Актриса Юлия Пересильд: «Плохо, когда женщины эксплуатируют свою красоту и живут этим»

Там много таких — голубые глаза, светлые волосы. Когда-то у меня еще длинная коса была, ниже попы, вот это настоящий Псков. Я люблю родной город. Когда жила там, не чувствовала даже, насколько он на самом деле исторический, насколько красивый. Это была повседневность — тут церковь Николы со Усохи, там Василия на Горке, тут XIII век, там XV. А Мирожский монастырь? А Изборск? Можно несколько дней потратить и то все не посмотреть. Очень люблю.

Я всегда была хулиганка, и у меня было настоящее дворовое детство

Отрывались мы по полной: гудрон жевали, в карты с пацанами играли, взрывали пакеты с карбидом, яйцами кидались в омоновцев. На дискотеку из окон вылезали на газовой трубе. Посмотрела недавно на нее: такая тоненькая, идти приходилось, тесно-тесно прижавшись к стене, одежду заранее сбрасывали на землю, чтобы ничего не мешало. Как сами не свалились ни разу? Ужас. Но меня никогда ни за что не ругали.

Единственный раз мама поставила в угол, и я там решила стоять до конца, простояла до двенадцати ночи. Хотя уже через полчаса мама уговаривала меня выйти, ругалась, плакала, но я не сдалась. Это было жестоко, признаю.

Стараюсь быть с детьми каждый возможный момент. У меня не бывает такого, что ребенок ко мне прибежал утром, а я говорю: иди поиграй, я еще посплю. Хоть что было накануне, хоть какая тяжелая ночная смена — я встаю и иду играть, скакать лошадкой, готовить еду. Да, у меня есть няни, но все, что можно делать самой, если я дома, делаю сама. Я жадная до детей, мне надо, чтобы они были мои, со мной, ни с кем не хочу делить это сладкое время. Но я не идеальная мама из журналов. И чувство вины меня гложет. Все время думаю: не слишком ли я их прессую? За скандалы и ссоры не переживаю, кричать тоже нужно — если эмоции искренние. Я и сама кричу, и детям позволяю. Иногда не выдержу, спрошу кого-нибудь из них: «Ну что ты так орешь?» — «А я так чувствую!» Ну хорошо, чувствуешь, значит поори, раз надо.

Сейчас мои дети кажутся мне менее взрослыми, чем я в их возрасте.

Я уже в четыре года ощущала себя совершенно разумным человеком. Все проблемы родителей понимала.

Если мне говорили, что нет денег, даже мысли не было просить что- то купить. Я, например, прекрасно понимала, почему родители не могут купить мне фортепиано. А моя учительница музыки — нет. Заниматься я ходила к соседям, но это получалось не всегда. И однажды я выслушала унизительную лекцию о том, что нельзя быть такой безответственной, что родителям «просто» надо собраться и купить фортепиано... В тот момент я встала и вышла из класса. И больше туда не вернулась. Мне было семь лет, но я приняла решение, которое считала правильным.

Такое раннее взросление возможно, только когда ты свободен. А где свобода у наших детей?

Им же все нельзя. Компьютер — нельзя, гадости есть нельзя, в лужу встать нельзя. Мы их сводим с ума этими «нельзя», поэтому они такие нервные. Но зато у нас же английский с двух лет, айкидо с трех, йога, плавание, танцы — остановиться не можем. И все развлечения — только под нашим присмотром. Что из этого поколения получится — непонятно. Дикая несвобода, все по правилам. А ведь это важно — дать ребенку право на ошибку. Это самое трудное для родителей.

Несмотря на дворовую жизнь, училась я всегда на отлично и там, где нужно было быть, я была: КВНы, соревнования, олимпиады — везде участвовала, выигрывала, и именно по- тому мне многое было дозволено.

