«Один день Ивана Денисовича»: как Хрущёв сделал Солженицына звездой

Без сомнения каждое письмо в военные годы читалось. Переписка Солженицына вызвала подозрение военной цензуры. 2 февраля 1945 года последовало телеграфное распоряжение начальника Главного управления контрразведки «Смерш» о немедленном аресте Солженицына и доставке его в Москву. Солженицын был лишен воинского звания и помещен в Лубянскую тюрьму. Допросы продолжались на протяжении трех месяцев. 7 июля 1945 года Александр Исаевич был заочно приговорён Особым совещанием к 8 годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылке по окончании срока заключения.

Он сменил невероятное количество лагерей, начав отбывать наказание в лагере Новый Иерусалим в Подмосковье. Затем был лагерь в Москве, закрытое конструкторское бюро («шарашка») при авиамоторном заводе в Рыбинске, «шарашка» в Загорске, затем - в Марфине, откуда из-за размолвки с тамошним начальством был этапирован в Бутырскую тюрьму, а в августе 1950 года был направлен в Степлаг — в особый лагерь в Экибастузе, в Северном Казахстане.

Именно там Александр Солженицын задумал описать один день зэка. Было это почти за десять лет до того, как он осуществил задуманное. За это время он был освобожден и реабилитирован. По возращении из ссылки в 1957 году, Александр Исаевич поселился Рязани. Там он и написал рассказ, начав его 18 мая, и закончив 30 июня. Как обычно, он писал в стол и переживал творческий кризис, не видя возможность опубликовать свои произведения.

«Я в 50-м году, в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, притом день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а — рядовой, вот тот самый день, из которого складываются годы. Задумал я так, и этот замысел остался у меня в уме, девять лет я к нему не прикасался и только в 1959, через девять лет, сел и написал. ... Писал я его недолго совсем, всего дней сорок, меньше полутора месяцев. Это всегда получается так, если пишешь из густой жизни, быт которой ты чрезмерно знаешь, и не то что не надо там догадываться до чего-то, что-то пытаться понять, а только отбиваешься от лишнего материала, только-только чтобы лишнее не лезло, а вот вместить самое необходимое», — вспоминал Солженицын.

Почти все герои произведения имеют своих прототипов. Так, главный персонаж, Иван Шухов, списан отчасти с самого автора, отчасти с его знакомого, солдата Ивана Шухова (никогда не сидевшего). Собирательным также является образ капитана Буйновского — его прототипами являлись капитан Борис Васильевич Бурковский и морской офицер, атлет Георгий Павлович Тэнно. Фельдшера Колю Вдовушкина в реальности звали Николай Боровиков, а Цезарь Маркович списан с режиссёра Льва Алексеевича Гросмана.

«Ивана Денисовича я с самого начала так понимал, что не должен он быть такой, как вот я, и не какой-нибудь развитой особенно, это должен быть самый рядовой лагерник. Мне Твардовский потом говорил: если бы я поставил героем, например, Цезаря Марковича, ну там какого-нибудь интеллигента, устроенного как-то в конторе, то четверти бы цены той не было. Нет. Он должен был быть самый средний солдат этого ГУЛАГа, тот, на кого всё сыпется», — говорил писатель.

В 1961 году состоялся XXII съезде КПСС. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев обратился к проблеме дальнейшего развенчания культа личности: повторно были раскритикованы действия как Сталина, так и участников «антипартийной группы». Съезд вынес решение вынести тело Сталина из мавзолея и захоронить у кремлевской стены. Началось массовое переименование городов и улиц, носивших отца народов.

На этой волне 10 ноября 1961 года Александр Исаевич передал машинописный экземпляр рассказа «Щ-854. Один день одного зэка» Раисе Орловой, жене друга по камере на «шарашке» Льва Копелева,— в отдел прозы редакции журнала «Новый мир», Анне Берзер. На рукописи автор указан не был, по предложению Копелева Берзер вписала — «А. Рязанский» (по месту жительства автора).

8 декабря на работу после месячного отпуска вышел главный редактор журнала, знаменитый писатель Александр Твардовский. Анна Берзер сопроводила рукопись своей ремаркой: «Лагерь глазами мужика, очень народная вещь» и предложила Твардовскому ознакомиться с произведением. В ту ночь Александр Трифонович не спал, он читал и перечитывал рассказ.

