Странная верность Константина Рокоссовского: жене другого уже не найти

Зато остальное мог писать честно. Отец – рабочий на железной дороге, мать – учительница. Если скрыть, что отец дослужился до ревизора – это не совсем ложь, это умолчание. Так же, как и то, что родился отец в дворянском звании. Семья лишилась шляхетства из-за участия в польском восстании 1863 года. В конце концов, умер Рокоссовский-отец, когда Рокоссовский-сын был ещё ребёнком, так что его воспитание определялось полностью матерью, этнической белоруской Антониной Овсянниковой.

Искусством умалчивания в сталинские десятилетия владели виртуозно. Но Рокоссовский прибегал и к прямому обману, изменив себе не только отчество и малую родину, но даже возраст – Константин Константинович убавлял себе два года. Первую мировую Константин прошёл драгуном – и героем, с двумя Георгиевскими медалями, второй и третьей степени. Потом так же героически прошёл Гражданскую, служил в Красной Армии везде, куда посылала его Страна Советов, но... В итоге не избежал тридцать седьмого года.

В тот год Сталин фактически зачистил ряды коммунистической партии, оставив только наивернейших. Множество старых большевиков – участников Октябрьской Революции и Гражданской – слетели с должностей, оказались в лагерях, были расстреляны или, как минимум, вылетели из партии прочь. Рокоссовского сначала исключили из партии – за недостаточную классовую бдительность, то есть за недонесение на товарищей, а затем предъявили ему самому обвинение в работе на разведку Польши. Обвинение, как потом выяснилось, было основано на показаниях давно погибшего человека...

Уже потом, перед самой Великой Отечественной, на которой он понадобился, ему вставили новые зубы. У Рокоссовского на всю жизнь остались криво сросшиеся рёбра и пальцы ног после ударов, в том числе молотком. Его выводили во двор якобы расстреливать и давали холостой залп – он только шевелил бровью на разбитом лице (была у него такая привычка). А потом... Отпустили. 1940 год. СССР уже поделил Польшу с Германией, приблизив к ней свои границы, и вовсю готовился воевать. Рокоссовскому помогли поехать с семьёй в Сочи, восстанавливать здоровье. Опытный офицер был очень и очень нужен.

В молодости Рокоссовский был настоящим красавцем – девушки постоянно с ним заигрывали. Трудно представить, что сам он, вместо того, чтобы пользоваться своей популярностью, женщин очень смущался. Так, увидев свою будущую жену, Юлию Бармину, на концерте в доме офицеров в Бурятии, он не смог себя заставить к ней подойти. Вместо этого год ездил мимо её дома, чтобы как бы невзначай встретиться и разговориться... В общем, Рокоссовский мог и вовсе не жениться, если бы его приятель не начал встречаться с подругой Юлии – и не помог Константину познакомиться со своей сердечной зазнобой.

На самом деле, интерес офицера Брамина заметила давно. Трудно было не заметить: стоило Рокоссовскому появиться на улице, и вся семья кричала: «Юля, опять твой рыцарь!» Когда же наконец рыцаря Юлия представила семье как жениха, родители чуть не намертво легли: какой может быть брак? «Военные – как цыгане», – буквально так ей сказали. «Завезёт куда-нибудь и бросит...» Но в двадцать третьем Бармина стала женой Рокоссовского, а в двадцать пятом – матерью его дочери Ариадны. Им троим было отпущено двенадцать лет счастья вместе. А потом было обвинение в шпионаже, фальшивый расстрел... Год в Сочи и – фронт. А вместе с ним в жизнь Рокоссовского вошли две другие женщины. Рыцарь нашёл себе других дам.

Сейчас Валентину Серову чаще всего вспоминают по фильму «Сердца четырёх». Там её героиня заводит было роман с товарищем по работе – но в итоге находит любовь в лице очень вежливого офицера. В жизни Серова была кумиром половины советских мужчин – по крайней мере, перед Великой Отечественной и во время нее. Естественно, чтобы поддержать дух бойцов, Валентина выступала в госпиталях. И однажды, придя с песнями в одну офицерскую палату, чуть не с порога утонула в синих глазах. В ответ на её взгляд офицер – заметно её старше – чуть смущённо улыбнулся. Такой скромной улыбки у человека в чинах Серова, наверное, никогда раньше не видела. Может, за улыбку и полюбила...

Вернувшись домой тем же вечером, твёрдо сказала неофициальному мужу – люблю другого. Мужем был знаменитый поэт Константин Симонов. Он с изумлением наблюдал за начинающимся романом Валентины с самим Рокоссовским. Более того, когда Рокоссовский отбыл на фронт, именно через Симонова она послала ему письмо. Она была уверена, что всё уже ясно между ними троими – что Симонов, как нормальный человек, мужественно воспринял расставание и новую любовь. Но увы, реальность была далеко от того, какой её представляла Серова. Симонов пошёл напрямую к главному своему поклоннику – Сталину, с жалобой на аморальное поведение... Рокоссовского. Мол, сбил с пути супругу, вскружил голову, как они, офицеры, это любят делать.

