Принц с фермы. Трагический секрет дома Виндзоров, который прожил всего 13 лет

Самый младший ребенок короля Георга V и королевы Марии Текской, принц Джон Чарльз Фрэнсис родился 12 июля 1905 года. Родился вполне здоровым и крепким ребенком. У него была целая толпа крестных – королей и королев, принцев и принцесс из разных стран Европы.

А еще у него было три старших брата и сестра: Эдуард (в будущем он отречется от престола, чтобы жениться на простой американке); Берти (будущий король Георг VI и отец Елизаветы II); королевская принцесса Мария и Джорджи, герцог Кентский Георг (он погибнет в авиакатастрофе).

Как-то Георг V сказал президенту США Теодору Рузвельту, что все его дети были послушными, кроме Джона. Джон все понимал буквально, мог сказать что-то неуместное, позволял себе шалости.

Остальных детей королевской четы как будто выкроили по какому-то идеальному лекалу. В первые годы своей жизни они выглядели и вели себя только так, как хотелось их родителям; не дети, а маленькие старички. Потом, став старше, принцы смогли выбраться из этого королевского панциря, и каждый из них решился на свой персональный бунт, пусть даже после сорока лет, как Эдуард. Только принцесса не решилась пойти против воли родителей и вышла замуж за нелюбимого, а бедный Джон, который умер в 13 лет, просто не успел дожить ни до каких бунтов.

В семье малыша называли Джонни. Он постоянно придумывал для себя какой-то волшебный мир и убегал в него при первой же возможности, поэтому его считали милым и забавным, но «причудливым» ребенком. Родственница семьи, графиня Алиса Атолнская, писала, что

Ласковый, как котенок, Джон мог подбежать и поцеловать руку матери. Это не было принято, особенно у чопорных Виндзоров. Они были холодными родителями: никаких нежностей, никаких шуточек. Но, как говорят, Джонни они любили все-таки больше, чем остальных детей – его милая непосредственность растопила даже эти ледяные сердца. В раннем детстве он был точно таким, как на известном портрете Веры Темпл: бесконечно милым белоголовым карапузиком с застенчивым взглядом.

В четыре года маленький принц стал часто болеть. Он перенес свой первый приступ эпилепсии, и, как говорят, с тех пор у него стали проявляться признаки, которые сейчас назвали бы признаками аутизма. Слуги перешептывались:

Джону было шесть лет, когда его отец стал королем. На коронации присутствовали все королевские дети, кроме него. По официальной версии, родители сочли, что так будет безопаснее для здоровья мальчика, но газеты писали:

Вообще-то такое в их семье уже было. У дяди Георга V в детстве были приступы эпилепсии, но с годами они прошли, и он дожил до 30 лет. Георг и Мария надеялись, что Джон поправится. Но пока что они ждали и старались не показывать его публике.

Есть много свидетельств, что детство у Джона было куда счастливее, чем у его старших братьев и сестры. Родители жалели его и не муштровали, как других. Джона баловали, но, конечно, по меркам Виндзоров. Ему легко сходили с рук поступки, за которые старших детей наказали бы со всей строгостью. Его возили к врачу в автомобиле с закрытыми шторами и не брали на какие-то официальные мероприятия (приступ эпилепсии всегда случался неожиданно, и обычно – в самый неподходящий момент), но дома с ним нянчились. И даже бабушка королева Александра часто присылала за ним машину, потому что любила этого внука больше других.

И еще Джону повезло с няней. Старших детей нянчила жестокая интриганка, которая использовала малышей в своих безумных целях. Она щипала детей, когда к ним подходили родители, дети начинали плакать, и Георг с Марией говорили: «С няней им лучше». Эта женщина почему-то терпеть не могла Георга-младшего, будущего Георга VI, и морила его голодом. Биографы короля считают, что именно из-за жесткого обращения няни он потом всю жизнь заикался. И все его проблемы с пищеварением начались тогда, когда он, маленький и беспомощный, мечтал о куске хлеба.

Все изменилось, когда во дворец пришла медсестра Шарлотта Билл, добрая и смелая женщина. Она пришла в ужас от того, как няня обращалась с детьми, и рассказала обо всем королю и королеве. Жестокую няньку прогнали, Шарлотта заняла ее место, и жизнь детей стала гораздо веселее. Они обожали Шарлотту, и дали ей ласковое домашнее прозвище – Лалла.

Лалла заботилась о детях – они вообще впервые в жизни почувствовали, что кто-то их любит. Джону повезло, он родился, когда Лалла жила в семье уже десять лет, и он стал самым любимым ее ребенком. Она изо всех сил старалась, чтобы у принца было нормальное детство. У людей, которые работали во дворце, были дети, и Лалла делала все, чтобы принц играл с ними, бегал, катался на велосипеде по всему поместью. Чтобы у него было детство и были друзья.

Король и королева ценили Шарлотту Билл, но, главным образом за то, что она умела держать язык за зубами. За всю свою жизнь Лалла ни разу не сказала ничего, что могло бы скомпрометировать королевскую семью. Она вообще не была болтливой.

