Её называли Леди Смерть: история советского снайпера Людмилы Павличенко

Женщина кивнула. Она была согласна. И всё же из песни слов было не выкинуть. Вот уже несколько дней, как она не застрелила ни одного. Хотя за одним как раз и охотилась. Ей дали задание – «снять» немецкого снайпера, который пошёл на второй десяток убитых советских воинов. Они оба были необыкновенно хороши. Оба – терпеливы до невозможности, способны часами, порой больше суток, не шевелиться, лёжа в укрытии. Он охотился на неё так же, как она – на него. Однажды в укрытии, пытаясь засечь снайпера – обводя глазами пейзаж раз за разом – Павличенко заснула. Ненадолго.

Видно, чтобы быть уверенным в попадании. Павличенко осторожно начала продвигаться навстречу, то и дело заглядывая в прицел. Заглянув в очередной раз, она увидела, как немец в неё целится – и моментально спустила курок. Смертельная дуэль была завершена.

Снайпер был не единственным охотником за её головой. Её пытались накрыть пулемётным огнём. Высчитывали место, где она могла бы быть, чтобы накрыть его из миномёта – ничего живого на этом месте не оставалось. Но Павличенко была как будто неуловима. Кто-то сказал про женщин, что они идеальные снайперы: хладнокровны (не поддаются азарту, не отвлекаются из-за неудач), терпеливы, наблюдательны. В таком случае, Павличенко была женщиной в квадрате. Все три качества в ней были высоты почти нечеловеческой.

За год с начала войны до июня сорок второго, когда Людмила попала под миномётный огонь, для неё прошла целая отдельная жизнь. Она не только постигла снайперскую науку до деталей и сняла больше трёхсот немецких офицером... В этот год она встретила мужчину, которого полюбила, тоже снайпера – Леонида Киценко, успела подать с ним вместе рапорт с просьбой о заключении брака и... вынести на себе его, умирающего, с поля боя. Так и не став его законной женой.

Её саму живой унесли через полгода чудом. Ранение было серьёзным – отправили в госпиталь на Северный Кавказ. После выписки – сразу контузия. А там, по второй выписке, врачи предупредили: в снайперы больше никак. Не ручаются они ни за реакцию, ни за то, восстановятся ли руки. Они теперь у Павличенко тряслись, стоило взять в них вес тяжелее ложки. Повреждены были печень, голова, позвоночник...

Она и сама чувствовала, что не оправится. Ещё, лёжа в госпитале, писала сестре Валентине: «Меня всё равно не вылечат». Это письмо она отослала на листе магнолии, растения, которое она впервые в жизни увидела, оказавшись в госпитале. Оно до сих пор бережно хранится в Музее современной истории России.

Но если стрелять нельзя – а сердце горит родину защищать? Людмиле предложили сделать это лучшим способом, который теперь был возможен. Поехать в США. Говорить самой, от лица таких, как она – что такое эта война, почему важно остановить немецких фашистов.

Павличенко действительно была Очень Обычной Советской Девушкой, если смотреть по биографии. Её родители переехали из Петрограда под Киев (есть версия, что оттуда родом была её мать, которой оказалось тяжело жить в северном городе). Людмила родилась перед самой революцией, а вскоре после революции ей пришлось надолго попрощаться с отцом: Михаил Белов стал комиссаром Красной Армии и ушёл «бить белых».

Потом была мирная, размеренная жизнь, пока в восьмом классе Людмилу не соблазнил приезжий студент. Отец Людмилы, уже НКВДшник, заставил его жениться, но семейная жизнь не задалась. После родов теперь уже Павличенко, а не Белова, обнаружила, что муж её – домашний тиран, и преотвратительный. Она взяла ребёнка и пришла назад к родителям. Те приняли, а чтобы её жизнь дальше устроить нормально, переехали в Киев: отец сумел перевестись.

Там Людмила училась в вечерней школе, днём работая на заводе. После школы поступила в институт, на историка. Увлеклась с другими девчонками модными кружками – бегала летать на планерах, стрелять из винтовки...

О войне, как и все, Людмила узнала, услышав по радио размеренные и страшные слова. Схватила документы, побежала в военкомат. Едва взглянув, сотрудник сказал: мол, не сегодня, девушка, призыв медиков позже. Павличенко достала значок, который выдавали закончившим снайперские курсы – сотрудник лишь плечами пожал. Снайперов не призывали тоже.

Их начали призывать через пять дней. А через шесть дней от начала войны Людмила Павличенко, советская гражданка, студентка, комсомолка, мать девятилетнего мальчика Ростислава, давала воинскую присягу. Присягу ей пришлось давать от мальчика Ростислава очень далеко, даже не попрощаться. Он остался в Киеве, а Людмила как раз проходила дипломную практику в Одессе, работала в библиотеке с материалом по переяславской раде. Мама узнала о том, что дочь на фронте, через несколько месяцев – из письма.

