Лина По: незрячая балерина, которая лепила танец и прославилась на весь мир

Многие тогда готовили дочерей прежде всего к замужеству, но не Горенштейны. Родители настояли, чтобы Лина получила хорошее высшее образование – и она поехала из родного Екатеринослава (ныне Днепр) на Женские курсы в Харьков. Это сейчас «женскими курсами» зовут какие-нибудь мастер-классы по удержанию мужчины, который, похоже, вовсе не хочет быть рядом. В те годы так звались вузы для девушек. Харьков в истории женских курсов стоял наособицу.

Начиная с конца пятидесятых годов девятнадцатого века, девушки Российской империи боролись за доступность высшего образования. У них были союзники среди прогрессивных профессоров и студентов, но дело двигалось медленно. Российские власти не спешили реагировать на запрос.

В 1863 году, разрабатывая единый университетский устав по стране, правительство опросило несколько крупных университетов империи, возможно ли допускать женщин слушать лекции, в каком качестве это возможно и стоит ли потом давать диплом. Увы! Изо всех опрошенных только киевский и харьковский университеты заявили, что не видят причин не допускать студенток к обучению с последующей выдачей дипломов. Причём харьковчане добавляли, что выпускницы должны потом занимать те же государственные должности, что выпускники.

Однако Харьковский университет, например, с этим не смирился. В 1881 году профессора написали ходатайство об открытии Высших женских курсов. К тому моменту они уже допускали вольнослушательниц на свои лекции. Вскоре после ходатайства (которое, понятно, отклонили) и практику допуска вольнослушательниц запретили. Только в начале двадцатого века в Харькове открылись, наконец, женские курсы. Основным факультетом считался медицинский.

Вот туда Полина Горенштейн, по настоянию родных, и поступила. Но естественные науки были совершенно не её стезёй. Обучение оборачивалось мучением. Тем временем вокруг кипели революционные годы. Возраст совершеннолетия установили общий для мужчин и женщин, и право распоряжаться жизнью закрепили в законах общее. Лина поколебалась... и распорядилась. Она ушла из вуза, чтобы посвятить свою жизнь танцам. Голодные и опасные годы революции стали первым несчастьем, которое приблизило её к счастью.

Хотя грезила Лина скорее Айседорой Дункан, учиться пошла в харьковскую студию к балерине Тальори – за звучным сценическим псевдонимом скрывалась небезызвестная харьковская балерина Наталья Дудинская-старшая. Параллельно Лина пошла в студию лепки Элеоноры Блох, скульптрисы, учившейся у самого Родена. Порой лепила своих соучениц-балерин, им на радость. Очень быстро стала выступать и в Харькове, и в Киеве – столице свеженькой УССР.

Таланты из низов (а евреи, как дискриминированные при царе, автоматически считались низами, если только не были фабрикантами) в те годы поощряли путёвками. Или на отдых, или на учёбу. Лине выдали путёвку учиться в Москву. Карьера её взлетала быстрее и круче авиатрисы Любови Голанчиковой на аэроплане. Одновременно поступив во ВХУТЕМАС – ради скульптуры – и на курсы при Большом театре – хореографические, Лина, однако, вскоре оказалась перед выбором. Там и тут учили плотно, требовательно. Там и тут совершалась революция в искусстве. Ковался тот самый балет, который станет потом визитной карточкой СССР. Ковались новые художники и скульпторы, которые прославят в веках саму аббревиатуру ВХУТЕМАС. Там и тут требовалась полная отдача.

Век балерины недолог – потом успеет перейти к скульптуре... В 1924 она уже была дипломированной хореографиней и сама учила новые поколения. Удивляла учениц, даря им порой их портреты у станка. Зарисовывала и танец, который собиралась ставить. А параллельно, конечно, выступала – ездила по всей стране. Ей не светило стать легендарной балериной, но талантливой она, без сомнения, была. Зрители и критики встречали теплее некуда.

Будущее её казалось уже расписанным на годы вперёд. Но в тридцать пять лет балерина заболела гриппом. Грипп дал осложнение – энцефалит. Танцовщицу парализовало. Хуже того, она потеряла зрение и... способность воспринимать и запоминать музыку. Такая проблема называется в мире неврологов амузией. Какая насмешка судьбы: буквально всё, что связывало Лину По с танцами, пропало!

В неврологической клинике при Московском научно-исследовательском клиническом институте имени Владимирского балерина Лина По была, прежде всего, «интересным случаем». Лечили её с азартом. Пробовали и лекарства, и массаж, и психологию. Движения начали понемногу возвращаться, но – не зрение. Чтобы чувствительность и подвижность рук быстрее восстановилась, пациентке рекомендовали простое рукоделие. Лина была растеряна – руками она ничего особенного мастерить не умела. Ни шить, ни вязать, ни бумагу складывать в фигурки...

– Ну, что-то же вы делали руками? Было у вас какое-нибудь увлечение? – настаивал профессор Шамбуров, невролог, лечивший «интересный случай» совместно с офтальмологом Филатовым, также профессором.

Визуальные искусства вроде живописи, рисунка, скульптуры называются так, потому что требуют зрения, визуальных способностей. Трудно представить, как они ей могут помочь. Да и не устроит же она на тумбочке мастерскую? И для рисования, и для лепки нужна довольно большая поверхность, надо следить за чистотой, порядком, а она не видит ни-че-го, и из поверхности у неё только тумбочка у кровати.

