Проклятие крепостных балерин: прекрасные игрушки в руках Карабаса-Барабаса

Видимо, у господ сработало чутье на талант: из Татьяны действительно получилась звезда. Когда Шлыкова появлялась на сцене, зрители не сводили с нее глаз, а однажды на представление прибыла сама императрица Екатерина II. Государыня была восхищена юным дарованием: она приказала привести девушку к ней в ложу, ласково с ней заговорила, разрешила поцеловать руку и подарила немного денег. Когда Татьяне Шлыковой исполнилось 20 лет, она могла уйти от Шереметева и его жены Прасковьи Жемчуговой, — ей дали вольную. Но куда бы она пошла? В барском доме у нее была спокойная сытая жизнь, относились к ней хорошо... Ей доверили воспитание сына Шереметева, потом Шлыкова нянчила его внука. Словом, стала практически членом семьи.

Впрочем, судьба Татьяны Шлыковой — редкое исключение из правил. Обычно крепостные артисты должны были терпеть унижения, побои и насилие. Когда они находились на сцене — им аплодировали и кричали «браво!», но стоило эту сцену покинуть — и они становились такими же рабами, как те, кто ухаживал за скотиной и работал в поле.

Вообще граф Шереметев тоже не церемонился с «мужиками и бабами», которых иногда освобождали от основных работ, чтобы они «представляли» на сцене. Обласканы были только немногие ведущие артисты. По крайней мере, их старались кормить посытнее и не слишком переутомлять. Остальные же вели полуголодную жизнь в темных и тесных, почти не отапливаемых помещениях. Зато на обустройство своего театра граф денег не жалел: он выглядел роскошнее, чем императорский дворец, все сияло золотом, гости поднимались по мраморным лестницам...

А для обучения крепостных актеров были выписаны мастера сцены из Европы. А как иначе — это ведь был вопрос престижа! Чем пышнее театр — тем, значит, богаче его владелец. Известно, что в Москве в начале XVIII века было уже 53 таких театра. Впрочем, не только в России подневольным балеринам приходилось проходить через унижения: в Париже было ничем не лучше.

Много говорили тогда и о театре графа Каменского. В него пускали не только благородных господ, но и простую публику: граф любил «поиграть в демократию», иногда даже сам продавал в кассе билеты. Как только начинался спектакль, граф шел за кулисы, откуда пристально наблюдал за кулисами за своими актерами. Если кто-то ошибался на сцене – в антракте несчастного ждали жестокие побои, стоны и крики истязаемых доносились даже до зрителей.

Некоторое послабление от обычных работ ждало невольников-артистов лишь на короткое время. Ведь все они должны были много и тяжело работать на барщине, чтобы барин не остался без урожая. Да и свои крошечные клочки земли надо было обрабатывать, чтобы не умереть с голоду. Так что в летнюю страду о театре приходилось забывать. Сегодня трудно это представить, но в те времена помещики пытались даже «разводить» крепостных артистов, то есть «улучшать породу», будто речь шла о лошадях.

Талантливых актеров насильно «скрещивали», добиваясь потомства. Созданные таким образом «семьи», само собой, не были счастливыми. Тем более, что «актерок» барин обычно использовал, как хотел, для услады себя самого и своих гостей. Некоторые даже создавали у себя нечто вроде гаремов, прослышав об этом обычае на Востоке. При этом наложницы были замужем. И по ночам их били мужья — за «блуд».

Особо «изобретательные» господа после спектакля заставляли самых хорошеньких балерин полураздетыми стоять в саду, изображая прелестных нимф. Разгоряченные вином и представлением гости с удовольствием любовались юными девушками, а некоторые позволяли себе и больше — гонялись за «актерками», насиловали их... Актеров и актрис часто продавали, меняли и даже сдавали в аренду. Это было выгодно: талантливую балерину можно было продать за 5 тысяч рублей, в то время как горничная могла принести своему хозяину лишь 80 рублей, а крепкий мужчина-работник — до 120.

Господа считали балерин и артистов своей собственностью. Для них они ничем не отличались от породистого пса или дорогой лошади. Поэтому любые проявления воли карались жестоко. Князь Николай Шаховский запрещал, например, своим артистам приближаться друг к другу ближе чем на метр, женщины не имели права смотреть на мужчин и разговаривать с ними. Если кто-то из актеров был замечен в небрежности, после представления его усаживали на стул, приковывали к нему, а на шею надевали рогатку, которая не позволяла изменить положение тела. Так несчастному приходилось сидеть всю ночь. Некоторые не выдерживали истязаний и умирали.

Генерал Иван Шепелев получил прозвище «Нерон» — за особую жестокость с крепостными актерами. Он содержал балерин в тесных сырых комнатах-камерах с решетками на окнах. Если какая-нибудь из них осмеливалась поднять взгляд на мужчину, барину немедленно сообщали об этом «стукачи». Расплата следовала тут же. Одна из балерин Шепелева однажды написала любовную записку своему сердечному другу-капельмейстеру, такому же крепостному. Когда об этом узнал Шепелев, больше никто не видел ни девушку, ни ее возлюбленного: у капельмейстера случился «сердечный приступ», а девушка и вовсе пропала без вести.