«Давай сначала!» Татьяна Лазарева о честном имени и другой стороне популярности

О том, что мы хотим пригласить ее на обложку, что обложка будет двойная, и вот такой сложный замысел – надо привлечь внимание к РМЖ, и нам очень-очень нужна звезда для этого, я написала Татьяне, кажется, в час ночи. «Если получится втиснуться в график, конечно!» – ответила она в два. В график мы втиснулись.

Через неделю рано утром мы встретились на съемках. «Вообще с подобным – поддержать какой-то социальный проект – ко мне обращаются часто, и я часто откликаюсь, но только, если это что-то хорошее, если мне это самой нравится. Потому что, понимаешь, очень важно направо-налево не торговать лицом, это серьезная ответственность», – сказала она, садясь на грим.

Наталья Родикова: Спасибо тебе, что делишься своей известностью, правда. Скажи, а что тебе самой она в жизни принесла?

Татьяна Лазарева: К сегодняшнему моменту – уже какое-то уважение. Все эти годы я работала на свое имя, и так получилось, что оно вызывает доверие. Я мало по-крупному ошибалась... Тут должно быть другое слово, но смысл такой, что с именем всегда нужно аккуратно и по-честному обращаться. И тогда ты его сможешь использовать так, как захочешь, и тебя будут слушать.

Как ты почувствовала, что вот ты стала известной?

У меня не было выраженной звездной болезни, которая бывает у всех, кто получает какое-то внимание и ему тут же кажется, что прямо все его любят и им восхищаются...

Даже у меня бывает, когда получаю больше ста лайков за фоточку в ФБ!

Ну вот, сто или там тысячу лайков тебе поставили, но ты же понимаешь, что есть еще 100 тысяч человек, которые ничего не написали, но, может, поставили бы дизлайк, если бы у них была такая возможность.

Не знаю, можно ли сравнить ту популярность в новосибирском академгородке, где я жила, и ту, что я приобрела, когда меня начали показывать в КВН по Первому каналу, но я как-то вовремя эти прививки получила, и звездной болезни у меня не возникло.

Но когда тебя стали везде узнавать, это было приятно?

Это было немного неудобно, потому что первым делом, когда началась популярность, мы с пацанами, с коллегами, лишились счастливой возможности спокойно попить пива в баре у метро «Парк культуры», как это всегда делали после работы. Потому что начали узнавать, подходить, докапываться...

И жить прежней жизнью стало невозможно?

В этом смысле да, потому что ты все время в центре внимания. Ты как бы все время что-то должен всем, кто тебя узнает. Должен быть все время в радости, в настрое, в готовности быть сфотографированной.

Я очень к этому строга, дети мои меня даже ругают, что я могу отбрить человека. На сцене – да, я готова давать автограф, сниматься в этом специальном огороженном пространстве, но как только вышла оттуда – я уже не готова и у меня должны спросить, а если скажу нет – принять этот ответ.

Все же я хочу докопаться до преимуществ этой так называемой славы. Ну должно же быть какое-то удовольствие от того, что ты – звезда? Хоть немножечко же должно быть приятно? Нам, простым людям, очень хочется это знать. Иначе как-то все напрасно.

Пальто, Eleventy; блузка и юбка, Luisa Cerano; серьги, Sokolov; браслеты,
PANDORA

Я получаю удовольствие от того, что могу легко познакомиться с кем-то, кто мне очень интересен и нужен, просто написав ему в «Инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)» и представившись, что вот, я Таня Лазарева. Могу что-то попросить, куда-то позвать – и люди часто откликаются. Конечно, это очень круто, когда говорят: «Да, мы вас знаем, да, мы вас любим...» Конечно, я к этому стремилась, конечно, я хотела стать популярной, но обратных сторон, к сожалению, все же очень много. Во-первых, от этой так называемой славы не избавишься, это даже не татуировка. На заре нашей карьеры я оказалась с Илоной Броневицкой в какой-то гримерке, и она на какой-то мой вопрос говорит: «Послушай, дорогая, свои триста долларов до конца жизни мы будем иметь, просто за то, что нас вспоминают». Это да, но минусов...

