Светлана Ходченкова — я не умею экономить

Сегодня Ходченкова — одна из самых востребованных молодых актрис российского кино, активно снимающаяся в сериалах и полнометражных фильмах, красивая молодая целеустремленная женщина с потрясающей для нашего времени копной длинных светлых волос. Света много снимается, путешествует, ее муж — один из самых красивых молодых актеров отечественного кинематографа Владимир Яглыч, поэтому поводов для разговора с ней очень много.

ДО: А раньше вы переживали?
СХ: Раньше был институт и очень хотелось, чтобы тебя звали, приглашали сниматься, чтобы заметили и признали... Сейчас я к этому отношусь намного проще, чем тогда: есть работа — хорошо, нет — еще лучше, я поеду куда-нибудь отдыхать с друзьями, съезжу к бабушке на дачу... Я расслабилась по этому поводу. У меня достаточно предложений, от каких-то я отказываюсь, потому что-то мне скучно играть правильных классических барышень, каких мне в основном и предлагали. А теперь мне интересны неоднозначные персонажи, отрицательные. Я как раз сейчас играю двух таких героинь: в одном фильме у меня роль ведьмы, а во втором — такой... ну, в общем, нехорошей женщины (смеется). Я считаю, что в любом человеке это есть — и плохое, и хорошее, просто нужно достать это наружу, не стесняться этого и обнажить перед камерой, перед массой людей, которые работают на площадке, перед партнерами. Мне сейчас интересна именно неоднозначность: когда герой внешне — чистый ангел, а внутри — что-то другое, большее.

ДО: Некоторые актеры избегают отрицательных ролей, не хотят, чтобы их отождествляли с героем... С вами такое бывало?
СХ: У меня до сих пор так складывается жизнь, что меня представляют героиней моей первой картины «Благословите женщину» — робкой, покорной Верой. Я из-за этого долгое время переживала, думала: все, поставлен штамп, а избавиться от него очень сложно. Ну, лет пять я бы прожила с этим, «пропрыгала» на образе Веры, а дальше-то что, куда двигаться? Не то чтобы у меня стали случаться из-за этого депрессии, но определенный страх был. Но я через это прошла, поэтому и появилась легкость: я поняла, что мои границы расширились, увидела, что могу и то, и это. Раньше я этого не знала.

ДО: Пять лет назад вы говорили о своем потенциальном избраннике с такой серьезностью, что возникал некий идеальный образ. Удалось ли вам найти такого человека?
СХ: Естественно, и он не идеален, и я не идеальна.

ДО: У вас были какие-то критерии выбора?
СХ: Нет. А как можно выбирать спутника жизни по критериям? Я не могу подбирать так рационально. Если на каком-то химическом уровне случается сближение с человеком, то я понимаю — да, это мой человек, и все.

ДО: Был ли какой-то момент с вашим мужем, когда вы поняли — да, это он?
СХ: Я до сих пор не поняла, что это он. Сейчас мне комфортно с этим человеком, но я не могу сказать, что проживу с ним всю жизнь, потому что это — он. У меня есть куча людей, которые мне более интересны...

ДО: Вы мечтали с детства о красивой свадьбе, белом платье?
СХ: В детстве — да, наверное, как и все девочки. Помню, классе в пятом я мечтала о пышном платье. Я тогда очень увлекалась рисованием (я и сейчас рисую) и вот я рисовала себе фасоны свадебных платьев с юбкой-колоколом. А в итоге выбрала себе радикально противоположное платье, безо всяких бантов-рюшечек-цветочков, максимально строгое. И, кроме того, я поняла, что не хочу пышных пиршеств, ничего такого. Нам удалось избежать помпезности и наигранности, всех этих выкупов невесты, когда все плачут, — меня всегда удивляло, что в такой праздничный день обязательно кто-нибудь плачет. У нас никто не плакал, ни один человек.

ДО: А осталось после свадьбы ощущение, что это был самый счастливый день в вашей жизни?
СХ: Нет. После этого у меня в жизни была еще масса самых счастливых дней.

ДО: Вы сказали, что рисуете. Расскажите об этом, пожалуйста. Вы где-то учились?
СХ: Нет. В основном я рисую модели одежды, дизайн интерьеров. Я никому специально эти рисунки не показывала, это мое увлечение, я так расслабляюсь.

ДО: А как вы еще отдыхаете?
СХ: Я вообще не умею отдыхать — не могу отвлечься от работы. Я все время на телефоне и не могу его выключить — не имею на это права, потому что со мной связана куча людей. У меня даже не получается выделить время на то, чтобы поехать куда-то отдохнуть и ни о чем там не думать, потому что все время есть проекты, от которых я не хочу отказываться. Я отдыхаю, когда у меня выездные съемки. Там как раз у меня получается одновременно и отдых, и работа, и увлечения, и все!

ДО: А спортом вы занимаетесь?
СХ: Иногда хожу в фитнес-зал на беговую дорожку, но нерегулярно. Занимаюсь танцами — стрип-пластикой. Один раз сходила на занятие в фитнес-клубе и поняла, что мне заниматься в группе некомфортно, нашла себе педагога и время от времени танцую с ней по вечерам. Это пластика стриптиза, но без раздевания. Для меня это прекрасный отдых, отличный способ сбросить отрицательную энергию. Я могу позвонить своей преподавательнице часов в девять-десять вечера после съемок и сказать: «Привет, давай танцевать!»