Годы шли, Джон рос, и его «персонаж в мыльной опере о королевской жизни» интересовал публику все больше. Когда мальчику было семь, газеты написали, что он вместе со своим братом Джоржди начал готовиться к поступлению в школу Святого Петра. Прошел год. Газеты написали, что королевская семья еще не решила, отпускать младшего сына в школу или нет.

Когда началась Первая мировая, Джон совсем отдалился от семьи. Родителям было не до него. Король постоянно уезжал на фронт, чтобы поднять боевой дух солдат, мать занималась благотворительностью и руководила работой госпиталей. Старшие дети были кто в армии, кто в школе. После 1913 года о принце в газетах не было ни одного официального заявления.

Когда Джону исполнилось десять лет, стало ясно, что с возрастом он не поправится. Врачи деликатно, но твердо сказали королеве и королю: «Его Высочеству стало хуже, а будет еще хуже, он проживет недолго и будет страшно мучиться – готовьтесь к этому». Когда Джону исполнилось одиннадцать, родители отселили его, оправили в Вуд-Ферм – так назывался коттедж в Сандрингемском дворце.

Люди, которые с ним тогда общались, говорили, что мальчик не был замкнутым, его интересовал внешний мир, он мог поддержать разговор на несложные темы, любил общаться с людьми. Но с обучением у него не ладилось. Джон научился писать и читать, дальше дело не шло, и учителя принца уволили.

Все время Джона стало свободным. Добрая бабушка королева Александра велела разбить в Вуд-Ферм красивый сад, и Джон полюбил этот сад, как не любил ничего в своей жизни. Добрый мальчик хотел, чтобы родители радовались вместе с ним, и писал им письма: «Дорогой папа, я посылаю Вам коробку подснежников, которые я выбрал, и эти две маргаритки из моего сада».

Иногда в Сандригем приезжали гости, и потом они рассказывали, что видели принца, стройного, подтянутого подростка, который мелькал иногда в отдалении в лесу в сопровождении нескольких слуг.

ВВуд-Ферм приступы у Джона стали случаться чаще, и доктора не обманули – каждый новый приступ был длиннее и мучительнее предыдущего. С Джоном постоянно была Лалла, в последние годы она буквально не отходила от него. Принцу нравилось, что у него есть свой небольшой дом, свой очень красивый сад. Но, как писала его бабушка королева Александра, «Джон очень гордился своим домом, но часто тосковал по родным».

Королева Мария любила этого своего ребенка гораздо больше, чем остальных детей, но не настолько, чтобы взять и уехать к нему. К тому же она не могла забросить свои королевские обязанности. Мэй – так королеву называли в семье – всегда была человеком долга. Чувство долга перед британской нацией в трудные времена было сильнее, чем материнская любовь.

Но что она сделала – она велела, чтобы Джону нашли друга. Среди местных подростков отыскали нескольких подходящих в друзья Его Высочеству, а одну девушку, Уинифред Томас, племянницу королевского конюха, отправили на Вуд-Ферм и поселили вместе с дядей и тетей. У Джона появился настоящий друг. Они с Уинфред играли, работали в саду, гуляли – далеко и долго. У девушки была астма, и ее близкие надеялись, что здоровый воздух фермы ее вылечит. С Джоном ей было лучше, чем без него.

Больше всего на свете Джон хотел общаться с родственниками и другими детьми, но приступы стали совсем частыми, и все общение приходилось строго ограничивать. Иногда к принцу-изгнаннику приезжали его старшие братья и сестра. Самый старший, Эдуард, катал его в тележке. Нет, все они по-своему любили мальчика, и Джон был талисманом королевской семьи, но обстоятельства были таковы, что его пришлось изолировать. Биограф принца Дэнис Джадд писал: «Джон из-за своего уединенного и замкнутого образа жизни стал таким ненормальным ребёнком».

Свое последнее рождество в 1918 году Джон провел со своей семьей, но уже на следующий день его снова отослали в Вуд-Ферм. 18 января у него был самый тяжелый – и самый последний приступ. После него мальчик заснул и больше не просыпался. Лалла позвонила королеве и сказала, что Джон умер, а она подает в отставку. Королева написала в дневнике, что она в шоке, что у Лаллы разбито сердце, что траурная церемония «была слишком грустной, но для беспокойной души маленького мальчика смерть стала большим облегчением».

В семье эту смерть приняли как избавление любимого ребенка от огромных страданий – чем старше он становился, тем сильнее мучился от приступов, и просто страшно было подумать, что могло ждать его дальше. «Я не могу выразить, как мы благодарны Богу за то, что он забрал его столь мирным путём <...> в более справедливый мир для бедного маленького ребёнка», – писала королева.

Король был совсем краток и честен. Он сказал, что смерть его младшего сына – это максимально возможная милость. После смерти Джона газеты впервые написали, что у него была эпилепсия. Вся Британия разделяла горе королевской семьи. За свою короткую жизнь принц Джон не обидел ни одного живого существа. Страна вскоре забыла о принце, родители довольно быстро успокоились, старший брат, будущий Эдуард VIII, проигнорировал траур, занятый своими любовными делами.

Но в доме у Лаллы до самой ее смерти в 1960 году на каминной полке стояла большая фотография Джона.