Я прямо училась строить хрустальный кокон вокруг себя, потому что это больно. Когда в тебя лупят со всей дури.

Мне кажется, у некоторых не хрустальный кокон, а бронебойная шкура, потому что вынести комментарии хейтеров в таком количестве, в котором их, например, получает Анна Седокова...

Слушай, Седокова начала давно, и она уже закаленная, научилась с этим справляться. Гораздо хуже обстоит дело с какими-нибудь Гречками и Монеточками, вот этот хайп – страшное дело, просто страшное. Мне их ужасно жаль, этих молодых, они сейчас получают очень большие шишки. У нас такой популярности не было. Если тебя и показали по Первому каналу, ну, увидело тебя сто миллионов человек, но ты обратно от них не получал ничего, никакого фидбека.

И то, был у меня случай, когда это прорвалось, один из первых сигналов нынешнего времени, которые я очень хорошо запомнила. Это было на пике популярности, и кто-то приволок ящик писем от зрителей, мы сидели, разбирали эти письма, и я читаю письмо, в котором такие же грязные слова, как сейчас в комментариях пишут, с такой ненавистью, что-то про то, что какие вы крутые, парни, но вот эта ваша – ужасная, противная, вульгарная... Я когда прочитала, у меня волосы зашевелились на голове. И ведь это надо было написать тогда на бумаге, в конверт засунуть, отправить по адресу, это же сложно. А сейчас – проще простого любому человеку такое написать, и это неотделимо от популярности, к сожалению.

Хорошо, давай к приятному. Твоя популярность много лет помогает фонду «Созидание», чьим лицом ты сейчас фактически являешься. Почему именно он?

Это случилось в начале 2000-х, тогда было принято на благотворительные вечеринки звать артистов, они выступали, и им даже платили. И вот позвали ОСП-студию. У нас хватило мозгов отказаться от гонорара, когда мы выступили, а потом пацаны как-то слились, а я осталась, и мы очень быстро подружились с Леной Смирновой – директором фонда. Со временем мы с ней прямо подругами стали. Более того, Тося моя и ее Артем – «молочные» брат и сестра, потому что у Ленки молока было завались, а у меня – мало, и она морозила нам свое молоко, привозила, мы кормили Антонину, она в итоге самым закормленным молоком ребенком у нас оказалась.

Ничего себе!

Да, вот так подружились постепенно. Тогда была уже у них уже программа по посылкам – они собирали вещи и отправляли нуждающимся семьям. Я сначала какие-то свои вещи отдавала, что-то собирала направо-налево, потом к Лене пришла за советом: мол, я, пожалуй, тоже открою свой фонд. Но Смирнова, умный и дальновидный человек, мне сказала: да зачем тебе этот геморрой, давай лучше с нами! И мы с ней открыли отдельную программу про челюстно-лицевую хирургию для детей-сирот. Я туда пригласила своего приятеля, который финансовую сторону упихивал, а Ленка ходила по детским домам, искала детей с патологиями, и мы таким образом сделали дорогостоящие операции очень доступными.

После операции они запросто могут лишиться ребенка, которого раньше не усыновляли из-за заячьей губы, например, а если ребенка нет — нет и финансирования, очень неплохого, на него. И ведь это то, что легко можно скорректировать. А нам говорили: у нас таких нету. И вот это такое было погружение по полной... Эта программа до сих пор сейчас существует.

Какая сейчас программа тебе самой важной кажется в «Созидании»?

Сейчас, конечно, стипендии для талантливых детей из бедных семей, из глубинки. Это шанс для тех, кто хочет учиться, хочет вырваться из дома, из этого отсутствия возможностей, и стипендии для них – реальный социальный лифт, об этом надо, конечно, говорить, кричать, чтобы как можно больше люди узнавали об этой программе. Фонд здесь играет такую, знаешь, контролирующую, в общем-то, роль. Ребенок пишет заявку: я такой-то, учусь так-то. Администрация фонда эту заявку проверяет всесторонне, связывается с социальной службой его населенного пункта – насколько у ребенка действительно такое положение в семье, многодетная она или что-то еще. Они все проверяют, узнают: да, мальчик хорошо учится, да, он не пьет, условно, не курит, старается. Стипендия же не разовая – она с 14 до 21 года. Но каждый год ты должен ее подкреплять своими успехами, оценками, участием в каких-то олимпиадах, это такая долгая, рутинная работа, которую без фонда сделать трудно. И надо сказать, что программа растет, народу с каждым годом все больше, начинали с 30 человек, а сейчас — больше 500. И вот в такие вещи вкладывать свою известность и приятно, и очень полезно.

