Бунтарки навсегда: 8 женщин в истории, которые нарушали правила – и выигрывали

Естественно, в семнадцатом веке и речи идти не могло о том, чтобы образование она получила с помощью родителей — по крайней мере такое, которого жаждала. София на карманные деньги выписывала астрономические учебники и справочники на немецком, оплачивала переводы учёных книг с латыни — и сама потихоньку выучилась сразу нескольким наукам. Во времена, когда общий научный багаж человечества был много меньше, чем сейчас, это было возможно.

Тихо был в восторге от её ума и поддерживал её стремление к науке. Он не находил нужным скрывать её одарённость и рассказывал о ней широко, что приводило, увы, к семейным конфликтам. Именно у Тихо она познакомилась со вторым, любимым мужем — за первого София вышла замуж рано из соображений приличия. Второго звали Эрик Ланж, он был алхимиком, и из-за бедности обоих влюблённых со свадьбой пришлось тянуть. На свадьбе невесте было сорок шесть, что, впрочем, для вдовы было вполне пристойно.

В наше время Софию особенно ценят за огромный исторический труд — подробную генеалогию датских дворянских родов, составлению которой она посвятила немало лет. Прожила она восемьдесят семь лет, и всю жизнь занималась тем, что нравится — наукой. Разве не прекрасно?

К тому времени, когда британка Мод Вест решила открыть своё детективное агентство, мир уже знал некоторое количество женщин, боровшихся с преступностью. Например, агенток Аллана Пинкертона, вроде легендарной Кейт Уорн, полицейская из Нью-Йорка Изабелла Гудвин или Аннет, соратница первого в мире частного детектива Франсуа Видока. Вот, кстати, мемуары Видока (и вообще, и сюжеты с участием Аннет) Мод Вест и вдохновили. Дочитав последнюю страницу, она уже определённо знала, что нашла своё призвание — и в 1905 году в Лондоне заработало новое детективное агентство, впервые в истории — под управлением женщины.

Правда, большинство дел, которые ей пришлось вести, касались разного рода супружеских конфликтов. Например, однажды некая дама оплатила Вест слежку за её мужем, которые странно себя вёл и надолго отлучался. И оказалось, что тот поехал в Нью-Йорк, чтобы посмотреть вскрытие живого человека — тайное и ужасное развлечение богачей. Поскольку участвовал он в этом не один и происходило такое вскрытие не в первый раз, результат слежки стал причиной небольшого международного скандала. Доводилось Вест и шпионов разоблачать.

Публика разрывалась между восхищением карьерой Мод Вест и её «непристойным» поведением — ведь она то и дело переодевалась в мужчину и в таком виде разгуливала одна. Для приличной дамы одиночество в публичном месте было недопустимо. Да и дело ли — самой зарабатывать и постоянно влезать в скандалы то с кокаином, то с кровавыми развлечениями богачей, то ещё что-нибудь? А Вест была просто счастлива и, кстати, неплохо зарабатывала.

Как выглядела и вела себя приличная японка восемнадцатого века? Тщательный макияж — брови удалены и нарисованы на новом месте, придавая лицу беспомощный вид. Мелкие шажочки. Все устремления связаны с домом, с семьёй и с заботой о местных духах. А иначе её имя постараются все забыть, а её саму — никто не видеть, словно возле людей образовалось пустое место в форме женщины.

Может быть, маленькая девочка по имени Токуяма Мати так и видела своё будущее, но её, заметив дарование, взялись обучать живописи и дали ей новое имя, имя художницы — Гёкуран. Очень скоро исправить было уже ничего нельзя. Гёкуран собиралась быть свободной, зарабатывать деньги своим искусством, может быть даже (о, нескромность!), оставить след в истории. В общем, плохая невеста и дурная дочь.

Парочка была очень эпатирующей. Он учил её рисовать южным стилем, она учила его слагать стихи (да, она была ещё и поэтессой не из худших), они играли вечерами музыку дуэтом и создавали произведения искусства, за которые знатоки готовы были выкладывать денежки. Никаких сбритых бровей — Гёкуран выглядела так же значительно, как мужчина. И, кстати, несмотря на то, что всё делала не так, мало того, что была счастлива, так ещё и прославилась именно в живописи, войдя в число признанных мастеров своего века.