Обо всём этом ей приходилось раз за разом рассказывать в Америке, встречаясь с представителями студенческих организаций, с журналистами, с политиками. А о том, что винтовку так и не получила, смолчала. Не было винтовок, не хватало. Некоторое время рядовая Павличенко только смотрела, как сражаются другие. Потом на её глазах погиб солдат; она подползла к ещё неостывшему телу, чтобы забрать из рук винтовку и найти к ней патроны. Винтовка была обычная. Пока не доставили снайперские, Павличенко стреляла из неё. Конечно, не по-снайперски, из засады. А просто как все.

В США Павличенко взяла под своё крыло Элеонора Рузвельт, первая леди страны. Она её буквально продвигала, как только могла. Независимо и от Павличенко, и от Рузвельт вокруг Людмилы в Америке стали появляться легенды. Например, многие утверждали, что якобы она рассказала: пошла на фронт после того, как на её глазах убили её мужа и сына. Если мужем можно с натяжкой признать жениха, который действительно умер на глазах Людмилы (правда, когда она сама уже воевала), то легенда об умершем сыне вызывает недоумение. Но иначе тогда более патриархальной, чем СССР, Америке было не объяснить для себя женскую отвагу.

После рассказов Павличенко и других прибывших с ней фронтовиков на встречах с публикой из зала доставляли чек-другой: впечатлённые слушатели спешили поддержать их борьбу. К одному из чеков, на тысячу долларов, прилагалась записка: купите себе, мол, подарок! Конечно же, никакой подарок советские воины покупать не стали, отдали сотрудникам посольства. Каждая копейка или, точнее, цент, собранный в США, должен был пойти на оборону.

Несколько месяцев Павличенко провела на положении звезды. И самым звёздным было её выступление в Чикаго, перед тысячами человек, когда она заявила: господа, не слишком ли вы долго прячетесь за моей спиной? Этот простой вопрос, произнесённый без надрыва, ясным голосом, по утверждению советских дипломатов, был той каплей, которой им не хватало до успеха в переговорах. Во многом благодаря поездке Павличенко и её речи второй фронт в Европе был открыт. А Людмила вернулась на свой, первый.

Воевать она уже не могла, по крайней мере – со снайперской винтовкой. Но Павличенко взялась обучать новых снайперов, и подготовила их несколько десятков. На этом обычно рассказ о жизни Людмилы обрывается. Потому что потом закончилась война, а после войны никому не интересна женщина-солдат. Но... Себе-то она интересна? Так что Людмила продолжила жить и идти вперёд.

Когда война закончилась, мальчику Ростиславу Павличенко было уже тринадцать лет. Он сильно вытянулся за время маминой службы, но она узнала сына сразу, как увидела. Они обнимались и понимали, что не могут больше расстаться, никогда. И действительно, никогда не расставались по-настоящему, надолго. А ещё – никогда в жизни Людмила не позволяла себе оскорбить сына или ударить его, даже шлёпнуть. После того, как она видела детские трупы в освобождаемых деревнях, у неё бы рука не поднялась на живого ребёнка. Сама она ещё раз вышла замуж, но детей у неё больше не было. С мужем и сыном переехала жить в Москву.

В 1953 году Людмила, наконец, уволилась в запас. По состоянию здоровья. После этого были годы хождений по врачам и оформленная вторая группа инвалидности. Не удивительно, что в сорок втором доктора больше не пускали Павличенко на передовую. Некоторое время она была научным сотрудником Главного штаба Военно-Морского флота СССР, но в 1956 году решила перейти в Советский комитет ветеранов войны.

С Рузвельт она переписывалась много лет, даже выучила для этого английский. Элеонора приезжала проведать Людмилу в 1957 году. Сама Павличенко ездила за пределы соцблока только в африканские страны – она состояла в Ассоциации дружбы с народами Африки.

Мальчик Ростислав вырос в товарища Павличенко, обзавёлся семьёй. Людмила всегда с удовольствием виделась с внуками. Те запомнили её навсегда как женщину яркую, эмоциональную, добродушную и весёлую. И, увы, не успевшую толком состариться. Подорванное здоровье свело Павличенко в могилу в возрасте пятидесяти восьми лет. Чтобы ухаживать за матерью, Ростислав уволился с работы. До последнего был рядом, обихаживал, как сиделка.

Её сын дожил до 2007 года. Одна из внучек, Алёна, стала художницей и в наше время живёт в Греции. Она до сих пор бережно хранит военный берет бабушки и серебряную ложечку – подарок Элеоноры Рузвельт на рождение первой внучки.