Ты только что запустила собственный новый проект на YouTube. Как он возник, чего ты от него ждешь?

С тех пор как меня нет на телевидении, прошло сколько – шесть лет? В 2012 году нас с Мишей убрали, и все это время вариантов что-то делать где-то еще было не очень много. YouTube вроде бы был, но в России он какой-то значимой роли еще не играл, лежал просто плашмя. Мы же пробовали сделать «Телевидение на коленке» – это было удачно, но слишком рано. Если бы мы сейчас такую штуку сделали, мы бы мгновенно миллионщиками стали, я уверена. А тогда на маленьких просмотрах поднимать проект довольно сложно было – все-таки нужны деньги, а не только мое желание.

Мне-то становиться популярной не нужно, куда еще-то популярнее? Имя у меня уже есть, это бренд, мне не нужно его раскручивать. А вот что с этим брендом делать дальше, я не знала. Как его продавать, в какой области, что я такое? Вот эти вопросы после немногочисленных интервью, которые у меня были в последнее время: а как вас титровать? И я себе тоже задавала этот вопрос: а действительно, кто я? Я уже не телеведущая, ну, окей, я мать троих детей и останусь ею до конца жизни, надеюсь... А больше я никто? У меня было такое абсолютное непонимание: а что я тут вообще дальше делаю? Два или три года я шла к этому пониманию. Пережила совсем тяжелый депрессивный период. Депрессия, это когда ты в 50 лет понимаешь, что тебе нужно жизнь заново начать и заново понять, кем ты будешь, «когда вырастешь», давай начинай сначала.

Блуза, Laurel; юбка, Marks & Spencer; кимоно, Incanto; туфли, Ekonika, серьги, Sokolov

Но в конце концов что-то произошло и что-то началось. Что?

Ко мне обратились два молодых парня и сказали, что они видят меня как лицо их образовательного канала. Надо сказать, что они были не первые, кто ко мне с этим обратился – в последнее время почему-то мне стали часто родительские темы предлагать. Мы с ними встретились, я увидела их горящие глаза – все, мне больше ничего не надо, я сама загорелась. Настолько, что пока работаю без всяких денег с ними, они вкладываются техникой, я – тем, что у меня есть: усы, лапы, хвост и свое честное имя. И это очень ответственно для меня.

В двух словах про формат — о чем он, кто твои гости, какие темы?

Придумалась интересная форма: я приглашаю человека с вопросом – родителя, того самого – настоящего, сомневающегося, у которого всегда куча сомнений, и он готов признаться в этом, и готов учиться. С другой стороны приходит эксперт – часто родитель сам говорит, кого он хотел бы видеть экспертом. И эти два человека между собой общаются, я модерирую, и мне это ужасно интересно, это общение про образование, про школу, про отношения детей с родителями, про родительство вообще.

Кто уже приходил?

У нас была Чулпан Хаматова с прекрасным вопросом: как жить с двумя подростками и оставаться при этом счастливой? Была передача, которая, может, напрямую и не относится к заявленной теме про воспитание, но в то же время она очень базовая для понимания родительства: Елка, моя любимая певица, была вопрошающим человеком, а экспертом была Алена Долецкая. Говорили мы про право женщины решать – рожать ей детей или не рожать. Потому что без уважения к этому праву никакого разговора о дальнейшем быть не может.

Алена Долецкая говорила, что детей у нее не случилось не по ее воле, но она это приняла, и она тот самый пример успешной женщины, которая реализовалась не как мать — но реализовалась блестяще. Вот это назидательное «ты же должна как мать реализоваться»... Да кто сказал-то? Это же их жизнь, реализуй сам себя где угодно, пожалуйста. Такая была тема, сложная, надеюсь, мы выполнили свою миссию. Была Тутта Ларсен и директор «Новой школы» Кирилл Медведев, Тутта спрашивала, почему наших детей не любят в школах, как можно вообще так к детям относиться, есть ли школы, в которых все по-другому, где уважают детей. И последняя запись была уже вечером вчера – с Паатой Амонашвили, сыном педагога-новатора Шалвы Амонашвили, легенды 90-х, слышала о нем?