– А вы пробовали лепить из хлебного мякиша? – оживился Шамбуров. Из мякиша лепили арестанты в царских тюрьмах, но этого он говорить не стал. – Вы попробуйте, особенно ржаной очень лепкий.

Позже он буквально втиснул в руку женщине кусок хлеба: лепите, товарищ По, лепите же! И она стала лепить. Наощупь, на память. Мышат, слонят – разных милых зверушек. Профессор был доволен. Руки очень быстро обретали точность и проворство движений. Через несколько месяцев Лину вылечили. Паралич был устранён полностью, равно как и амузия. Со слепотой профессора сделать ничего не смогли. Но Лина, похоже, уже утратила подавленное состояние духа. Большинство балерин оставляли сцену как раз в тридцать пять. Она всегда подумывала потом уйти в скульпторы. Так значит... просто пришла пора?

Легко сказать – просто сменила род деятельности. Прежде всего, потерявшему зрение человеку приходится как-то налаживать свой быт. Учиться безопасно передвигаться в собственной же квартире, учиться организовывать бытовой труд и труд производительный. Конечно, По государство платило пенсию, но она работала, потому что ей надо было работать, потому что давно хотелось и мечталось лепить скульптуры – не ради денег.

Скульптору требуется довольно много пространства, и незрячей скульптрисе пришлось учиться его организовывать так, чтобы работа была возможна. Она лепила из сырой глины – и инструменты, и воду для смачивания глины надо было находить быстро, чтобы материал не попортился. Конечно, больше всего она лепила – танец. Танцоров. Танцовщиц.

Поначалу до рабочего места По добиралась на костылях. Приходящий наблюдать за восстановлением Шамбуров расспрашивал, как работает, как живётся, рассматривал новые фигурки на рабочем столе. Однажды Шамбуров увидел там женскую головку, исполненную с невероятной реалистичностью.
– Кто это, товарищ По?
– Вероника, – с заминкой ответила незрячая танцовщица.
Шамбуров не стал комментировать ответ, хотя заметил, что Лина вылепила свой собственный портрет, притом – замечательного сходства. И очень, очень печальный... Профессор выпросил глиняную головку, чтобы сделать с неё бронзовую отливку.

Нет, Лина не была в своей квартире одна. За ней ухаживала сестра, Мария. Помогала. Но нянькой сестру По видеть не хотела, как ни была ей благодарна за заботу. Постоянно стремилась к тому, чтобы двигаться, ориентироваться, вообще жить как можно самостоятельней. Тем более, что на Марии был ещё и сынишка Рома. Правда, большую часть дня Лине никакой помощи не требовалось. Она стояла и лепила, лепила, лепила. Она даже во сне порой лепила – с утра спросонок просила не попортить новую работу. Удивлялась, что та ей только приснилась – руки и поутру помнили, как оглаживали и щипали глину.

Уже через три года после злополучного гриппа состоялась выставка Лины По. Через четыре она прогремела скульптурой «Прыжок» – искусствоведы признали, что в советской скульптуре зажглась новая звезда. После выставки, где был представлен прыжок, в квартиру и студию (всё в одном) бывшей балерины пришла закупочная комиссия из Третьяковской галереи. Отбирали работы тщательно – ведь один из главных художественных музеев страны. Выкупили, конечно, тот самый «Прыжок». С ним ещё взяли «Мальчика со змеем» и «Негритёнка» – гимны детству и интернациональной дружбе. Тогда ещё американские фильмы были не в ходу, и название портрета африканского мальчика с плохими словами не ассоциировалось. О покупке немедленно сообщило издание «Советское искусство».

Карьера, казалось, опять летит, как аэроплан Голанчиковой к небу: круто, быстро, с азартом и задором. Комиссия Союза художников, принимая работы Лины, мялась – а точно ли незрячая женщина их выполнила? Детальность, выразительность, казалось, для слепой нереальны. Яковлев, один из художников, принимающих По, нашёл тактичный способ проверить. Он выбрал скульптуру, изображающую Кармен в танце: «Ваша испанка очень хороша. Но мне кажется, будь у нее в руке веер, стала бы ещё лучше».

Лина наощупь взяла в руки пластилин, быстро вылепила изящный веер, с улыбкой разместила его в правой руке глиняной танцовщицы: «Вы правы, пусть танцует с веером!» И тут же оказалась в союзе. Но уже через два года после поступления в Московский союз началась Великая Отечественная. Незрячую скульптрису вывезли в Уфу. Она продолжила там работать. Очень хотелось что-то сделать для родины, для защитников и защитниц – но без зрения она не могла, кажется, ничего. Только продолжать творить, теперь – на военную тему (точнее, и на нее тоже). Хотя считалась к тому моменту По, прежде всего, портретисткой.

Самое странное было то, что изумительной точности и выразительности портреты она создавала не только с тех людей, чьи черты она могла исследовать пальцами. Давно умерших писателей она лепила с той же точностью! Её портреты Пушкина и Чехова признаны шедеврами.

Жизнь в эвакуации, в комнатушке два на два метра (с сестрой, с рабочим столом!) не улучшила здоровья Лины По. Ослабленный после давнего гриппа организм тяжело переносил любые удары. Именитой балерине и художнице предоставляли настолько качественную медицинскую помощь, насколько возможно, но в сорок восьмом году, не увидев и полувекового юбилея, она угасла от очередной болезни. А работы её продолжали разъезжать по городам и странам, как когда-то, балериной, разъезжала она.