Ольга Шелест: «В детстве мою маму отправили в интернат. Она выросла и простила»»
Про ремешки все просто — это моя позиция в отношении животных. Я приехала в Москву и спустя четыре года поняла, что довольно давно не покупала мясо и, в общем, оно мне уже физически не нужно. Во-первых, его долго готовить, а мне все время некогда, но дело не только в этом.
Подспудно я всегда понимала, из чего это сделано. У меня был миллион детских историй на каникулах у бабушки, когда при нас отрубали голову курицам и барана приводили, резали на шашлык.
В какой-то момент я бунтовала, отказывалась что-то есть, тогда родители пытались меня уговорить, что это плохая была курица или что она сама попросилась в этот суп, чтобы меня накормить, и иногда у них это получалось. Но вот я выросла и поняла, что я этого не хочу, и муж меня стал в этом поддерживать.
А потом я попала в цирк и увидела, что такое животные для развлечения. У нас по окончании проекта даже были конфликты с Владиславом Гончаровым, дрессировщиком, который, собственно, учил меня дрессировать животных. Он говорил: «Если ты будешь со львом сюсюкать, он тебя просто съест!» Конечно, это его профессия, он себя в ней нашел, и это определенный склад сильного характера — быть дрессировщиком. Потому что ты вот так сделал — и у тебя тигр пошел.
Но меня поразила не дрессура — я сама воспитана, можно сказать, кнутом и пряником: сделал — получи награду, это мне понятно. Меня поразили условия содержания.
Когда ты понимаешь, что лев живет в вольере, может быть, достаточно просторном, но когда его возят на манеж, его переводят в специальную клетку на колесах, из этой клетки он попадает в манеж, делает шоу, потом опять в эту же клетку, потом в вольер и...
Чтобы льву помочь, его нужно усыпить. Чтобы его усыпить, должен быть перерыв в шоу. Перерыв в шоу стоит огромных денег, это затягивается на некоторое время. Для животных это такая мука, и они сами как-то зализывают себе эти раны...
Я это увидела изнутри, и как раз тогда покатилась волна в Европе с запретами использовать животных для развлечения. Уж казалось бы, Испания — дикая страна, страсти, коррида. Тем не менее, запретили использовать в шоу животных. Я считаю, что отношение к животным, детям и старикам — это показатель состояния общества, его цивилизованности.
В Европе или в Америке ты не встретишь бездомного животного на улице, если только в ошейничке не вышел чей-то прогуляться. А так, чтобы пройтись по Нью-Йорку или Лос-Анджелесу и встретить кошку, которая роется в помойке, — такого нет. Их забирают в приют, на это тратятся огромные благотворительные деньги, государство в этом участвует постольку поскольку, в основном все поддерживается на волонтерских началах. Там ты обязательно кому-то помогаешь, часть от зарплаты идет в какие-то фонды.
А у нас такой момент: мол, а что государство тогда будет делать, если мы все будем скидываться на операцию этому бедному котенку или ребенку? Пусть Путин думает про это.
Но здесь важно два направления: да, есть государство и налоги, которые мы платим, а есть наша общность, наша человечность по отношению к тому, кто нуждается в защите. И вот, к сожалению, наше российское общество — в смысле отношения к старикам, к животным (к детям еще более менее) — оно пока оставляет желать лучшего.
Дети у бабушки были от разных мужей — первый муж умер, со вторым не получилось дальше жить, и, конечно, были осуждающие взгляды, но и понимающие были — хозяйство с детьми на руках одной не потянуть. Потом бабушка нашла человека, с которым прожила уже до конца жизни, родила от него еще троих детей, всего их у нее было шестеро. Так получилось, что мою маму (она была средней) отправили в интернат, потому что не могли сами всех прокормить. Конечно же, она не поняла, как можно было так поступить с ней.
Новый мужчина у мамы, новые дети, все и так переживалось тяжело, и еще интернат. Бабушка сказала: «Вырастешь — поймешь и простишь». Простила ли она ее? Думаю, да.
