«Любовь — для него, а не для вас». Как видеоанкета помогла подростку найти семью

У Андреи и ее мужа трое кровных детей: 19-летняя Кира, 15-летний Матвей, 13-летняя Дана. Два года назад в семью пришел Давид. Сейчас ему – 14.

Давид помнит о том, как в детский дом приехала съемочная группа фонда «Измени одну жизнь». Он сам согласился сниматься для ролика, потому что очень хотел жить в семье. «Конечно, я думал о том, что видеоанкета поможет мне найти родителей. В тот день мы с ребятами ходили из стороны в сторону, очень волновались, – так вспоминает съемки подросток. – Меня тогда попросили помыть пластиковые фрукты, порисовать».

Андреа поясняет, что у ее приемного сына – нарушение долгосрочной памяти. Мальчик не любит вспоминать детский дом. Про видеоанкету он рассказал только после того, как приемная мама показала ему видео. Этот ролик в семье хранят.

Сейчас Давид – светлый, добрый, неконфликтный ребенок. Мама признается, что ей, порой, сложнее общаться со старшим кровным сыном, чем с приемным. Но у подростка осталась душевная травма, забыть о ней мальчик не может.

«Жизнь в детском доме – выживание в стае, и пусть это звучит грубо, но это так, – рассказывает Андреа. – Поплакать, показать слабость там нельзя, пожаловаться бессмысленно, ведь никто от "дедовщины" не защитит. Педагоги не вездесущи, даже если среди них попадаются хорошие и не выгоревшие, все равно чаще они уже разбираются постфактум – после драки... Шрамы на теле Давида, зажившие переломы – вот наши свидетели. А еще – воспоминания его бабушки, которая без слез говорить не может. Она рассказывает, как отводила Давида после выходных в детский дом в новой одежде с полной сумкой гостинцев, а вечером мальчик звонил ей, плакал. Все у него отнимали, до последней конфетки. А в следующие выходные он шел к бабушке вновь в старой одежде, обновок уже не было... И так повторялось регулярно».

До того, как Андреа стала приемной мамой, она была волонтером, собирала вещи для детдомов, но сама в них никогда не ездила. Много лет спустя ее муж вместе с подросшими детьми стал посещать детский дом в Мытищах. Вместе с дошкольниками они занимались музыкой, рисовали, лепили, ходили в церковь.

«Наши собственные дети стали понимать, как тяжело приходится в жизни ребятам, у которых нет родителей, – говорит Андреа. – Кроме того, старший сын мечтал о брате-ровеснике. А после отъезда старшей дочери на учебу дом стал казаться мужу пустым... Идею пополнения семьи, к моему удивлению, поддержал и супруг. Общим семейным советом мы решили поделиться нашим теплом с мальчиком-сиротой подросткового возраста».

Приемная мама говорит, что тогда они с мужем интуитивно понимали, что подростков, в отличие от младенцев, в семьи берут не часто. Внутренне супруги оценивали свои ресурсы и осознавали, что не смогут должным образом ухаживать за ребенком с серьезным заболеванием.

«В то же время я знала, что готова помочь ребенку-сироте справиться с горечью утраты его близкого человека. Поэтому выбор пал на мальчика до 13 лет и с группой здоровья не выше третьей», – так объясняет свой выбор Андреа.

Давид жил в детском доме в Кемерово с семи лет. Муж Андреи не был готов ехать за мальчиком в Кузбасс из родного подмосковного Пушкино. Он настаивал на том, что искать приемного ребенка надо поблизости с домом: в Московской, Владимирской областях.

«Я очень старалась, но ничего не получалось, возникало сразу же сто причин, по которым нам не суждено взять ребенка из соседних регионов. В итоге все пути свелись к Кемерово, к Давиду», – вспоминает Андреа.

Она говорит, что много раз пересматривала видеоанкету Давида, а потом смотрела еще и его «свежие» фото, сделанные журналистами «Детского вопроса» – социального проекта «Радио России», слушала запись голоса мальчика в интервью. Она пыталась представить себе этого милого мальчишку, ведь в видеоанкете ему было 9 лет, выглядел там он от силы на 7, а к моменту знакомства с Андреа ему было уже больше 12 лет...

«Я смотрела видеоанкеты многих детей, и то, что на них точно можно увидеть, так это уровень развития речи ребенка. А еще можно присмотреться и к координации его движений, и заметить некоторые черты характера, – говорит Андреа. – И если ребенок из далекого региона, то на первое время ролик становится единственной возможностью составить хоть какое-то представление о маленьком человеке. Для многих из ребят во взрослой жизни ролик – это еще и кусочек прошлого, порой единственный. Ведь из детских домов фото почти нет, а уж видео – тем более. Видеть себя маленьким для ребенка – бесценно».