Сегодня, когда веду душеспасительные беседы с детьми друзей, говорю им: «Слушай, а тебе самому охота иметь эти тройки? И слушать, как родители учат тебя жизни? Сделай ты все на отлично — и к тебе никто не сможет прицепиться, и будешь абсолютно независим. Ну а если ты готов это терпеть — не проблема». Лично я не могла, с детства. И до сих пор не могу. Только от людей, которых уважаю, которых считаю гениальными, могу выслушать и совет, и критику, что угодно. Вот десять минут назад звонил Женя Миронов, руководитель любимого Театра Наций, — пожалуйста, обожаю, когда он дает мне советы. Всех остальных — спасибо, не надо.

Стать именно актрисой я, кстати, не стремилась

Куда только ни поступала: институт МЧС, журналистика, цирковое училище, спортивный институт (кстати, нормативы сдала получше настоящих спортсменок). Мотало из стороны в сторону, жутко хотелось найти себя. И когда пришла в театральный, мне не надо было, чтобы меня взяли во что бы то ни стало. Хотелось, чтобы взяли именно МЕНЯ, такую, какая есть. Хотите — берите, не хотите — не надо. Я верю, что должны сходиться звезды во всем. Можно разбить себе голову о стенку, но если не сходятся — то увы. Мне повезло, что все получилось именно так, и это большое счастье.

В творчестве находит выход все мое хулиганство. Я в жизни не переношу экстрима — никаких парашютов, горок, нет. Зато на съемках у меня никогда не бывает дублеров, что угодно сделаю сама. Это место, где я могу рисковать и где чувствую, что имею на это право.

Не думала как-то специально о «моей красоте»

Да и не хотелось бы знать, что это и есть мой конек. Это вообще плохо, когда женщины эксплуатирует свою внешность и живут только этим. Потому что тогда они обречены на боль и страдание в пятьдесят. Ведь с годами тебе все хуже и хуже, ты становишься злой, ненавидишь молодых девочек, которые ходят рядом. Это же тупик!

Невозможно, когда взрослые актрисы начинают играть роли шестнадцатилетних девочек и пытаются всем доказать, что они такие и есть. Наверное, приятно, когда такие сценарии получаешь, но только если ты с юмором к этому относишься. Как в магазине, когда тебе вино не продали без паспорта. Ну, ребят, мы же понимаем, что реально на шестнадцать не выглядим.

Стандарты красоты сегодня жесткие, да. Все хотят быть высокими, длинноногими, молодыми. Это скучно — все как будто из одного инкубатора.

Я знаю много полных и красивых женщин или, наоборот, очень худых и красивых, вопрос в том, что для тебя органично. Та же Наталья Гундарева, когда похудела, потеряла часть своего обаяния.

Все спрашивают, что я делаю с лицом, как ухаживаю за собой... Ну я умываюсь с утра. Это рецепт? Конечно, не могу сказать, что я такая натуральная деревенская женщина, которая выходит каждое утро косить траву на солнце и у нее ничего нет, никаких морщин. Я пользуюсь какими-то кремами, какие-то баночки, чаще всего аптечные, но даже не обращаю внимания на марки. Когда меня друзья спрашивают, мне надо взять в руки эту баночку и посмотреть, что я там на бегу купила.

Никогда не крашусь в повседневной жизни

Если даже ресницы накрасить — что-то не то, некомфортно, глаза не открываются. А как потереть себе что-нибудь на лице? Все же размажется! Да я себя и не люблю накрашенной. Макияж для меня больше ассоциируется с театром, с ролями, с фотосессиями в журналах. Даже в кино люблю, когда грима минимум. В обычной жизни хочу быть только собой.

Я хожу на тусовки, но не понимаю, что там на них делать. Вот уезжают дети куда-нибудь, я сразу скопом по всем местам пройдусь и считаю, что я на ближайшие три месяца нагламурилась, выполнила программу. Хотя с появлением фонда «Галчонок», попечителем которого я являюсь, стала воспринимать это как некую работу. Спонсоры идут только на известные имена и лица. И надо светиться, заводить знакомства, просить денег. Поэтому я счастлива, когда кто-то из коллег, кто помогает фонду, становится еще популярнее. Как вот Лиза Арзамасова, которая просто взлетела за этот год, — ура, здорово! Скорее в работу, деньги добывать!

