Ева Польна: «Я не терзаю себя изнутри»
Хочу быть дочкам и другом, и наставником: понимать, советовать, поддерживать
ДО: Ева, для вас самой кто ваша аудитория? Ева Польна: Раньше мне казалось, что моя аудитория, основной «костяк», — это взрослая молодежь: начиная от 25−27 лет и до 40−45. Но в реальности на концерт приходят такие разные люди. Юные, 20-летние, мои ровесники — с детьми (в возрасте от 6 лет и старше) и со своими родителями.
ДО: Когда рождается новая песня, кто ваш первый слушатель? Мама, дочки, музыканты из группы? ЕП: Своему семейству я показываю уже финальный результат. Мама — субъективна. И потом она, когда слушает мои песни, спрашивает: «Дочь, зачем ты пишешь такие грустные песни?» Поэтому маме даю последний вариант, чтобы поменьше переживала. Тогда же примерно слушают и дочки. Первыми новые композиции слышат мои музыканты, моя команда. ...Но знаете, вот что я хочу сказать: в вопросах творчества важнее и авторитетнее, чем я сама, для меня никого нет. Я — последняя инстанция. Нужно, чтобы я была довольна.
ДО: Вы всегда были такой уверенной? Или это пришло с годами, со статусом в музыкальном мире? ЕП: Понимаете, мой проект — это я и есть. У меня нет продюсера, я — самостоятельная единица. И я профессионал своего дела: знаю не только свою работу (что касается музыки), но и все о музыкальном бизнесе.
Эвелин: «Мне нравятся мамины песни, слушаем их дома, а иногда с Амалией сами поем. Вместе с мамой я люблю кино смотреть, мультики, а еще ходить по магазинам. Мама — мой друг. Могу ей все-все рассказать. Мы часто смеемся». Амалия: «Моя мама — певица. Я рада, что она выступает на сцене. Какие качества мне нравятся в моей маме? Мама добрая, хорошая, красивая, очень хорошо поет, а еще она вкусно готовит!»
ДО: Ева, давайте поговорим о вашей семье. У ваших дочек необычные имена — Эвелин и Амалия. ЕП: Мне хотелось дать детям красивые имена. И я сразу решила, что это будут международные имена, чтобы девочки комфортно себя чувствовали в разной среде. Мы уже сейчас живем в новом мире: путешествуем, работаем за границей. Ясно, что наши дети еще больше будут интегрированы в международные процессы.
ДО: А почему Эвелин вы иногда зовете Люсей? ЕП: (Смеется.) Люся — это производное от Эвелюся. Так смешнее. А меня они зовут Мусей. Они у меня ласковые девочки.
ДО: Дочки занимаются танцами — бальными и современными. А как же музыка? ЕП: Может, в этом году начнем. Выкажут рвение — отнесемся серьезнее. Нет — тогда так, для общего развития.
ДО: Вы мама-друг или мама-наставник? ЕП: Я сочетание. Надеюсь, и в дальнейшем быть им и другом, и наставником. Хотелось бы, чтобы они обе советовались со мной, искали у меня поддержки. Я стараюсь привить им некое философское отношение к жизни. Донести, что по поводу каких-то вещей не нужно переживать, что есть субъективное и объективное мнение. Ясно, что они должны пройти свой путь и набить свои шишки. Но от некоторых шишек-ошибок я хотела бы их оградить. Из-за моей публичности у них больше уязвимых моментов. Именно поэтому я скрытна и закрыта в вопросах, касающихся личной жизни. Личная жизнь — это та часть, где ты должен быть расслаблен, спокоен, отдыхать и черпать силы.
ДО: Вопрос про стиль. Вы требовательно относитесь к своим нарядам? ЕП: Я не могу себе позволить поступить, как американские звезды: сегодня они на красной дорожке блистают в нарядах, а завтра — в обвисших майках, трениках и уггах. Я считаю, что это недопустимо. Если ты публичный человек, то должен всегда быть в форме. Поэтому, когда выхожу из дома, даже просто за покупками, всегда думаю, как я одета и во что.
ДО: Значит, увидеть вас в трениках не представляется возможным... ЕП: Это даже связано не столько с тем, что я публичный человек, а с тем, что я взрослая женщина. Женщина с ощущением собственного достоинства и любви к себе. Я знаю, как могу выглядеть, а как — нет. Неряшливость или распущенность в одежде мне никогда не были свойственны. Есть разные стили, скажем, небрежно-спортивный, и мне порой нравится с ним поиграть — надеваю шапку и спортивную куртку, но все равно помню о стиле.
ДО: Во время фотосессии вы признались, что у вас «пунктик» на бирюзовом цвете. Только на нем или есть другие симпатии? ЕП: На самом деле я страшный «цветоед». Считаю, что яркие цвета повышают настроение. Мы живем в таком климате, у нас так много серых темных дней, так мало солнца, да и природа не очень яркая, при этом ранняя осень, долгая зима, а летом — смог. Вот поэтому с октября по апрель хочется радовать себя цветом, хотя бы цветом одежды.
