Аврора: «Мы с Алексеем не хотели опошлять наши отношения враньем и изменами»
Первым делом мы попросили у Авроры прощения за ярко-синие веки. Так ее увидели наши стилисты – спортивнокосмической, – и нам захотелось попробовать. «Вообще-то это круто! – ответила Аврора. – В этом столько энергии – как раз то, что мне нравится».
Наталья Родикова: Скажи, а на кого из родителей ты похожа – с этим твоим инопланетянским взглядом, глазами огромными? Кто у тебя такой красивый был?
Аврора: Знаешь, родители у меня оба были красивые. Я тебе могу как-нибудь показать их фотографию свадебную, это действительно два очень красивых человека. Сейчас их, к сожалению, уже нет в живых. Когда мама ушла, мне было 19, папа ушел позже, у меня уже была дочь... Но все равно – очень рано.
Н.Р.: Маму хорошо помнишь?
А: Да, хорошо. Она всегда была душой компании, ее все обожали, дико харизматичная, веселая, всегда какие-то тусовки у нас дома были. И еще она была ужасно модная и замороченная на красоте. Всегда ходила на каблуках, даже дома. Тщательно красила волосы круглый год, а не только летом, как делали многие советские женщины (под шапкой же все равно не видно!).
И мы, в общем, обычная советская семья, которая ничем не отличается от любой другой семьи, живущей в нашем подъезде. И при этом у мамы всегда была французская косметика на туалетном столике, куда я все время пыталась залезть и чем-нибудь намазюкаться. Что-то приличное купить можно было только у спекулянтов, и мама както экономила, что-то откладывала и покупала себе всю это красоту. Помню, у нее были духи Dior, которые пахли ландышем, были румяна Estée Lauder в синей коробочке, пудра Lancôme...
Н.Р.: Твои бьюти-эксперименты мама одобряла?
А: Всегда! Более того, мне, например, прокололи уши перед первым классом, и это была не моя инициатива. Зато вот моя дочь до сих пор не с проколотыми ушами, и было очень смешно, когда мы недавно с Алексеем решили сделать ей на день рождения подарок – купить сережки и проколоть уши, она просто изумилась и посмотрела так: обалдели что ли, не надо мне ничего прокалывать!
А когда я училась в шестом классе, пошла мода на мелирование. И что ты думаешь, когда я маме сообщила, что это здорово и мне бы хотелось мелирование, мы пошли и сделали его. А делалось оно очень смешно – тоже наверняка помнишь – надевалась на голову резиновая шапочка с дырками, и крючком для вязания вытаскивалась каждая прядь и красилась.
Н.Р. Это в Орехово-Зуево были шапочки в ходу, в Сибири тогда для этих целей надевали целлофановый пакет...
А: Это очень смешно! Да, а у нас были шапочки.
Н.Р. Так, а в смысле моды, какие у тебя были первые шаги?
А: О, я тебе сейчас расскажу про один фэшн-скандал, который случился в нашей семье. Папа у меня не сказать, чтобы был прям модник, но я вот сейчас смотрю на фотографии своих родителей, например, на свадьбе, и вижу, что у папы вместо галстука вот здесь – брошь...
Н.Р.: Бог ты мой!
А: Да, и не просто брошь, а из жемчуга. Она до сих пор у меня есть. Орехово-Зуево. 72-й год. И папа не артист балета при этом, и не фанат «Битлз», ничего такого – он спортсмен, фанат футбола. И при этом всегда любил какие-то такие интересные вещи. У него их было мало, и он очень аккуратно их всегда носил, и все у него было разложено по полочкам, в отличие от нас с мамой.
Так вот у папы были американские джинсы – дикой красоты, василькового цвета, прям офигенные, тоже купленные на выкроенные из семейного бюджета деньги. Папа носил их несколько лет, и вдруг я стала замечать, что он их давно не надевал. Наверное, разонравились, подумала я. И решила, что надо джинсы эти прибрать, предварительно подогнав под себя. Обрезала внутри какую-то полоску, потом на машинке застрочила, попыталась это дело напялить на себя, поняла, что ничего не вышло – то есть я их просто тупо испортила. Сложила, как было, и вернула на место. И даже забыла про них.