Далее события начали разворачиваться почти молниеносно. 9 декабря Лев Копелев сообщил телеграммой Солженицыну: «Александр Трифонович восхищён статьёй». 11 декабря Твардовский телеграммой попросил Солженицына срочно приехать в редакцию «Нового мира». Уже на следующий день Солженицын приехал в Москву, встретился с Твардовским, Берзер и другими сотрудниками редакции «Нового мира».

«Предложили мне для весу назвать рассказ повестью... Зря я уступил. У нас смываются границы между жанрами и происходит обесценение форм, конечно, рассказ, хотя и большой, натруженный, — вспоминал много лет позднее Александр Исаевич. — Александр Трифонович Твардовский предложил вот это, нынешнее заглавие, своё. И очень хорошо он предложил, так это хорошо легло...». Между редакцией и автором был заключён договор.

Члены редколлегии «Нового мира», а также высокопоставленные деятели КПСС, которым текст был также представлен для ознакомления, высказали Солженицыну ряд замечаний и претензий. В основном они были продиктованы не эстетическими, а политическими соображениями. Солженицын тщательно записал все замечания и предложения. Он разделил их на три разряда: те, с которыми он может согласиться, даже считает, что они идут на пользу; те, о которых он будет думать, трудные для него; и наконец, невозможные — те, с которыми он не хочет видеть вещь напечатанной.

Солженицын позже с иронией писал об этих требованиях: «И, самое смешное для меня, ненавистника Сталина, — хоть один раз требовалось назвать Сталина как виновника бедствий. (И действительно — он ни разу никем не был в рассказе упомянут! Это не случайно, конечно, у меня вышло: мне виделся советский режим, а не Сталин один.) Я сделал эту уступку: помянул "батьку усатого" один раз».

Забавно, но неофициально Солженицыну говорили, что повесть стала бы значительно лучше, если бы он сделал своего Шухова не невинно пострадавшим колхозником, а невинно пострадавшим секретарём обкома.

В декабре 1961 года Твардовский дал рукопись «Ивана Денисовича» для прочтения Корнею Чуковскому, Самуилу Маршаку, Константину Федину, Константину Паустовскому, Илье Эренбургу. По просьбе Твардовского они написали свои письменные отзывы о рассказе. Твардовский планировал использовать их при продвижении рукописи к печати.

«Шухов — обобщённый характер русского простого человека: жизнестойкий, "злоупорный", выносливый, мастер на все руки, лукавый — и добрый. Родной брат Василия Тёркина. Хотя о нём говорится здесь в третьем лице, весь рассказ написан ЕГО языком, полным юмора, колоритным и метким», — написал Корней Чуковский, назвав свой отзыв «Литературное чудо».

В июле 1962 года Твардовский, чувствуя, что произведение политическую цензуру не пройдет, составил краткое предисловие к рассказу и письмо на имя Первого секретаря ЦК КПСС с краткой оценкой произведения и сопроводил запиской Хрущеву: «Речь идёт о поразительно талантливой повести А. Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Имя этого автора до сих пор никому не было известно, но завтра может стать одним из замечательных имён нашей литературы.
Это не только моё глубокое убеждение. К единодушной высокой оценке этой редкой литературной находки моими соредакторами по журналу "Новый мир", в том числе К. Фединым, присоединяются и голоса других видных писателей и критиков, имевших возможность ознакомиться с ней в рукописи. Никита Сергеевич, если Вы найдёте возможность уделить внимание этой рукописи, я буду счастлив, как если бы речь шла о моём собственном произведении».

Экземпляр повести был передан через личного помощника Хрущева Владимира Лебедева. Он же в часы отдыха стал читать рассказ Никите Сергеевичу. Хрущёв был взволнован услышанным и распорядился предоставить в ЦК КПСС 23 экземпляра «Ивана Денисовича» для ведущих деятелей КПСС. 20 октября 1962 года Хрущёв объявил Твардовскому об решении Президиума напечатать произведение.

«Совершенно ясно: если бы не было Твардовского как главного редактора журнала — нет, повесть эта не была бы напечатана. Но я добавлю. И если бы не было Хрущёва в тот момент — тоже не была бы напечатана, — говорил Александр Солженицын в 1982 году в интервью BBC, посвященному 20-летию выхода "Ивана Денисовича". - Больше: если бы Хрущёв именно в этот момент не атаковал Сталина ещё один раз — тоже бы не была напечатана. Напечатание моей повести в Советском Союзе, в 62-м году, подобно явлению против физических законов. Это было напечатано с разрешения ЦК в Москве, вот это потрясло».