И хотя видеоанкеты очень нужны, кандидатам в приемные родители также важно понимать, что это ролик – не съемка в реальном времени с реальным поведением ребенка в стрессовых ситуациях. Поэтому важно не забыть снять «розовые очки», не ожидать от ребенка того, что он – ангел во плоти, говорит приемная мама. И добавляет: «Хотя нас в Кемерово ждал ангел».

К Давиду за пять лет пребывания в детском доме приезжала только одна женщина – потенциальный кандидат в приемные родители, задала ребенку вопросы и уехала...

«Замдиректора детдома сразу пошла нам с мужем навстречу, – вспоминает свой первый звонок в Кемерово Андреа. – Она же дала мне контакты социального педагога. А вот педагог по телефону стала отговаривать нас от кандидатуры Давида. По ее мнению, нам не надо было брать этого мальчика в семью, потому что он ленивый, ничем не интересуется, ничего не хочет, учиться тоже не хочет...

И если бы не видеоанкета, не наши знания, полученные в ШПР, мы бы не стали знакомиться с Давидом вообще».

Андреа не отступила, она слушала свое сердце: «Во-первых, пирамиду Маслоу никто не отменял. Из рассказов приемной мамы, которая прислала мне фото Давида, и журналистов "Детского вопроса" я так же знала, что мальчик не развит по своему возрасту, что тоже норма для детей в учреждении. Когда в детском доме у ребенка включается режим выживания, то ни о каком развитии и желании познавать новое речи вообще быть не может».

Замдиректора предложила супругам пообщаться с мальчиком по телефону в тот же день. Но будущие приемные родители не хотели давать ребенку ложную надежду прежде, чем примут окончательное решение ехать за ним в Кемерово. А на следующий день Давида отправили в санаторий, и все шансы на общение с ним сошли на нет.

Однако Андреа нашла страничку подростка в соцсети и начала с ним общаться. Пока он был в санатории, они около месяца переписывались. Один раз им даже удалось связаться по скайпу.

«Помню, как мы связались с Давидом по телефону, – рассказывает Андреа. – Я ему предложила установить скайп, чтобы мы могли видеть друг друга, мы бы показали ему наших детей, дом и животных, так как он живо заинтересовался тем, что у нас есть собака. Наши фотографии у него уже были... Во время скайп-колла мальчик сиял своей лучезарной улыбкой – мягкой, доброй, но с хитринкой. Его ответы даже на открытые вопросы – односложные и по сей день. В санатории ему было скучно, так что наше общение скрасило его будни. Вокруг него были такие же мальчишки, как и он. Все они хотели с нами познакомиться. Он мне в сообщениях жаловался, что у него болит голова, что не проходит насморк. Я часто спрашивала его про самочувствие. Он говорил, что ему всего лишь капали капельки в нос, которые не помогали. На его обуви отваливалась подошва, но это мы обнаружили уже только при встрече... Он – интроверт, так что вся инициатива в наших разговорах исходила от меня».

Андреа признается, что влюбилась в ребенка с первого взгляда. Именно в ребенка, потому что подростка в нем не было. По развитию, внешности, образу мышления Давид напоминал 8-летнего мальчика. И когда его лечение в санатории закончилось, Андреа с мужем поехали в Кемерово.

Выяснилось, что у Давида жива бабушка, но в силу жизненных обстоятельств она не могла оставить внука у себя после смерти его отца и исчезновения матери. Бабушка больше 20 лет ухаживает за своим мужем, который после перенесенного инсульта потерял возможность ходить, видеть и говорить. При этом пожилая женщина забирала Давида домой каждые выходные и на каникулы.

«С первого же дня нашего знакомства я заверила Давида в том, что буду поддерживать их отношения с бабушкой, – рассказывает Андреа. – Руководители детского дома не хотели ей сообщать о том, что Давида забирают в приемную семью, увозят в Подмосковье. А сам мальчик, боясь ранить бабушкино сердце, не находил в себе силы сказать ей об этом. Я выпросила номер бабушки у администрации учреждения и сама ей позвонила, мы пообщались. С тех пор, как Давид с нами, он созванивается с бабушкой каждую неделю».