Мы всегда ездили к бабушке на лето, и мама вела с ней задушевные разговоры за чашечкой чая со сливками или за арбузами, которые мы притаскивали с бахчи, и всегда было как-то весело и приятно в доме. Я даже не помню, чтобы мама вспоминала какие-то моменты своего детства как удручающие. Она очень жизнерадостная, у нее миллион историй за пазухой, чтобы нас рассмешить. Она душа компании, вкусно готовит, любит приглашать гостей в дом. Такой она выросла — сильной. Оставила деревню, уехала в город учиться, а потом из города — на комсомольскую стройку. Все это поступки, которые потом диктуют уже воспитание собственных детей.
И нас с сестрой мама, сама того не осознавая, воспитала сильными. И я, и Оксана долго жили со своими будущими мужьями, не расписываясь, и мама все причитала: «Что ж вы никак не выйдете замуж, живете в этих свободных отношениях...» А я отвечала: «Это же ты нас так воспитала, сильными, открытыми ко всему людьми, которые не боятся порицания общества, которые идут против любой косности!»
Сильная женщина получается и в результате жизненной закалки, и когда перед тобой есть пример такой женщины. Ведь обычно в семье «домостроевцев» вырастают женщины, которые создают уют, им важно заниматься детьми, домом, чтобы у мужа были постираны рубашки.
А у меня получилась другая история. И как бы мы ни хотели свой собственный уклад жизни, все равно мы снимаем ту модель поведения, что была в родительской семье.
А Алексей как раз обладает этой интуицией. Вот сидим мы, допустим, в какой-нибудь компании, и он первый раз человека видит — и может сделать буквально его скрининг по одному движению руки, по одной фразе. Он прозорливый, читает людей, и если мне нужен совет — я всегда иду к нему: «Алеша, помоги».
Когда он не может сориентироваться, я ему помогаю. Решения мы всегда принимаем вместе. У нас общий бюджет, общий счет в банке.
Я не отчитываюсь перед ним, на что я трачу, он закрывает глаза на мою двадцать пятую пару обуви, а я не спрашиваю, почему у карты превышен лимит. К общему счету мы пришли, когда появились дети. В этот момент ты начинаешь чаще задумываться о смерти, о том, что с тобой может все что угодно случиться. И мы решили, что всегда должен быть экстренный доступ к финансам. У нас вся жизнь наполовину: паритетное владение квартирой, домом... Правда, моя машина записана на мужа, но я не страдаю: когда приходит время продажи, этим, к счастью, занимаюсь не я.
До рождения детей мы с Алексеем как-то плыли по течению и нам было кайфово. Мы работали, получали удовольствие от карьеры, от путешествий, просто от созерцания жизни. А когда появились дети, все стало преломляться сквозь эту призму: все отпуска, поездки, принятие контрактов или отказ от них — все крутится вокруг них.
И конечно же качество отношений выходит на новый уровень, потому что раньше мы в сердцах могли бросить какие-то фразы друг другу, хлопнуть дверью, разойтись в разные комнаты, а сейчас нет. Я могла вспылить из-за того, что Алексей не хочет, допустим, идти на какое-нибудь мероприятие. А он в принципе не любит все эти выходы в свет, ему иногда не хочется встречаться даже с друзьями: «Я хочу провести время с тобой», — например, он говорит. Или сейчас: «Да мне с Музой интереснее, чем идти в какое-то кино». Раньше я начинала: «Нет, надо выходить, мы должны посмотреть это, посетить то, и что это такое, я хожу везде одна, а все ходят с мужьями...» На что он справедливо возражал: мол, если очень хочешь, можешь пойти и одна! И это всегда был мини-скандал. Сейчас этого не случается.
Ты как-то контролируешь свои эмоции, на подсознательном уровне есть некий предел в выяснении отношений. Но если мы ссоримся, то в 90% случаев это я бываю неправа.
Через какое-то время я принимаю ошибку или мне просто становится скучно и я делаю первые шаги к примирению. Бывает, мне просто нужно уйти из дома, встретиться с подружками, остыть, прийти в себя, и все будет хорошо.
