Максим Матвеев: «Вряд ли история Анны Карениной сегодня повторилась бы на сто процентов»

Когда вы впервые прочитали роман?

Как и все люди, обучающиеся в вузе, я читал «Анну Каренину» в рамках обязательной программы. И как и у большинства студентов, первое впечатление — каноничное и поверхностное: блестящий офицер, замужняя женщина, адюльтер. В процессе работы над фильмом, естественно, появляются другие нюансы: взаимоотношений, характеров. Главная актерская задача — оправдать и посочувствовать своему персонажу. Вот такими ощущениями я и наполнился после настоящего погружения в роман.

Повествование в фильме ведется от лица вашего персонажа. В чем, на ваш взгляд, история, рассказанная Вронским, получилась другой?

Ну, я бы не сказал, что она получилась совсем другой. Все-таки этот роман написан мужчиной. Мужчиной очень умным, при этом мятущимся — я имею в виду Льва Николаевича... Мне кажется, это интересный драматургический ход: мы видим Вронского через тридцать лет после событий, описанных в романе. На Русско-японской войне он встречает сына Анны, Сергея, и рассказывает ему историю их любви. «Анна Каренина» — очень салонная история, и здорово, когда вдруг возникает другая картинка — война, грязь, физические страдания. И на фоне этого — рассказ о любви.

Бог его знает, непонятно. Тогда большую роль в развитии чувств играло общество, с ним нельзя было не считаться таким людям, как Анна и Вронский. Конечно, он далеко не идеальный паренек, и это связано со многими нюансами его характера. Но характер связан с биографией, а биография — с его родителями, его положением и так далее...

У нас на съемках была замечательная консультант по девятнадцатому веку. И она рассказывала нам много замечательных документальных историй о том, насколько было важно соблюдать те или иные условности. Развод для тех времен не был чем-то неслыханным, но все же женщина, ушедшая от мужа, — это было огромным событием. Вряд ли эта история сегодня повторилась бы на сто процентов, вряд ли Анна бросилась бы под поезд. Но это не значит, что такого вообще не может произойти.

Что нового пришлось делать для этой роли? Какие-то трюки?

Были сцены скачек с препятствиями, где Вронский ломает лошади спину, — но не скажу, что я делал там что-то новое. Это вообще было одним из моих условий — чтобы я по максимуму выполнял все трюки сам, но я занимался этим раньше. Занимался прыжками на лошади, выездкой, конкуром. Мне это нравится, и площадка «Анны Карениной» была тем плацдармом, где я мог это использовать.

Мы все захламлены некими романтическими представлениями... На самом деле, если почитать того же Пушкина, его эссе, пародии — абсолютно такое же общество, как и сейчас. Те же страсти, те же нравы, то же потребление слухов и так далее. Играя историю про девятнадцатый век, да и про любой другой, важно понимать: люди не меняются. Да, были другого рода условности, но не более того. И зритель, который идет в кино, хочет увидеть настоящих людей, увидеть ситуации, с которыми сталкивался сам, он хочет увидеть себя. А не посмотреть на картонных персонажей, которые играют в этикет.

Дело не в личных взаимоотношениях, а в том, каких персонажей играют два человека, которые друг другу доверяют. По сути, таких взаимоотношений любой актер может добиться с любой актрисой — после подготовки, репетиций, разбора материала. Вот и все. И, конечно, с Лизой в этом смысле было комфортно, потому что я ее чувствую, она меня чувствует, мы друг другу очень доверяем партнерски. Если бы это была другая актриса — да, пришлось бы делать дополнительную работу по настройке друг на друга. Но все же это самая обыденная для актера работа. В тысяча шестой раз отвечаю: с Лизой сниматься очень комфортно. Она чуткий, профессиональный, невероятно одаренный партнер.