Однажды перед новым годом поняла, что не успеваем собрать нашему подопечному ребенку деньги на аппарат для реабилитации. Двадцать какое-то декабря, скоро каникулы, пока люди в себя придут — аппарат уже не понадобится. Набираю одного известного адвоката, он часто помогает, но очень скромный человек, поэтому фамилии не называю на всякий случай. Говорю: «Прости, пожалуйста, но если сейчас не собрать эти двести тысяч, то не собрать уже никогда».

Он: «Так, куда подвезти?». Кругом предпраздничная суматоха, пробки эти, все бегут, и тут человек просто берет и сам немедленно привозит мне деньги. Кидаемся на сайт — и оказывается, из-за курса доллара аппарат стоит уже двести восемьдесят тысяч... Руки опустились. Ну где мне за один день еще восемьдесят тысяч собрать. Прихожу расстроенная к свои знакомым дизайнерам, они выходят навстречу с конвертом в руках: слушай, хотим тебе подарить деньги в фонд, используй, как хочешь... Открываю — а там сто тысяч, еще и на доставку хватило. Понимаете? До рубля ровно сошлось. Это чудо.

«Стиховаренье», в котором сейчас играют Чулпан Хаматова, Ирина Купченко, Дмитрий Хрусталев и другие наши звезды, мы делали, чтобы поддержать свои штаны. Вырос доллар, не хватает на элементарные вещи, но как ты скажешь подопечной семье, что все? Мама воспитывает ребенка одна, мы им помогаем уже два года, и как сказать — больше не можем? Наш куратор Ксюша Онопко — мы с ней боимся иногда разговаривать, потому что именно она общается с семьями, и у нее из-за этого всегда состояние очень тонкое, того и гляди заплачет. Очень тяжело отказывать.

В общем, мы хотели подсобрать денег и придумали небольшой спектакль по мотивам стихотворений современных детских поэтов — Марии Рупасовой, Натальи Волковой, Анастасии Орловой. А в итоге все выросло в большой постоянный проект.

Все актеры работают в «СтихоВаренье» бесплатно, а на средства от продажи билетов мы лечим и реабилитируем детей с органическими поражениями центральной нервной системы.

Один журналист меня спросил: «Вам не кажется, что благотворительность просто стала модной?» Так и слава богу, пусть! Если к нам присоединятся девочки, у которых много денег, много связей и много внутренних проблем при этом, которые просто не знают, в чем смысл жизни, где его искать — это же хорошо. Не только для нас — для них хорошо тоже. Я смотрю иногда на них на этих самых тусовках, и мне их жалко. Бескровные, никого не жалеющие, думающие только о том, как побольше накачать себе губы. Я не против всех этих качаний и вкалываний, делайте с собой что угодно, но это ж не может быть целью. В конце концов даже их богатые мужья их бросают, потому что холодные рыбы не нужны никому.

Вы можете не верить, но я и сама очень скромный человек. Я иногда не могу что-то сказать... Даже когда надо. Это, наверное, недостаток, но он ко мне притягивает очень хороших людей, совестливых, благородных, которые думают о других. За пять минут разговора я понимаю, что из себя человек представляет, есть в нем что-то или нет. Мне неважно, как он выглядит, полный он или худой, красивый или нет. Если у человека есть обаяние — в разговоре, в жизни, — все остальное отходит на второй план.

Женщинам сегодня не хватает слабости. Я и сама из категории людей, которые в принципе все могут сделать сами. Не умею просить о помощи, все всегда пру на себе. А это не самое лучшее качество, кстати. Женщина все-таки должна быть женщиной. И надо иметь большую смелость, чтобы взять и себе это позволить.