Французская актриса двадцатого века заболела воздухом с тех пор, как поднялась в небо на воздушном шаре. Она научилась управлять аэростатами и вдруг обнаружила, что её хобби — вчерашний век. Теперь в небо не только поднимались, но и выделывали там потрясающие фокусы — на самолётах. Однажды после авиашоу она попросила лётчика объяснить ей, что за рычажки такие в кабине. А потом — разрешить ей немного порулить по лётному полю. На большее в глазах первых французских лётчиков дамочка не имела права претендовать, но Ларош решила иначе.

Чуть позже Ларош записалась на курсы авиаторов — когда речь шла о деньгах, лётчики без проблем закрывали глаза на стереотипы относительно женского пола — и стала первой дипломированной авиатрисой. А с тем лётчиком, у которого она угнала самолёт, отношения сложились самые тёплые. Увы, он умер в автокатастрофе — она, сидящая в том же автомобиле, получила травмы, но сумела восстановиться и вернуться в небо.

Во время Первой Мировой Ларош попыталась уговорить правительство отправить её, опытную лётчицу, на фронт — например, разведчицей или доставщицей грузов, но французы видели женщин только сёстрами милосердия. Правительство и Ларош в конечном итоге пришли к компромиссу, и лётчица пошла служить водителем. Фронтовые годы Ларош прошла все, а вот через год после наступления мира погибла. Самолёт, на котором она летела, разбился. Ларош была пассажиркой — она только собиралась пересдать экзамены на профессиональную лётчицу. Её судьба обернулась несчастьем, только когда Ларош выпустила штурвал из рук.

Для российского читателя знаменитая детская писательница — один из символов Швеции, страны, в которой женщины чувствуют себя свободно, а дети до сих пор умеют гулять и играть друг с другом. Но Швеция времён юности Линдгрен была совсем другой страной. Когда крестьянская девочка начала — по последнему писку моды — носить кепки, брюки, стричь волосы и писать статьи, это уже было достаточно вызывающе. Но когда она забеременела вне брака (ещё и отказавшись выйти замуж за отца ребёнка, потому что поняла — это не её мужчина), это было вообще из рук вон.

В большой город, зарабатывать деньги, Астрид уехала, но ребёнку подыскала место в частном детском доме, который помогал как раз таким мамам, как она — которым надо пока что устроиться, но которые не считают своих детей грехом, о котором надо забыть. Там маленькому сыну Астрид постоянно рассказывали о маме, давали им видеться, обещали, что скоро они будут жить вместе. Одна только трудность — приют этот был в Дании. Астрид жила впроголодь, перебиваясь работой секретаря, чтобы оплачивать билет до сына и обратно, но сдаваться не собиралась.

В конце концов она вышла замуж за мужчину, который точно был её, забрала сына, родила дочь и снова начала писать свои собственные тексты. Она начала с небольших сказок для семейных журналов, но со временем перешла к тем самым повестям, за которые мы её так любим. И тут же на неё обрушился шквал критики: чему только эта Линдгрен учит детей? Почему её персонажи такие непоседы, и на них за это не обрушиваются разные поучительные кары? Чего доброго, им станут подражать живые малыши!

В конечном итоге, она стала главным из лиц, изменившим концепцию детства и семейных и школьных отношений в Швеции, и одним из лиц женской эмансипации. Все нынешние политики выросли на сказках Линдгрен, что левые, что правые. Более того, уже взрослой она влияла на политику, всего лишь продолжая писать сказки — из-за одной такой, например, поменяли систему налогообложения. Жизнь она прожила долгую, счастливую, полную любви и уважения — а всё потому, что выбирала саму себя, а не правила для хороших девочек.

За право учиться женщины прошлого боролись с переменным успехом. Как официально утверждают историки во всём мире, ситуацию переломили активные барышни из Российской Империи, которые хлынули в университеты Европы и со временем сделали нормальным вид девушки-студентки. А барышням открыла дорогу одна их очень упрямая соотечественница — Надежда Суслова, дочь получившего вольную крепостного крестьянина из Нижегородской губернии. Отец Надежды сумел открыть своё дело — небольшое текстильное производство, а детям свои желал и того больше, так что Надежды получила лучшее образование из того, что предлагалось девушкам того времени.

Надежда вращалась в кругах социалистов и мечтала о равенстве — в первую очередь, равенстве мужчин и женщин в правах. В этих кругах были популярны бесплатные лекции для всех желающих по самым разным наукам. Благодаря лекциям, а также тому, что прогрессивные профессора Сеченов и Боткин разрешили девушкам посещать свои занятия в статусе вольнослушательниц, Суслова смогла подготовиться к поступлению в Цюрихский университет на врача.