ДО: Света, вы уже почувствовали, как отразился кризис на российском кино?
СХ: Отразился, но мне кажется, это к лучшему. Я бы сравнила нынешнее состояние кино с лесом после урагана: лес очистился. То, что не должно было состояться, не состоялось. В кризис побеждают сильнейшие — так в этом случае и произошло, поэтому проекты, о которых думали, которых ждали, состоялись, на них нашли деньги.

ДО: Видимо, гонорары уменьшились, актеры стали меньше сниматься. Это так?
СХ: Съемок сейчас стало, конечно, меньше, и конкурентная борьба между актерами — это в основном борьба гонораров: чем меньше ты сейчас стоишь, тем у тебя больше возможностей сниматься в кино, а это как раз неправильно. Здесь кризис сыграл плохую роль — сейчас больше возможностей у не самых хороших актеров.

ДО: На вас лично он повлиял?
СХ: Да, конечно, как и на всех, — в том смысле, что гонорары урезались. А в том, что касается предложений, нет, у меня не было никакого периода простоя, я, наоборот, сейчас хорошо снимаюсь, появились проекты, которые меня очень заинтересовали — проекты, которые были отложены именно на этот период и все равно состоялись.

ДО: А в жизни что-то изменилось? Вы теперь вынуждены отказываться от чего-то такого, что могли себе позволить раньше?
СХ: Да нет, этого не случилось, и потом я не думаю, чтобы у меня были такие уж заоблачные запросы, что я не могла бы себе позволить что-то из этого сейчас.

ДО: От чего вы вообще можете отказаться, а от чего — ни под каким предлогом?
СХ: То, от чего я не смогу отказаться никогда, это хорошая косметика. Эту статью расходов я не смогла урезать даже в кризис. От хорошей еды я спокойно могу отказаться. Не то чтобы мне было абсолютно все равно, что я ем, но мне без разницы, куда ходить за едой — в «Седьмой континент» или на рынок. И потом, я не питаюсь дома, у меня отпадает эта проблема: я не готовлю, у меня вообще нет плиты...

ДО: Рестораны тоже, мягко говоря, недешевы — вы поменяли в связи с кризисом уровень ресторанов, в которые вы ходите?
СХ: Нет, но у меня не было острой необходимости в этом. Я очень привыкла к одному месту в Москве — оно к тому же находится рядом с моим домом, и не могу отказаться от него. Там вкусно готовят, а кроме того, прямо в зале находится очень красивый бассейн с гротом, с подсветкой, и там же обучают дайвингу. Можно сидеть возле бассейна за барной стойкой и наблюдать, как кто-то в нем плавает...

ДО: Как в вашей семье ведется бюджет: вы заранее планируете крупные покупки, копите на них, записываете расходы или тратите в свое удовольствие то, что получаете?
СХ: Нет, мы получили — потратили. Никаких бюджетных записей мы не ведем, не копим.

ДО: А родители помогают молодой семье?
СХ: Уже мы помогаем родителям. У нас еще такая работа, что мы не получаем ежемесячно зарплату: мы заканчиваем фильм — и получаем гонорар. К тому же я абсолютно не умею экономить, не умею откладывать деньги «на потом», я совершенно к этому не приучена. Наверное, это плохо и не очень мудро, но я не могу сейчас себя заставить думать об этом. Если у меня есть деньги и я хочу что-то сейчас купить, то я пойду и куплю, а если мне завтра понадобятся деньги, то я подумаю об этом завтра.

ДО: Как вообще относитесь к шопингу?
СХ: Для меня шопинг — это способ расслабиться. Причем вовсе не факт, что я пройдусь по магазинам и что-то куплю. Я могу просто долго ходить, смотреть, мерить и уйти с пустыми руками. Вот если я захожу в магазин с косметикой, то точно знаю, что без покупки не уйду, даже если дома все это есть. Я покупаю декоративную косметику, кремы. Мне нравится ходить, рассматривать все эти баночки, пробовать...

ДО: Вас часто узнают в магазинах?
СХ: Узнают меня, в основном, когда волосы распущенные. Так-то меня не очень узнаешь, потому что я хожу в очках, а вот волосы убирать не люблю, и тогда узнают.

ДО: Вас это не раздражает?
СХ: Иногда бывают люди, которые раздражают своей бесцеремонностью: «Ой, здрасьте-здрасьте, кто это тут у нас?!» Фотографироваться с кем-то, если просят, я всегда отказываюсь, когда я без макияжа (а в обычной жизни я без макияжа постоянно). И даже если мне говорят: «Ой, не беспокойтесь, мы никому не покажем, никуда не пошлем, будем только дома смотреть!» — я все равно отказываюсь, потому что они потом выложат это где-нибудь в Интернете... Некоторые, конечно, обижаются, но это мое право. Раньше, после «Благословите женщину», мне присылали очень много писем. Письма шли в город Железнодорожный, где я прописана, в Щукинское училище, Говорухину присылали на мое имя... Писали в основном военные люди, некоторые даже с предложением руки и сердца. Кто-то писал, что хотел бы, чтобы его жена была такой же, как я, то есть как моя героиня Вера из «Благословите». Кто-то хотел познакомить с мамой, звал в гости...

ДО: Кстати, о распущенных волосах, благодаря которым вас узнают. Расскажите, пожалуйста, как вы за ними ухаживаете.
СХ: Я использую маски, потому что после всех укладочных средств, которые применяются для работы, волосам нужен особый уход. Раньше делала сама, но сейчас понимаю, что рынок так насыщен хорошими средствами, что смешивать что-то там в баночке просто нет смысла.