Сталин призвал Рокоссовского к себе. Говорят, он задал маршалу только один вопрос: напомните, мол, Константин Константинович, чья жена Серова и чей муж – вы? Моральный облик членов партии при Сталине блюли свирепо, и даже неофициальный брак воспринимали очень серьёзно. А уж такую идеальную пару, как талантливая актриса и талантливый поэт, диктатору, похоже, просто было приятно видеть. Рокоссовскому осталось только забыть о Серовой, чтобы не навредить ей – потому что сомнений, что следующий разговор будет именно с Валентиной, не было.

Потом она вышла замуж за Симонова. Официально. И была несчастна. Он буквально сдал её сына в интернат на другом конце страны. Она буквально спилась. Они расстались, и он вычеркнул её из посвящений. Вот и вся мораль...

Короткий роман с Серовой породил слухи о том, будто бы из-за неё маршала назначили министром обороны в Польше – подальше от жены Симонова. Будто бы до того он приезжал под её окна и на глазах свидетелей вставал у своего автомобиля, чтобы взглянуть в окно актрисы – синеглазо, нежно. Но дочь маршала, Ариадна, отрицает, что с Серовой у её отца были хоть сколько-то длинные отношения. Он изменял её матери – напишет потом Ариадна, но ту, действительно другую, звали – Галина.

Галина Таланова была военврачом. Она всю жизнь хранила совместное фото с Рокоссовским. На этом фото он высокий, красивый, чуть смущённый, она – хрупкая, очень молодая. На фронт Таланова попала в двадцать два года. Вчерашняя выпускница – она почти сразу оказалась с той стороны гигантской мясорубки, откуда выпадал человеческий фарш. Страшные раны, ампутированные конечности, сходящие с ума от боли пациенты... По нескольку раз на дню нюхала нашатырь, чтобы просто остаться на ногах. Самой с ума сходить было никак нельзя – права не имела.

Знакомство с Рокоссовским – тогда ещё генералом – было совершенно киношным. Помчалась встречать грузовик с раненым – и генерал её окликнул. «Что ж вы, товарищ офицер, не отдаёте честь?!» Перепуганно вскинула руку – и поняла, что генерал смеётся. Наверное, ему, боевому офицеру с опытом, смешной казалось переполошённая крохотная девушка, вот и не удержался от замечания. Чтобы ещё больше всполошилась. Но потом, быть может, сам смутился, как часто с ним бывало – когда молодая врач уставилась на него огромными карими глазами, вытягиваясь по струнке, с несчастным юным лицом.

Свой роман с Галей Рокоссовский ото всех скрывал как мог. Знал, какие порой словечки говорят о женщинах, которые на фронте лепились – в поисках и тепла, и защиты от грубого внимания прочих мужчин – к соратникам в чинах. Так что никакой фамильярности с офицером Талановой себе не позволял. А вот в редкие тихие, укромные часы они были друг другу Галочкой и Костей. Он её звал ещё – «Воробушком».

Когда Рокоссовского принесли ей как пациента – окровавленного, с поражёнными осколками печенью и лёгкими – не смогла Таланова сдержать вскрика. Осматривала как во сне. Постановила: только в госпиталь в Москву. Помочь на месте она могла мало чем. А там, в Москве – чего она не знала – была Серова, и была жена – об этом Галина уже имела представление. Жена о Галине представление имела тоже – и на письма мужа не отвечала. То есть... отвечала, но не отсылала писем. Её терзала справедливая обида. Уж лучше б написал: прости, у нас с тобой всё кончено, чем так, за спиной...

Была ли вообще Серова сердечной слабостью? Или, как утверждала Ариадна Рокоссовская, не было никакой Серовой – были фантазии истосковавшейся по любви актрисы, несчастной в своём союзе с Симоновым?

Таланова шла вместе с фронтом на запад. Чудом не умерла под бомбёжкой – рядом стоящую подругу убило. Рокоссовский тоже двинулся вслед за фронтом, долечивался в полевом госпитале. И – снова вспомнил о своей Галочке. Присылал за ней личный автомобиль, уже едва скрывая роман. В январе сорок пятого Галочка родила. Это было под Варшавой. Девочку назвали Надеждой. В метрику Константин Константинович твёрдо приказал вписать свою фамилию. Но Галине дать её не мог. Объяснил: в тридцать седьмом Юлия его не бросила. Не мог он её бросить теперь, когда ей будет трудно найти нового мужа.

Таланова дошла до самого Берлина, буквально с ребёнком на руках. Рокоссовского перебросили командовать вторым Белорусским фронтом. После Победы он вернулся к жене, а Галина вышла замуж за лётчика-испытателя, родила ещё дочку, Марину. Дочерей маршал друг с другом никогда не знакомил, хотя участвовал в жизни обеих. Они познакомились после смерти отца и обнаружили, что никакой неприязни друг к другу не испытывают. Обе были Рокоссовские. Обе потом разбирали его письма: к одной матери и к другой. Галине он их писал в стихах...