Что взял с собой Давид в новую семью, в новую жизнь? В детдоме у него не было личных вещей. «Все, что у нас есть, передала бабушка мальчика. Это альбом с фотографиями родителей, самого Давида до семи лет. В память о детдоме у сына остались несколько шрамов да сломанная ключица», – говорит Андреа.

Отговаривали ли родные и друзья супругов от принятия в их семью подростка? «Нет. Все наши близкие и друзья – люди верующие, они поддержали наше решение», – говорит приемная мама.

Она приняла сердцем Давида с первой минуты их первой встречи. А вот супруг не мог привыкнуть к тому, что мальчик живет в их семье. Ему все время казалось, что в доме гостит один из друзей кровных детей. Но постепенно все устроилось. Давид сам тянулся к приемному папе, подросток нуждался в его обществе, потому что очень любил своего родного отца.

«Муж и сын сближались постепенно. Давид любит физический труд, поэтому много помогал мужу в делах по дому. Совместное времяпрепровождение один на один помогло им сблизиться и принять друг друга», – говорит Андреа.

У Давида – золотые руки. Он любит постоянно возиться с какими-то вещами. Многие годы в детдоме ему постоянно твердили, что он ни на что не способен. Теперь родители пытаются донести до ребенка, что он – талантливый и умный человек.

Андреа понимала, как тяжело мальчику, часами утешала сына, когда он ночами плакал. Иногда не знала, как помочь ему? Ведь Давид оказался в чужом городе, за тысячи километров от родного Кемерово.

«Ему приходилось привыкать к новым правилам, еде, окружению. Случались истерики периодически, но никаких конфликтов не было, поскольку Давид – очень светлый и добрый человек, — рассказывает приемная мама. – Он, скорее, начнет плакать, чем истерить или конфликтовать. И заплакать может по любому поводу. Попросишь его сделать уроки, а у него не получается, и он сразу же – в слезы. Это было естественной реакцией на любое вмешательство в его жизнь».

«Давид — очень закрытый человечек, и даже его родная бабушка мало что знает о собственном внуке, — говорит Андреа. — Однако мне удавалось его разговорить. Утром, когда муж вставал, Давидик прибегал ко мне в кровать. Он мог лечь рядом с кроватью на пол или на кровать, но так, чтобы я его не могла коснуться. Или же вечером, когда он в слезах лежал в своей постели, я его гладила по спине и тихо, как будто рассказываю сказку на ночь, говорила про его папу и маму, и посреди всхлипов получала короткие ответы на вопросы.

Самым разговорчивым он и по сей день остается в ванной. Ни у бабушки, ни в детском доме ванны не было... Бабушка иногда возила внука к своему брату, там набирала ванну, и пока он играл с водой, она была рядом. Эта их семейная традиция плавно перешла к нам. Сидит этот «страшно взрослый подросток» в пене, бороду себе накладывает, я ему спинку тру, и мы про папу болтаем, а он улыбается от счастья».

В детских домах нет нетравмированных детей априори, говорит Андреа. Это – не дети профессора и балерины на курорте, и это нужно понимать. У всех ребят без исключения – раненая душа, и независимо от того, какой была их кровная семья, в детский дом добровольно приходят единицы. Процесс изъятия из семьи сам по себе ужасен.

Давида – первоклассника забрали прямо из школы. Он рассказывал, как бегал от сотрудников опеки, он не понимал: кто они, куда его везут? Двое суток рыдал и не ел. Ему ничего не объясняли и не давали позвонить бабушке, с которой он был счастлив. Воображение рисовало ему картины, как она его в отчаянии ищет и не может найти...

До сих пор Давид не называет приемных родителей «папа» и «мама». «Ему сложно называть нас так при прямом обращении, а вот в третьем лице говорит именно так — запросто. Уж слишком большая у него боль, связанная с мамой. Мы ведь так и не знаем, что с ней? Семь лет, как она в розыске», – рассказывает Андреа.

«Нам с мужем не хватало не знаний, а помощи – юридической, медицинской, психологической, – признается Андреи. – Прошло более года, прежде чем я нашла подросткового психолога, работающего с травмой. Сменили много неврологов. И суд по признанию кровной мамы Давида без вести пропавшей, при наличии соответствующего закона, мы без юриста проиграли».

Поэтому основной совет, который дает Андреа будущим приемным родителям: составить себе список тех, к кому вы сможете обратиться за помощью.

