неблизкий, он не работает. А тогда была карьера на телевидении, в юморе – я полностью прожила там всю свою жизнь. И к концу мне уже было неинтересно шутить и смеяться. Дальше Миша Шац еще оставался в программе «Слава богу, ты пришел», а я вела передачу «Это мой ребенок», и вот она мне как раз невероятно нравилась. Я бы с удовольствием делала какие-то семейные передачи, с разговорами про детство, отношение взрослых к детям.

Мы с Михаилом познакомились гораздо раньше, чем поняли, что мы люди «друг друга». Познакомились в КВНе, и, в общем, первое наше взаимное романтическое увлечение случилось во время веселого круиза по Черному морю.

И пока он меня любил, я успела сына родить, сделать какую-то карьеру на телевидении, прожить какую-то другую жизнь. А потом он в какой-то момент сказал: «Все, я устал, я ухожу, я тебя, конечно, буду любить всю жизнь, но я так больше не могу, вот это все терпеть, эти измывательства». Вот тут я поняла: зачем я ищу? Куда мне еще смотреть? Вот человек, который прошел со мной столько и вытерпел столько... Тут-то у меня и повернулось все в голове волшебным образом.

Когда мы стали вместе жить, нам уже было за тридцать. Да, была какая-то притирка, мы все-таки взрослые уже были, привыкшие к холостяцкой жизни люди. Несколько месяцев – я лично, не помню, как Миша – но я бесилась, что в моей квартире вдруг появился какой-то мужчина, вот эти все носки на тумбочке (может, их и не было, но что-то же такое должно было быть!).

Поженились-то мы еще позже, когда я уже была сильно беременна Софьей. А беременная я очень была нервная, рыдала постоянно, он, бедный, смотрел на меня – ужас, господи, что это. Я же была веселая, а тут какая-то квашня. Я вообще любитель поковыряться в себе и поговорить, он, конечно, этого совсем не любит, и в какие-то моменты, когда я стала матерью очень ответственной, перестала быть порхающей бабочкой, я его даже спросила: «Слушай, а когда ты женился на мне – это зачем?» Он говорит: «Ну потому, что ты была веселая, раздолбайка, все время ржала, носилась...» Ну и я поняла, что превратилась в какую-то домашнюю клушу, опекающую детей, потому, что дети для меня, конечно, на первом месте. На первом – дети, на втором – Михаил, на третьем – работа, ну и где-то я там в конце.

Я сейчас мама практически идеальная. Когда дети вырастают, ты становишься идеальной мамой. Сделав огромное количество ошибок на первом, на втором ребенке и вот проходя другие уже с третьим, я чувствую себя действительно чаще правильной мамой, чем неправильной, – хотя неправильной, безусловно, тоже чувствую. Но воспитание детей, как я недавно поняла, похоже на анекдот про человека, который приходит на прием к психотерапевту, и тот спрашивает: «Расскажите, кем вы работаете?» Он говорит: «Я работаю на овощной фабрике, сортирую апельсины». – «Как проходит ваш день?» – «Ко мне каждое утро сыпется огромная гора апельсинов, я должен разделить большие к большим, маленькие к маленьким, а средние к средним». – «А в чем ваша проблема?» – «А проблема моя в том, что я каждую секунду должен принимать решение».

И он каждый раз, общаясь с ребенком, соприкасаясь с ребенком, должен делать выбор, а это сложно! Если бы я сейчас начала свой материнский путь заново, я бы постаралась раздражаться поменьше. Раздражение, крик – это проявление слабости и неспособности справиться с ситуацией. Детям это видеть совершенно не нужно, потому что в это момент они проходят лишнюю, несвойственную для ребенка роль взрослого по отношению к своему родителю, который тут с собой не справляется. Все-таки, взрослый человек для ребенка должен оставаться взрослым. Потому, что ребенок не может вырасти без помощи взрослого.

Меня вдохновляют люди, которые не боятся смотреть в лицо проблеме. Женщины в этом смысле смелее почему-то. Мужчины сегодня в основной своей массе боятся что-то менять и двигаться вперед, внутрь к себе, поэтому женщины гораздо интереснее сейчас, в обществе. И из этого вытекает мой интерес к проблемам внутри каждого человека, с которыми мы поневоле сталкиваемся, взрослея. Я могла бы быть, наверное, лайфкоучем, мне это нравится. Когда мне задают вопрос, у меня непроизвольно в голове появляются ответы, видимо, это мой накопленный опыт.

Но как-то уверенно пойти в эту сторону я пока не могу, потому что я очень застенчивая. Это все «синдром самозванца» – приходишь в незнакомую тебе сферу и понимаешь, что – ну, тут же вроде все с дипломами, а я кто, почему, какое право я имею. И начинаешь в себе копаться...

Зато теперь я себе разрешаю себя любить. Наше поколение этому не то что не учили, а даже как-то было запрещено, это же называлось эгоизмом. Словом, которое сейчас, по-моему, даже не употребляют. Сейчас любовь к себе – это двигатель, это правильно. Полюби прежде всего себя, и тогда ты научишься так же точно любить других и относиться к ним с уважением. Это то, с чем уже растут наши дети. А нам этому приходится учиться специально. Но как раз это мне и нравится, что с возрастом ты все больше и больше позволяешь тратить время на себя, потому что красота вся спрятана, в общем, внутри.

Умением общаться с людьми. Своей позицией. Мне нравится, что ко мне люди как-то... тянутся? Хотят быть со мной? Не все, слава богу, но хорошие. Хорошие люди мне попадаются чаще, и я вижу в этом какое-то отражение того, что я все-таки неплохой человек. Когда дети подросли, это в каком-то смысле отбросило кучу костылей, которые меня держали, и осталось вот это «я», которое и стоять-то без этих костылей не умело.

Вся моя жизнь состояла из детей, мужа и работы. А сейчас, когда все выросли, жизнь стабилизировалась, нет ежедневной необходимости куда-то нестись, кому-то помогать, я как бы зашаталась, и вот, наращиваю сейчас мышцу, чтобы стоять.

В чем твоя, собственно, сила, в чем твое предназначение и как прийти к твоему собственному счастью. Люди, которые задумываются об этом сегодня, меня очень вдохновляют.

Все герои конкурса «Героиня нашего времени» – такие примеры, я дико радуюсь за этих женщин, которые позволяют себе идти за своим сердцем, за душой, за делом, которое нравится, прежде всего, им. Они осознают свою ответственность перед детьми, перед семьей, но ответственность перед самой собой для них важнее. Если женщина счастлива и реализована – она излучает это счастье, она дает это счастье другим.

Фото: Елена Сикорская; из личных архивов