Я бы не хотела, чтобы мне вновь было 18 или 25. Мне хорошо в моей взрослости. Живу в гармонии с собой
ДО: Как бы вы описали свой основной стиль? ЕП: Сейчас мне нравится стиль 50-х годов, женственный и элегантный. Хотя такое понятие — элегантный стиль — в моде и, увы, массах сейчас не существует. Сейчас у всех крайне неэлегантная одежда. Если посмотреть фотографии или кино периода 50−60-х годов, даже советские, не говоря уже о западных, понимаешь, насколько люди были изысканнее, одевались со вкусом. Было неприлично выйти из дома без прически. Девушки носили шляпки, перчатки, платья. Мужчины ходили в костюмах. И это смотрелось естественно, не казалось натужным. Сейчас этого нет.
ДО: Ева, получается, отчасти из-за желания вернуть элегантность в повседневную жизнь вы создали сообщество в Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) «CHIC за ПШИК»? ЕП: Мне нравится экспериментировать, что-то делать своими руками, креативить, искать стильные решения. В сообществе я показываю, что умею сама, что нашла любопытного в Интернете. Надеюсь, подписчики страницы начнут в ответ делиться своими находками, советами. Лозунг моего сообщества — «Сделаем жизнь ярче своими руками». Призываю всех раскрасить будни нашей жизни. Посмотрим, что из этого выйдет.
Мне нравится элегантный стиль 50-х годов: девушки одевались со вкусом, носили шляпки, перчатки, платья
ДО: Шляпки — неотъемлемая часть образа Евы Польна. В одном из интервью вы сказали, что в вашей коллекции было около 50 шляп, а сейчас сколько? ЕП: Не знаю, надо будет пересчитать! У меня есть шляпы, а есть... не знаю, как по-русски сказать, на английском они называются headpieces — это украшения для головы — там и ободки с прибамбасами, и маленькие шляпулечки, которые чем-то крепятся к волосам. И помимо этого деления моя коллекция подразумевает как сценические головные уборы и аксессуары (в них вряд ли пойдешь на улицу), так и те, что для жизни, скажем, фетровые шляпки. Еще есть коллекционные шляпки, сделанные специально для меня — в единственном экземпляре, почти что произведения искусства. Даже если перестану их носить, обязательно сохраню.
ДО: А как вы храните свою коллекцию? ЕП: Да-а, места они занимают много. Шляпки — не платья, не сложишь, друг на друга не повесишь и не свернешь. Поэтому они лежат в специальных круглых картонках, кейсах. Приблизительно я знаю, где какая шляпка хранится, но все же прихожу к выводу, что нужно взять вновь вошедший в моду Polaroid и приклеить к каждой коробке фотографию с содержимым.
ДО: А еще мы знаем, что вы любите вязать. ЕП: Да, люблю и вяжу! (Улыбается.) То шапку, то шарф, то свитер. Причем для меня главное — процесс, а не результат. Иногда начинаю, откладываю работу «в стол». Но готовлюсь всегда основательно: перелопачиваю кучу сайтов, листаю журналы, долго-долго выбираю пряжу...
ДО: Ева, вы спокойно и легко говорите о своем возрасте. Создается ощущение, что вы в абсолютной гармонии с собой. ЕП: Так и есть. Я знаю все моменты, над которыми мне надо бы поработать, но даже с этими недостатками мне хорошо. Я не терзаю себя изнутри.
ДО: Неужели никаких сожалений и мыслей: вот бы вернуться лет на 10−15 назад? ЕП: ...Мне не хочется в свои 18 или даже 25. Мне это не интересно. В этом возрасте ты постоянно что-то доказываешь: что имеешь право на существование, что ты тоже что-то можешь, что-то значишь, что ты достоин уважения, что имеешь право голоса в той профессии, которую выбрал. И этот процесс требует времени и усилий. Твоих усилий. Я бы не хотела пройти этот путь снова. Понимаете, о чем я?
ДО: Хорошо, назад, в 25 лет, не хотите, а вперед смотрите с каким настроем? ЕП: С интересом! Мне правда любопытно, что со мной будет дальше, какая я буду в 60 лет. Представляю себя разной... Иногда шучу, что в 70 начну устраивать рейв-вечеринки — вот я в кресле-каталке, в пледе клетчатом. И в зале все такие же, пенсионеры. (Смеется.) ...На старости лет у меня будет много свободного времени и я смогу заняться тем, что интересно уже сейчас, скажем, кунг-фу, живописью.
ДО: А сейчас вы рисуете? ЕП: Скорее, порисовываю. Графика, наброски. У меня есть хобби-традиция: в гостиницах на прикроватных тумбочках всегда лежат такие маленькие блокнотики. Обычно на них я рисую смешную картинку — скетч на память о городе, в котором выступаем. Например, усталая Ева сидит на чемоданах. И подпись: «Самара — 2014». Рисуночки эти храню.
ДО: Ева, тот факт, что всего в профессии вы добились сама, это тоже добавляет вам уверенности и ощущения гармонии? ЕП: Конечно. Это очень важный момент для любого человека. Когда все задуманное, как пазл, складывается, это привносит в жизнь спокойствие. Ты слушаешь свои ощущения, не сомневаешься с себе, уверен. Ты — это ты, ты многое можешь, многое знаешь. И не нужно стесняться, расшаркиваться, бояться. Ты такой. И это здорово.
ДО: И это люди либо принимают, либо нет... ЕП: Если честно, мне не очень интересно, что принимают другие. Мне куда важнее, что я сделала и доказала самой себе!