Две жизни Онегина Гаджикасимова, автора песни «Алёшкина любовь»

Удивительным именем – Онегин – он обязан своей маме. Махтабан-ханум преклонялась перед русской литературой, а ее сын родился в 100-летие Пушина, в 1937 году... Онегину было 17 лет, когда он уехал из Баку в Москву, поступать в Литературный институт. На своем курсе он был лучшим, и уже в студенчестве начал публиковать стихи и рассказы. Сокурсники его обожали, да и вообще люди к нему тянулись, а он еще и выглядел очень по-шестидесятнически: красивый, спортивный. Онегин изумительно готовил, отлично разбирался в вине. Женщины любили его, а он их. Друзья восхищались его способностью зарифмовать любую фразу. В общем, он был харизматиком и душой любой компании.

После института Онегин устроился в музыкальную редакцию Всесоюзного радио, делал передачи про эстраду, и нашу, и зарубежную. Ему очень нравились зарубежные песни, без дидактики, без идеологии; одни хотелось петь, потому что было грустно, другие пелись, когда пела душа. Особенно нравились ему эти четверо парней из Ливерпуля. Хотелось, чтобы и у нас было что-то такое: искреннее, простое, талантливое и – прекрасное, черт возьми! И Онегин начал писать тексты для песен о любви, и сразу стал делать это лучше всех. Поэтому с ним хотели работать самые лучшие композиторы, и его песни пели популярнейшие Муслим Магомаев, Валерий Ободзинский...

Чтобы купить пластинку с песнями «на стихи О. Гаджикасимова», люди часами простаивали в очередях. Тираж его пластинок был рекордным в СССР – 15 миллионов 795 тысяч! Любой певец знал – если он получит песню Онегина Гаджикасимова – все, успех! Популярность, считай, в кармане. В конце шестидесятых – начале семидесятых Онегин зарабатывал кучу денег. Он был богатым, известным, успешным. И он сделал себя сам.

Объяснить это все можно было только одним словом: талант. Онегин мог найти для песни совсем простые слова, которые хотелось слушать и слушать. Эти слова запоминались, как пароль к молодости, как письмо от далекого друга, которого никогда не увидишь.

Опять мне снится сон, один и тот же сон,
Он вертится в моём сознании, словно колесо...
Ты в платьице стоишь, зажав в руке цветок,
Спадают волосы с плеча, как золотистый шёлк...

Моя иль не моя?.. Теперь уж не моя...
Но кто он, кто тебя увёл, скажи мне хоть теперь.
Мне снятся вишни губ и стебли белых рук...
Прошло всё, прошло остался только этот сон,

Остался у меня на память от тебя
Портрет твой, портрет работы Пабло Пикассо...

Где талант – там и зависть. Зависть любит выходить в белом пальто, маскироваться под защитницу вечных ценностей. В 1971 году в «Советской культуре» вышла статья поэта Льва Ошанина, в которой он обвинял Гаджикасимова и других поэтов-песенников в примитивности, пошлости, неспособности сделать советских людей лучше, богаче духовно. Онегину в этой статье досталось больше всех.

Современники вспоминают Ошанина как доброго и хорошего человека. Ему было как бы обидно за поэзию, за то, что он ей Служит, а другие вот так: тяп-ляп, и гонорар в кармане.

В это время руководителем Гостелерадио СССР был такой Лапин, по прозвищу Инквизитор. До этой должности он был послом в Китае, и вынес оттуда огромную любовь к оперетте. Все эти лирические песни он не любил и не понимал. После статьи Ошанина Инквизитор с большим удовольствием уволил Онегина с работы. Его пленки размагнитили, а его песни перестали звучать по радио и на концертах, если и звучали, то имя автора текста не упоминалось. Никакого больше «слова О. Гаджикасимова».

Но сила таланта Онегина была такой, что его жизнь это все не разрушило. Никто не мог запретить людям любить его песни. К тому же он быстро нашел новую нишу, стал писать тексты для зарубежных песен, которые в те годы уже пропускали в эфир. Онегин хорошо зарабатывал, у него все было в порядке. Только не было ощущения, что все у него в порядке. Что-то было не так. Онегин как будто потерял себя, жил не свою жизнь, и никак не мог понять, где же – его.

В середине восьмидесятых ему стало совсем нехорошо. Однажды он взял с полки Библию и стал ее читать. Читал, не отрываясь, три дня. Потом от такого напряжения отказали глаза и он несколько дней ничего не видел. Но за эти дни, когда внешний мир оказался спрятанным для его глаз, поэт смог пересмотреть всю свою прошлую жизнь и заново ее оценить. Оказалось, ничего в этой прошлой жизни ценности для него не больше не имело.

И Онегин сделал вот что. Он не стал никому ничего говорить, просто уехал из Москвы и крестился в небольшой деревенской церквушке. И с этого момента начался его пусть в монастырь. Последовательно, шаг за шагом, он отрекался от всего мирского: от вина, от посиделок с друзьями, от семьи... Целый год он жил совсем один на заброшенной даче, а в 1988 году передал все свои сбережения монастырю и уехал послушником в Оптину Пустынь, готовиться к постригу. Ему был 51 год.

В монастыре Онегин никому не рассказывал про свою мирскую славу: нес послушание привратника и даже в дневнике дежурств расписывался как «Гакасимов». В декабре 1989 года его приняли в число братии Оптиной пустыни. «...Службы здесь длительные, монастырские, поначалу сложно. Меня перевели в 2-х местную келью. Я только-только сейчас начинаю, кажется, что-то понимать, что-то нащупывать», — писал он.

В 1991 Гаджикасимова постригли в монашество с именем Силуан. Его талант приручать слова никуда не делся. Силуан стал популярнейшим, известнейшим проповедником. На его проповеди приезжали люди из самых далеких уголков страны. Он говорил как-то так, что хотелось верить каждому его слову о том, что Бог – это и есть Любовь, что каждый может сознательно избавится от грехов и встретиться со своей божественной природой, стать таким, каким и был задуман.

Через некоторое время он стал иеромонахом с именем Симон. По каким-то причинам он оставил Оптину Пустынь, поселился в Подмосковье, ходил в местную церковь. И там он тоже стал духовным магнитом для людей, к нему тянулись, рассказывали о самом сокровенном и больном, просили совета. Он никому не отказывал. 30 июня 2002 года отец Симон ушел из жизни.

Удивительная, невероятная судьба, которая вместила в себя сразу две жизни...