Загвоздка была в том, что даже за деньги швейцарцы не были готовы допускать женщин в стены университета как полноправных студенток. Суслова взяла их буквально на «слабо», заявив, что они боятся, как бы она не заткнула мужчин за пояс. В порядке исключения и чтобы доказать, что женщина справиться с университетской программой, швейцарцы Надежду приняли. Наивные, писала она в дневнике, они не понимают, что я не исключение, что я первая, за которой придут тысячи.

А после учёбы Суслова вышла замуж за коллегу-единомышленника и с ним вместе открыла больницу на родине, в Нижнем Новгороде. Перед тем ей пришлось вторично защищать свой диплом в Санкт-Петербурге и развестись с другим коллегой-единомышленником. Она справилась.

Вероятный прототип диснеевской Моаны, дочь знатной семьи маори Те Пуэа Херанги сделала очень многое для того, чтобы её племя начало возвращаться себе землю, с которой могло бы кормиться, выбиралось из нищеты и алкоголизма, чтобы дети её племени получали образование. Несмотря на то, что дедом Те Пуэа был король Тавхиао, она всегда настаивала на том, чтобы её не называли западным титулом «принцесса».

Правильной девушкой Те Пуэа назвать было нельзя. Она не стеснялась прикладываться к бутылочке и заводить романы с юных лет. В начале двадцатого века так делали многие девушки из богатых семей: эмансипация, технический прогресс и жажда жизни породили феномен «ле фий эмансипе», девушек, которые разрешали себе гонять на велосипедах, осваивать маршруты в дальних странах и громко смеяться, когда смешно. Позже их дочери станут флэпперс, девушками в коротких юбках, разъезжающими на громко ревущих модных авто... А также покоряющими высоты и мужские профессии, делающими научные открытия и создающими новые жанры искусства.

Опасаясь исчезновения культуры маори, она записала и сохранила множество генеалогических данных и важных для культуры устных текстов исторического и религиозного характера. Кстати, с Мауи она тоже имела дело — только не с полубогом, а со своим кузеном, решившим получить место в новозеландском парламенте. Они то поддерживали друг друга, то ссорились — причём по политическим мотивам.

Когда по Новой Зеландии прошёлся страшный грипп «испанка», Те Пуэа собрала сотни осиротевших детей и дала им кров, еду и образование. Они стали самыми верными её последователями. Чтобы собрать деньги на выкуп земель маори, она стала — первая в истории — устраивать большой фестиваль народных песен и танцев, представив искусство маори столь же культурно значимым, как, например, фламенко. То, что сейчас в Новой Зеландии так уважают родное, коренное искусство, входит в число заслуг Те Пуэа. Её не перестают вспоминать добрым словом и в наши дни. Главное, не называть её принцессой. Никакая она, чёрт побери, не принцесса. Именно так, с чёрт побери.

В то время как в Европе женщины уже вовсю занимались спортом — особенно в СССР, вечно жаждущем новых рекордов – в США с этим постоянно были проблемы. Например, женщин не допускали на знаменитый Бостонский марафон. Если вы думаете, что сейчас речь идёт примерно о тех же годах, на которые пришлась молодость Те Пуэа Херанги, то нет — дело происходило в конце шестидесятых, когда человек уже побывал в космосе.

Однако посреди марафона всем всё стало ясно. Швитцер привлекла внимание зрителей и репортёров. Организатор марафона догнал её на автомобиле, выскочил и попытался утащить прочь с дистанции — Катрин буквально вырвали из его рук другие спортсмены, в первую очередь её приятель Том Миллер. «Женщина не будет бежать на моём марафоне!» в ярости кричал организатор, но было поздно. Женщина уже бежала. Двадцатилетняя Катрин Швитцер решила пробежать марафон обязательно официально. Она записалась под инициалом: «К.Швитцер», и на её пол никто не обратил внимания. На старте, благодаря мешковатой одежде, она тоже сумела остаться незаметной.

Любительский союз атлетов официально издал правило, запрещающее женщинам участвовать в мужских соревнованиях, и начало маркировать соревнования как мужские. Швитцер и группа поддержки в ответ стали добиваться маркировки Бостонского марафона как общего — то есть, допускать туда женщин. Понадобилось пять лет, чтобы это произошло.

Швитцер дважды занимала первые места в марафонах, а через много лет выпустила книгу о занятиях бегом для тех, кому за сорок. Кстати, за Тома Миллера она потом вышла замуж. Правда, со временем они поняли, что не созданы друг для друга, развелись, и Швитцер нашла счастье с другим мужчиной, тоже бегуном, но из Британии.