«Время — бессильная чушь». Корней Чуковский и его любовь

Корней Иванович болезненно переживал свое особенное, не такое, как у других детей, положение, и страшно стыдился своей «незаконнорожденности», того, что у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед». В его свидетельстве о рождении не было отчества, и когда в компании его спрашивали «А как ваше отчество?», он начинал кривляться: «А я Коля, просто Коля!» — позже он с болью и стыдом описывал это в своих дневниках.

После революции выбранный им псевдоним Корней Иванович Чуковский стал его настоящим, законным именем.

Корней не смог окончить гимназию, но он обожал учиться, сам, по самоучителю, выучил английский и в начале прошлого века был одним из самых образованных людей в Одессе. Он работал репортером в «Одесских новостях», страстно увлекался литературой и думал, что на этом все. Честно говоря, он не надеялся, что у него будет счастливая семейная жизнь. Но мы никогда не знаем, какие подарки приготовлены для нас у судьбы.

Иногда Корней заходил в небольшой магазинчик и там приметил хорошенькую и скромную девушку. Любовь началась сразу: пылкая и на всю жизнь. Весь мир был против них: мама Корнея и родители Марии слышать не хотели об этой свадьбе, плюс они принадлежали к разным религиозным конфессиям – она иудейка, он православный... Но было одно обстоятельство, которое перевешивало все это: Маше вообще было плевать, есть у Корнея отчество или нет. И вскоре она перешла в православную веру.

От нее отвернулись близкие и друзья, зато она могла выйти замуж за любимого. Через несколько месяцев после свадьбы Чуковского, как единственного, кто в редакции знал английский язык, на год отправили спецкорром в Лондон. Бедные молодожены никогда не смогли бы поехать за границу – и тут такая удача!

Вернувшись в Россию, Чуковские поселились под Петербургом, в местечке Куоккала (Репино). У них родились дети, две девочки и два мальчика. Жили трудно: Чуковскому, бескомпромиссному и категоричному, нелегко было в новой реальности. А в конце двадцатых в советской литературе развернулась борьба с «чуковщиной». Корней Иванович негодовал: «Неужели страна не может вместить одного сказочника?», но потом сдался и опубликовал в «Литературной газете» покаянное письмо:

«Я понял, что всякий, кто уклоняется сейчас от участия в коллективной работе по созданию нового быта, есть или преступник, или труп. Когда я вернулся домой и перечитал свои книги — эти книги показались мне старинными. Я понял, что таких книг больше писать нельзя, что самые формы, которые я ввёл в литературу, исчерпаны».

Он сам себе казался Галилеем, который отрекся от даже не от истины – от самого себя. «И что хуже всего: от меня отшатнулись мои прежние сторонники. Да и сам я чувствовал себя негодяем. И тут меня постигло возмездие: заболела смертельно Мурочка».

Мурочка, младшая дочь, заболела костным туберкулезом. Чтобы быть с ней рядом – девочка лечилась в санатории в Крыму – Чуковский вернулся к журналисткой работе, писал очерки о Крыме, о санатории... Когда Мура умерла, он сам положил ее в гроб, отнес на кладбище и опустил в могилу.

В жизни Корнея Ивановича было еще много горя. Он потерял еще одного ребенка – на фронте погиб сын Борис. Его не раз предавали ученики, травили в газетах, отлучали от Дела. Но пока рядом с ним была жена, он справлялся со всем.

Мария - «моя милая, моя вечная» — умерла в 1965 году. И вот эта потеря оказалась самой тяжелой. «Это горе совсем раздавило меня. Ничего не пишу (первый раз в жизни!), слоняюсь неприкаянный». Писатель спасся так: он стал жить, как будто его жена не умерла. Каждый день Корней приходил к Марии на могилу и рассказывал новости, спрашивал совета, делился сокровенными мыслями. В дневнике он написал, как волнуется и торопится каждый раз, бежит на кладбище, будто на свидание:

«И еще одно: когда умирает жена, с которой прожил нераздельно полвека, вдруг забываются последние годы, и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью — забываются седые волосы, и видишь, какая чепуха — время, какая это бессильная чушь».