«На сто процентов вам будет не хватать поддержки, но предвидеть сразу, какой конкретно – невозможно. Ищите клуб приемных семей, где вы помимо единомышленников и людей со схожими сложностями найдете живой опыт практиков, которые побывали в вашей шкуре и справились. Это ценнее любой книги или лекции теоретика», – уверена Андреа.

Чтобы преодолеть адаптацию, по опыту приемной мамы надо, чтобы рядом с вами были люди, которые помогут в трудные минуты. Например, бабушка с дедушкой или друзья, которые посидят с ребенком пару часов, чтобы вы смогли перевести дух, сходить в салон красоты или просто прогуляться.

Это вскоре выходит боком, уверена приемная мама: «Самое главное, на мой взгляд, сформировать вокруг ребенка атмосферу безопасности, тепла и любви. Лишь когда человек в безопасности, когда привык немного и успокоился, тогда у него возникает желание учиться, развиваться».

Главное качество приемного родителя, по мнению Андреи, терпение: «В общении с ребенком мы сами растем. За два года жизни с Давидом я стала намного терпеливее, чем раньше».

Она говорит, что ей легче назвать качество, которое должно отсутствовать у приемного родителя –эгоизм. «Если вы по характеру эгоцентрист, то в 100 процентах случаев не сможете стать хорошим родителем. Здесь нет никакой выгоды. Любовь — для него, а не для вас. Она, скорее всего, к вам вернется, но ждать придется долго. Приемный ребенок – ежедневная работа с человеком, пережившим страшные события в жизни», — говорит Андреа.

Вечерами ей приходилось по нескольку часов быть с Давидом, потому что он плакал от боли, воспоминаний. По ночам он и по сей день кричит, и она встает и идет к нему, как к грудничку — до восьми раз за ночь. «Мне сначала даже приходилось объяснять кровным детям, почему так много времени уделяю Давиду, и что с ним происходит», – говорит приемная мама.

Кровные дети поняли, что их новому брату нужна помощь. «Наш случай похож на сказку, ставшую былью. Дети у нас замечательные, они сразу радушно приняли Давидика, – говорит Андреа. — Младшая дочка вообще уверена в том, что он был с нами всегда. Порой, дети с трудом осознают, что некоторые вещи он не может помнить, так как его с нами еще не было. Раздражают ли их элементы бескультурья, привнесенные из детского дома? Раздражают, но брат и сестра тактично поправляют Давида, помогают ему делать уроки».

Ревности в семье нет. Этому способствует, по словам приемной мамы, как общая семейная атмосфера, воспитание, так и ее с мужем усилия. Всем всегда поровну. «Если я просидела с рыдающим Давидом два часа, то непременно выделю индивидуальное время остальным детям, — рассказывает она. – Если один ребенок ходил с папой на концерт, то всем остальным это счастье тоже будет. Может не сегодня и не в этом месяце, но мы его вместе запланируем, заранее купим билеты, а дальше развиваем терпение. Матвей был на рок-концерте в октябре, Кира – на "классике" в декабре, Дана выбрала песни француженки Заз в феврале, а Давид ждет концерт Басты в апреле. И это нормально. У подросших детей разные интересы, но общие родители».

Уже два года, как Давид живет в семье. Совместных занятий со временем стало намного больше. Обязанности по дому распределены. Давид любит ходить в магазины, поэтому чаще ездит с мамой, еще ему нравится ходить со всеми в кино, на каток, играть в настольные игры... У детей – общие друзья. А еще вся семья увлечена автотуризмом. Поход в горы сплачивает как ничто другое, уверена Андреа.

Семья Андреи – многокультурная и межнациональная. В этом году 24 года, как они с мужем вместе. «То, что я иностранка – словачка – придает нашей семье особый колорит. Мы люди глубоко верующие, вера наша должна быть живой. Верность и преданность, жизнь на благо других, взаимоуважение — некоторые из наших ценностей», – рассказывает приемная мама.

Она говорит, что они с мужем всегда хотели именно четверых детей, хотя на момент венчания супругов врачи утверждали, что детей у них никогда не будет...

«Длительное лечение, тяжелые беременности, каждая из которых была риском для жизни, слезы между ними, когда мне очередной раз говорили забыть о мечте, неоднократные операции — вот что мы прошли на пути к большой семье, — говорит Андреа. — А станет ли она еще больше? Не исключено. Сегодня все зависит от того, когда все дети без исключения будут готовы принять нового члена семьи, которым может стать девочка-подросток».

Помогите нам снять как можно больше видеоанкет — поддержите детей в детских домах!

ФОТО – Антон Карлинер и из семейного архива.