Вхожу, и действительно: папа держит в руках эти испорченные джинсы, и его чуть ли не трясет. Я уже не помню, как я от этого отмазывалась и что мне за это было. Конечно, ничего такого особенного не было, потому что – ну как меня наказать? Бить меня не били, а что со мной еще сделаешь? Чего-то, наверное, лишили.
Н.Р.: Ты нравилась себе, когда была маленькая? Думала о себе как о девочке? Или была пацанкой-бандиткой?
А: Нет, я не была бандиткой, я была девочкой, и я очень хотела ей быть. Не всегда получалось, правда. Я была очень худой, и еще меня перед первым классом постригли зачемто, видимо, чтобы не заплетать косы по утрам, под какой-то горшок. Сэссон это называлось, ты помнишь? Он мне дико не нравился.
Но все равно я как-то нормально себя ощущала, никогда не чувствовала себя гадким утенком, знала, что нравлюсь мальчикам, они мне писали записки, дергали за фартук.
Н.Р.: Не было у тебя сложного принятия каких-то своих особенностей внешности?
А: Ну у меня же нет никаких особенностей?
Н.Р.: Ну, у некоторых их нет, а неприятие себя есть, комплексы, вот это все.
А: Я тебе расскажу. У меня была, на самом деле, серьезная проблема, даже две. Первая – это зубы, они с детства у меня были неважные.
И получалось так, что из-за зубов я редко улыбалась. А из-за того, что плохо видела, не всех узнавала – очки-то носить было не круто в моем детстве. И самое смешное, что из-за этого я слыла такой высокомерной, знаешь, девочкой. Ни на кого не смотрит, не здоровается и не улыбается.
Н.Р.: Ты к этому спокойно относилась?
А: Ну конечно, меня это немножко парило, особенно зубы, я же не знала тогда, что пройдет время, и я поставлю себе красивые пломбы, у меня будут виниры, и все будет хорошо, а тогда я просто жила с тем, что есть. И со зрением то же – ну плохо видно, бывает, нормально, ничего страшного.
Н.Р.: Мы с тобой недавно разговаривали о том, как ты приняла свой новый возраст — после сорока. И ты, спасибо тебе за откровенность, призналась, что у тебя был некий кризис, который ты успешно преодолела. Можешь этим поделиться с нашими читателями?
А: Да, именно так, в сорок лет меня, что называется, накрыло: стало очень плохо, мне вдруг показалось, что все интересное и хорошее в жизни закончилось – а что же дальше, неужели будет только хуже?
И парни, которые раньше сворачивали просто голову вслед (и это было нормальным, обычным, приятным делом), сейчас смотрят на тебя, как на невидимку! Очень тяжело было.
Н.Р.: Ты рассказывала мужу об этом?
А: Я со всеми поделилась, что ты. Я вообще такой человек, которому нужно обязательно поделиться, я никогда не буду в себе держать. И оказалось, что многие мои подруги испытывали примерно то же самое. Надо отдать им должное – они у меня, конечно, очень позитивные девушки, и они отреагировали так: «Да ты что, да посмотри на себя, в чем вообще проблема? Какие морщины, какая старая, посмотри, как ты классно выглядишь».
В общем, они мне такую правильную энергию дали, вдохновили во многом. Гениальный актер Уилл Смит как-то написал в своем «Инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)»: «Окружай себя людьми, которые будут разжигать твое пламя». В этом смысле мне и с друзьями, и с мужем повезло.
Н.Р.: Сколько у тебя заняло времени — пройти через этот кризис?
А: Пожалуй, несколько лет. Еще совсем недавно поднакрывало даже. Я ходила и говорила: «Слушайте, а можно узнать, в чем вообще плюсы вот этого вот так называемого возраста?» Но в какой-то момент поняла, что это полная ерунда – заниматься таким саморазрушением, потому что жизнь, на самом деле, продолжается, и примеров женщин, чья жизнь не просто продолжается, а бьет ключом, их очень много. И я вдруг стала обращать на них внимание, стала ими вдохновляться.
Тебе не надо метаться в поисках каких-то своих людей, ощущений, потому что ты знаешь, что ты получишь, если ты пойдешь вот сюда. На самом деле очень классно. Появляется абсолютно новое качество жизни, ты понимаешь, что времени на самом деле не так уж много у нас у всех, и нужно стараться прожить интересно каждый день. Красиво, достойно, счастливо прожить. Не врать себе и другим, не делать ничего плохого. Я стараюсь, по крайней мере.