Конечно! Мы интервью у него брали в прошлом году, я его поклонница.

Да, и для меня его имя для меня такое...

Ну он кумир!

Да! И Паата — его сын — тоже стал замечательным педагогом, и вот я узнала, что он прилетает в Москву, пригласила его в гости. Он пришел, у нас был прекрасный разговор с ним и с замечательной девушкой, директором частной школы. Мы говорили про то, какими должны быть директора, учителя — с точки зрения директора школы, такой был профессиональный разговор, но мне все это очень, очень интересно. Слушай, давай свой вопрос какой-нибудь родительский, я тебя позову, можешь даже мне назвать эксперта, с которым ты хотела бы поговорить. Понятно, что все сразу называют Юлию Гиппенрейтер, Диму Зицера и Петрановскую. Но это уже тяжелая артиллерия.

Но рано или поздно все равно же позовешь их?

Надеюсь, да. Хотя есть и менее раскрученные эксперты, которых есть больше шансов получить, но они не менее профессиональные.

Кого еще из звездных родителей планируешь приглашать?

Я вот сегодня написала своим дружкам – Меладзе и Фоменко, говорю: «Пацаны, давайте вопросы». Я знаю, что они реально хорошие отцы, им не пофиг на воспитание. А они мне: «Да что ты, у меня никаких вопросов нет, я сам экспертом могу быть!» А мне это не надо, у меня не такой формат. Я никогда не буду звать гостя без запроса, хоть это будет сама Алла Борисовна Пугачева... Хотя ее будет интересно позвать ужасно! Она же молодая мать теперь.

Да, пожалуйста, позови ее!

Ну я-то позову, но ты же понимаешь.

Да, но с удовольствием бы ее в этой роли послушала. И вот Галкин еще ужасно интересный отец, мне кажется, так круто с детьми общается!

Да, он молодец, я его тоже люблю очень.

Скажи, почему, на твой взгляд, сегодня в обществе возник такой интерес к воспитанию, образованию? Все же буквально помешались на этом – проекты, форумы, семинары, школы...

Я это тоже вижу, и не то чтобы я хочу хайпануть на теме, просто это действительно необходимая история, люди жаждут ответов на многие вопросы, они хотят получить эти знания. И я рада быть в этом случае всего-навсего телеграфным столбом, который передает эти знания от одних к другим. Я думаю, что вообще это про начало просыпания нашего общества, про то, что дети наши другие и мы должны научиться с ними жить.

Вот с Тосей сейчас был случай... Она была на съемках «Слава богу ты пришел» – с Мишей, его позвали в возобновленный проект на СТС, в гости, но позвали. Он, естественно, снялся, и Тося такая счастливая сидела в зале на съемках, и в конце Миша говорит: «А вот в зале моя дочь Антонина...» И Верник – ведущий вместо Михаила – сказал: «О, Антонина, а ну-ка иди к нам на сцену». Она вышла, постояла там, а после призналась: «Мам, мне было так плохо». Я говорю: «Почему, ты что, была как-то не так одета, плохо причесана?» Она говорит: «Нет, просто я не хотела выходить». И ты понимаешь, что для этих детей это уже насилие над личностью. Че там, подумаешь, «Тося, иди сюда». А она не хочет идти. Вот они такие все. Они готовы делать только то, что они хотят. Другое дело то, что они ничего не хотят, конечно! (Смеется.)

О да, это проблема! Вот с этим запросом я к тебе приду!

Отлично, давай.

Фото: Антон Земляной // Стиль: Владимир Макаров
Макияж: Кристина Новикова специально для L’Oreal Paris
Прическа: Татьяна Васильева, амбассадор L’Oreal Professionnel
Продюсер: Алёна Жинжикова
Ассистент фотографа: Павел Веденькин