Когда у нас появилась вторая дочь и мы поняли, какие у Музы и Айрис непростые характеры, я пошла к маме: «Ой, мам, как это сложно, как я хочу, чтобы они дружили, как избежать ссор, драк? Оксана — ревновала, не ревновала? Что она со мной делала?» Мама говорит: «Да она была просто аленький цветочек, который на тебя не дышал. Если ты плакала, то Оксана говорила: "Почему вы делаете ей больно!" Или, скажем, меняют тебе пеленку, Оксана переживает: что вы с ней делаете?»
Я и сама помню, что в детстве, когда мне что-то не разрешала мама, а потом папа, я понимала, что у меня есть еще старшая сестра, которая может мне что угодно достать или раздобыть, она была мой товарищ. Но нас спасала разность характеров, а мои дети не такие совершенно. Муза, например, раньше говорила Айрис: «Не трогай, это наше», — про какие-нибудь вещи. Это было очень забавно, что она не хотела идентифицировать ее как члена семьи. А когда Айрис была еще младше, Музу дико раздражало, что она не могла игрушки в руках держать: все падало, и непонятно было, как же с ней взаимодействовать. Сейчас, конечно, у них любовь: когда расстаются, то по Скайпу начинается такое мимими с поцелуями через экранчик. А если дома где-то затихли — значит, уже все, открыли мамину косметичку, накрасились.
Дети у нас очень открытые. Стоит любому человеку улыбнуться Музе — она улыбается в ответ. И это нас на самом деле немного пугает.
Я читала советы о том, как обезопасить ребенка на улице. Но на самом деле невозможно просто сказать: «Нельзя разговаривать и уходить с незнакомыми», — и надеяться, что это будет выполнено. Есть известный эксперимент, снятый на видео: дети 10−12 лет играют на детской площадке, их папа отходит со словами «я сейчас приду», а после этого возникает «неизвестный» мужчина (на самом деле психолог), который совершенно спокойно, одной фразой, за минуту ребенка с площадки уводит. Абсолютно все за ним пошли. Потом родители появлялись в шоке: «Мы же с тобой сто раз эту историю проговаривали, нельзя уходить с незнакомыми».
Но это не работает. Страх, любопытство всегда берут верх над разумом. Просто взрослый всегда должен быть рядом и ни на что не отвлекаться, нет ничего важнее, чем жизнь ребенка.
Многие приписывают мне имидж child free, потому что однажды на ток-шоу я отстаивала позицию таких женщин, что они имеют на нее право. А вообще я люблю детей — и своих, и чужих — они невероятно интересные. В программе «Это моя комната!» на Канале Disney я встречаюсь с настоящими личностями 8−9 лет.
Они такие смелые, открытые. И к ремонту комнаты они относятся с таким трепетом и ответственностью, что удивляешься, как дети в таком возрасте готовы на такие глобальные перемены. И несмотря на то что они мнят себя жутко самостоятельными, они очень рассчитывают на поддержку родителей, ждут одобрения — это так трогательно.
Я часто задумываюсь: почему у меня в жизни все так складывается? Везение? Или, может, какие-то испытания ждут меня впереди?
Мне, конечно, этого не хотелось бы, хотелось бы так и жить дальше — счастливо и прекрасно. Но скорее всего я в силу характера, темперамента, отношения к этому миру, просто не замечаю, что со мной случаются какие-то вещи, которые, вполне возможно, сломали бы других. Но я часто думаю: боже мой, как, за что вообще я встретила такого мужчину? Как так получилось, что я овладела такой профессией, которая мне нравится, и я бегу на работу как на праздник? Профессией, которая позволяет мне заниматься и журналистикой, и радио, и кино и дарит встречи с такими людьми, — ну это просто, мне кажется, невероятно. Потом, опять же, дети — свалились мне на голову целых две штуки, и я безмерно счастлива!
Не знаю, в чем моя заслуга, но иногда спасибо кому-то там отсылаю в космос.