Н.Р.: Вообще круто, что муж тебя так поддержал. Он твой единомышленник и по другим вопросам? Вы друзья?
А: Знаешь, лучшее, что есть в нашем союзе, то, что я могу быть с Алексеем на сто процентов собой. Я могу поделиться с ним вообще всем, никогда не волнуясь, что он не так поймет. Мне с ним всегда очень хорошо, комфортно, уверенно, и у него всегда для меня есть комплименты, хорошие слова, восхищение. Абсолютно мой человек.
Н.Р.: Как вы познакомились? Как стали парой?
А: Это были очень тяжелые съемки в ЮАР, travel-проект, который так никуда и не вышел в эфир, но это был один из самых впечатляющих и поворотных моментов для меня. У нас была маленькая и очень неподготовленная команда, два продюсера, один из которых оказался алкоголиком, а другой – девушкой трудной судьбы, которая потеряла в один момент вообще все банковские карты, и мы остались на другом краю земли вообще без денег. И много еще было разных экстремальных ситуаций, в каждой из которых Алексей, поехавший туда режиссером, вел себя просто потрясающе.
А мы до этого пять лет хорошо друг друга знали, я дружила с его женой... Но тут я вдруг увидела человека с совершенно другой вообще стороны, увидела, насколько он замечательный, невероятный. Съемки длились месяц, и, вернувшись с них, мы оба внутри себя почувствовали, что мы пара. Достаточно быстро мы объяснились между собой: что не хотим расставаться и не хотим, конечно же, опошлять наши отношения никаким враньем и изменами. Каждый пришел к своему человеку, с которым в этот момент жил, и просто сказал: все. Я даже помню, в каком месте это было, мы туда же договорились вернуться уже с вещами.
Н.Р.: В омут с головой, не проверив чувства? В тот же день?
А: Мы не хотели ничего проверять.
Н.Р.: И не было страшно?
А: Ты не представляешь, какая это была смесь эмоций. Я вышла от своего молодого человека, несколько лет отношений с которым померкли абсолютно на фоне нового настоящего чувства, страсти... Вышла, села в машину и всю дорогу вот до этого угла, на котором мы договорились встретиться, рыдала. От жалости к этому человеку, от любви к Алексею, от страха, что ухожу в никуда... В этот момент меня останавливает милиционер, пытается что-то сказать, а я сижу и реву. Посмотрел он на меня, махнул рукой и отпустил. А на углу уже ждал Алексей с рюкзаком. Так все и началось.
Н.Р.: Очень романтичная история, если честно.
А: Да, так получилось.
Н.Р.: У меня остался последний вопрос. Ты выглядишь очень молодо, у тебя отличная фигура и очень ухоженная кожа, на которую я всегда обращаю внимание. Это генетика или работа над собой?
А: Думаю, и то и другое, и самое главное – образ жизни и мыслей. Я смотрю на фотографии мам и бабушек в нашем возрасте и понимаю, что они выглядели старше, чем мы сейчас. Уже в 30 выглядели этакими матронами, зрелыми дамами. А мы все хорохоримся и до 50 скачем в достаточно молодежном формате. Мы сейчас и худее, и свежее, и одеваемся, и стрижемся моложе.
Н.Р.: Дай совет, как выглядеть в сорок на тридцать? Или на двадцать пять! Как проходит твой день?
А: Хороший результат дает только регулярность, я на этом настаиваю. Например, я делаю зарядку каждое утро, это мне позволяет не убиваться в спортзале. От пяти минут до 15 – зато каждый день. Зарядка, воды пару стаканов на голодный желудок обязательно, затем улыбнуться в зеркало, поблагодарить Вселенную за все хорошее, что случилось в жизни.
Регулярно ходить к косметологу – раз в полгода на биоревитализацию, раз в месяц – на чистку, раз в неделю – на массаж. Кстати, я сейчас увлечена упражнениями фейсфитнес, тоже эффективно. И еще при каждой возможности нужно двигаться, пританцовывать, потому что хорошая осанка, живая пластика позволяют выглядеть моложе.
Н.Р.: Ты, кстати, видишь, с какой прямой спиной я сижу?
А: Вижу, молодец! (Смеется.)
Фото: Павел Крюков
Стиль: Владимир Макаров
Макияж и прическа: Маша Бажан, творческий партнер L’Oreal Paris
Продюсер: Алена Жинжикова