Еще до печати «Иван Денисович» начал распространяться в рукописных и машинописных списках-копиях. 18 ноября 1962 года тираж журнала «Новый мир» № 11 с «Одним днём» был отпечатан и стал распространяться по стране.

Первоначально тираж журнала составлял 96 900 экземпляров, но по разрешению ЦК КПСС было отпечатано ещё 25 000. В январе 1963 года рассказ был переиздан «Роман-газетой» тиражом 700 000 экземпляров, и летом 1963 года — отдельной книгой в издательстве «Советский писатель» (еще 100 тысяч экземпляров). Тем не менее в библиотеках появились огромные очереди желающих прочитать повесть.

Впервые в советской литературе читателям была правдиво, с огромным художественным мастерством показана жизнь в лагерях ГУЛАГА эпохи сталинских репрессий. Весть об этом историческом произведении облетела весь мир. Солженицын после первой же публикации своего произведения стал знаменитостью. Под занавес 1962 года он был принят в члены Союза писателей СССР.

Вокруг публикации развернулась острая полемика. Первая рецензия, написанная Константином Симоновым, «О прошлом во имя будущего», появилась в газете «Известия» буквально в день публикации «Ивана Денисовича»: «Лаконичная и отточенная проза больших художественных обобщений. Повесть "Один день Ивана Денисовича" написана рукой зрелого, своеобычного мастера. В нашу литературу пришел сильный талант» .

В ноябре под свежим впечатлением от «Одного дня Ивана Денисовича» Варлам Шаламов писал в письме автору: «Повесть — как стихи — в ней всё совершенно, всё целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что "Новый мир" с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал. Вообще детали, подробности быта, поведение всех героев очень точны и очень новы, обжигающе новы. Таких подробностей в повести — сотни — других, не новых, не точных, вовсе нет. Вся Ваша повесть — это та долгожданная правда, без которой не может литература наша двигаться вперёд».

Анна Ахматова, прочитав «Один день Ивана Денисовича», сказала Лидии Чуковской: «Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и выучить наизусть — каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза».

Тем временем к Александру Исаевичу потек поток писем читателей с историями их семей.

«Когда бывшие зэки из трубных выкликов всех сразу газет узнали, что вышла какая-то повесть о лагерях и газетчики её наперехлёб хвалят, — решили единодушно: "опять брехня! спроворились и тут соврать". Что наши газеты с их обычной непомерностью вдруг да накинутся хвалить правду — ведь этого ж, всё-таки, нельзя было вообразить! Иные не хотели и в руки брать мою повесть. Когда же стали читать — вырвался как бы общий слитный стон, стон радости — и стон боли. Потекли письма», — рассказывал Солженицын.

Рассказы Солженицына резко выделялись на фоне произведений того времени своими художественными достоинствами и гражданской смелостью. Это подчёркивали в то время многие, в том числе писатели и поэты.
После отставки Хрущёва тучи над Солженицыным стали сгущаться, оценки «Ивана Денисовича» стали приобретать иные оттенки. Солженицына начала называть клеветником чудесной советской действительности.

К 1970 году произведения Солженицына вышли в 28 странах, причём больше всего переводов появилось в Западной Германии и в США. На русском языке к этому времени было опубликовано за границей 17 отдельных изданий и собрание сочинений в шести томах.
В 1970 году Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе в числе 75 кандидатов, и в итоге премия была присуждена ему, с формулировкой «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы». От первой публикации произведения Солженицына до присуждения одной из самых почетных мировых наград прошло всего восемь лет — такого в истории Нобелевских премий по литературе не было ни до, ни после.

В 1971—1972 годах все издания «Ивана Денисовича», включая журнальное, стали негласно изыматься из публичных библиотек и уничтожаться. Из журнала страницы с текстом рассказа просто вырывали, фамилию автора и название рассказа в оглавлении — замазывали.

Советские власти предлагали Солженицыну уехать из страны, но он отказался. В 1970-х годах в Москве проживал в квартире 169 дома № 12 по улице Горького. В августе — сентябре 1973 года отношения между властью и диссидентами обострились, что затронуло и Солженицына.

Официально Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР приказало изъять произведения Солженицына из библиотек массового пользования и книготорговой сети 28 января 1974 года. Через две недели после этого Солженицын был арестован, обвинён в измене Родине и лишён советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР в ФРГ.

Запрет на произведения Солженицына были сняты в СССР лишь 31 декабря 1988 года. Через два года после этого «Один день Ивана Денисовича» был снова издан.