Светлана Сорокина: «Мне не все равно»
Недавно Светлана Сорокина выпустила книгу «Мне не все равно», в которой собрано 15 необыкновенно трогательных новелл о людях, которые по разным причинам пришли к благотворительности. О том, почему для нее важно помогать другим, Светлана рассказала «ДО».
ДО: Светлана, как вы думаете, кому в нашей стране сейчас больше всего нужна помощь?
СС: В первую очередь все говорят о детях. Если взять статистику, то у нас больше всего организаций, которые помогают детям. Но в России такое колоссальное количество сирот, что сколько бы ни было благотворителей, работы хватит на всех. Затем — старики. На них обращают гораздо меньше внимания, прежде всего потому, что это эмоционально гораздо тяжелее и нет надежды на чудо. С детьми чудеса возможны даже в случае смертельных болезней, ведь у детского организма огромные возможности. Со стариками нет ни времени, ни надежд. Дальше — больные люди, особенно если речь идет о нищих и смертельно больных. Им мало помогают. А беспризорники? Их даже не считают. А еще — экология. Пока нас не накроет горой мусора, об этом даже никто и не задумывается.
ДО: А с чего может начать обычный человек, если он хочет помочь другим?
СС: Тут миллион дорожек. На самом деле 15 историй в моей книге как раз о том, как люди разными путями приходили к благотворительности. Кто-то столкнулся с ситуацией, мимо которой не смог пройти. Кто-то живет так хорошо, что появляются суеверные мысли: а как придется расплачиваться за все это? Или человек достиг определенного благополучия и вдруг понимает, что его бизнес очень зависит от благополучия страны в целом. Бывает и такое. Люди часто объединяются по интересам в Интернете и вдруг решают собраться вместе, поехать в детский дом и отвезти подарки. Если у вас есть желание и вы не знаете, с чего начать, можно присоединиться к какой-то программе или просто прийти в соседний дом престарелых и спросить, чем вы можете помочь. Нужно понять, что дело не только в деньгах. Волонтеры, которые согласны работать, часто гораздо дороже денежных пожертвований. Волонтерское движение у нас совсем не развито, а в зарубежных странах редкий человек хотя бы раз в жизни не делал что-то для других, это традиция. Кстати говоря, это огромное удовольствие — сделать что-то полезное, найти единомышленников и друзей, получить эмоциональную отдачу.
ДО: Светлана, а не бывает у вас ощущения, что, занимаясь благотворительностью, вы тратите время, которое могли бы дать вашей дочери? И таким образом отнимаете что-то у нее?
СС: Конечно, есть такое ощущение. Я как-то читала интервью Чулпан Хаматовой, где она честно призналась, что в принципе очень занята на работе, а кроме того, много времени уделяет благотворительному фонду «Подари жизнь». Из-за этого она недодает внимания своим собственным детям. Но уже сейчас она объясняет им, почему она поступает таким образом. И надеется, что когда они вырастут, то все поймут и простят такое распределение времени.
ДО: Ваша дочка Антонина знает о том, как она появилась в вашей семье?
СС: Конечно. Она говорит: «Есть два способа появиться на свет. Многие дети появились из живота, а я — из детдома». Для нее пока невелика разница — детдом это или дом ребенка. Более того, она два-три раза была со мной в том доме ребенка, откуда я ее взяла и куда продолжаю приезжать и помогать по мере возможностей. В последний раз мы приезжали на Новый год, Тося играла на пианино. И это хорошо: она чувствует, что приносит радость другим. И очень приятно тем людям, которые когда-то помогли мне ее найти — видеть, какая подрастает красавица.
ДО: Вы считаете, усыновленным детям лучше знать правду о своем происхождении?
СС: Я считаю, это необходимо. Более того, сто раз подтверждено психологами, что если ребенок вырастает, зная об усыновлении, то это для него естественный фон и никак не травмирует. Но, если это каким-то образом выплывает уже потом, когда ребенок подрос, тогда это может стать шоком, вызвать отторжение. В моем случае вообще невозможно было бы скрыть появление Тоси, это все равно как-то выплыло бы и стало бы известно, а потом бумерангом вернулось бы к дочке. А так все знают. И она знает. Я взяла ее, когда ей было девять месяцев, а сейчас ей шесть с половиной лет. Мы абсолютно родные.
ДО: А вы заметили, когда она стала вам родной?
СС: Сразу же. Может быть, с более взрослыми детьми привыкание происходит постепенно: вот ребенок был чужой, а потом стал свой. Но когда ребенок совсем маленький, то возникает такая гиперответственность за малыша, такое чувство постоянной заботы и боязни, что все другие мысли просто отступают. Думаешь только о том, как это взрастить, чтобы не болело и не плакало... Забота втягивает сразу. Я думаю, все, кто взяли детей маленькими, это подтвердят. Такой малыш сразу ваш. К тому же удивительно, но сразу же все начали мне говорить, как она на меня похожа. Был однажды очень смешной момент, когда Тосе исполнилось года три, и все, конечно же, знали, что у меня приемная девочка. Я пришла с ней в поликлинику и говорю: «Вот опять у нас болит горло, опять кашляет, что же делать?» Врач спрашивает: «А у вас как горло?» Я отвечаю: «Я всю жизнь мучаюсь». Она говорит: «Ну а чего вы хотите? И у дочки то же самое!» И я думаю: «И правда!»
ДО: Удивительно, что приемные дети так часто становятся похожи на родителей. Может быть, люди неосознанно выбирают ребенка, который им ближе всего?
СС: Может быть. Но ведь очень многое во внешности зависит от жестов, словечек, ужимок, выражения лица, стрижки, одежды. Поэтому похожесть странным образом догоняет даже совсем не похожих. Моя приятельница какое-то время назад с моей подачи взяла девочку. Сказать, что девочка на нее не похожа — это ничего не сказать: она восточной национальности и нет ничего общего с моей русской приятельницей. И что вы думаете? Через какое-то время я увидела приятельницу с мужем и девочкой и поняла, что дочка как две капли воды похожа на мужа!
ДО: Светлана, как же вы решились шесть лет назад на усыновление — взрослая, состоявшаяся женщина... Это же в корне меняет сложившуюся жизнь.
СС: Ну что вы, это абсолютный праздник эгоизма! Мы ищем детей для себя, воспитываем их для своего удовольствия. Это же такая радость, даже если сплошные заботы. Перед встречей с вами я зашла домой, и меня сразу огорошили неприятностями, которые связаны с Тосиным обучением, Тосиными соплями, Тосиными проступками. И у меня сразу же упало настроение. А потом я подумала: «Как же здорово, что у меня все это есть!»
ДО: В России действительно сейчас очень сложно усыновить ребенка?
СС: Я так не считаю. Ведь это палка о двух концах! С одной стороны, все говорят: «Ой какие сложности, какие сложности!» Но, с другой, — это и не должно быть просто. Я против того, чтобы кто-нибудь, кому в голову пришло взять ребенка, мог легко это сделать. Почему мы не должны проверить его психическое и физическое здоровье? Его жилищные условия? Его финансовые возможности: сможет ли он вообще кормить ребенка или будет милостыню просить? А кроме того, есть психологическая совместимость, вот на это часто совсем не обращают внимание. Это очень трудный момент — найти своего ребенка. Я искала свою Тосю ровно девять месяцев. Я потом как-то посчитала и поняла, что начала ее искать как раз тогда, когда она появилась на свет.