Крутым маршрутом. История Евгении Гинзбург
Неуважительно относится
«Дерзкая, гордая, бестактная, неуважительно относится к руководящим товарищам и их женам, высмеивает установившиеся в активе отношения и вообще является чужеродным телом среди руководящих работников...», — так говорил о Евгении Гинзбург первый секретарь Татарского обкома КПСС Альфред Лепа. Гинзбург тогда еще не написала одну из самых страшных книг ХХ века, ее сын Вася был маленьким мальчиком, а не лучшим русским писателем времен оттепели — в путешествие по «крутому маршруту» ей еще только предстояло. Тогда, в 1936 году, Евгения Гинзбург была редактором отдела культуры газеты «Красная Татария», руководила русским отделом Союза писателей Татарии (татарским руководил Муса Джалиль), и одновременно работала доцентом кафедры истории ВКП (б) и ленинизма Казанского государственного университета. Она была женой ответственного работника, жила с семьей в отличной квартире, у них была домработница, был шофер... Старший сын и дочь мужа ходили в лучшую школу в городе. У нее были отличные духи, красивая горжетка из чернобурки, на мир она смотрела уверенно и немного надменно.
Аксенов удивился: даже Папа римский такое советовать бы не стал, что вы мне тут советуете от имени партии. Лепа вздохнул: «Эх, товарищ Аксенов, как жаль, что не захотел ты понять: мы искренне хотели помочь тебе... Придет время, и ты поймешь это, но будет поздно».
Ликбез от Жени
Евгения Гинзбург родилась в семье Ревекки Марковны и Соломона Абрамовича Гинзбургов. У ее родителей была аптека в Москве, но после революции они переехали в Казань – там потише. Женя всем пылким восхищалась героями революции, мечтала о победе коммунизма во всем мире, и больше всего на свете мечтала приносить пользу молодой социалистической Родине. Окончив Восточно-педагогический институт, она пошла преподавать — и не только студентам, но и рабочим завода на курсах, и еще писала статьи в «Красную Татарию». Мало кто в Казани отдавал столько сил ликвидации безграмотности. В двадцать лет она познакомилась с врачом Дмитрием Федоровым, вышла за него замуж, родила сына Алексея — и вскоре развелась, слишком разными оказались они людьми. С Павлом Аксеновым Женя познакомилась на партийной конференции. Павел был таким, как надо: искренний коммунист, из крестьянской семьи, свято верил в правоту дела Ленина-Сталина. Женя и сама была такой:
Они поженились, скоро у них родился сын Вася. Жизнь была, как в фильмах режиссера Александрова: сплошным счастливым праздником, в котором было много работы, много любви, много радости. Хорошо бы закончить историю на этом месте, но думается, что та женщина, которой стала Евгения Соломоновна после 18 лет лагерей и ссылок, этого бы и не хотела: «В бессонницу как-то не утешает сознание, что ты непосредственно не участвовал в убийствах и предательствах. Ведь убил не только тот, кто ударил, но и те, кто поддержал Злобу. Все равно чем. Бездумным повторением опасных теоретических формул. Безмолвным поднятием правой руки. Малодушным писанием полуправды. Меа кульпа... И все чаще мне кажется, что даже восемнадцати лет земного ада недостаточно для искупления этой вины».
Женя и ГУЛАГ
В 1935 году, после убийства Кирова, Сталин начал глобальную «чистку» партии. Стали «забирать» близких знакомых, друзей, коллег... Арестовали коллегу Жени, профессора Ельфова — его обвинили в троцкизме. Потом обвинили Евгению — она должна была распознать врага, а раз не распознала, стало быть, и сама враг. Она ни на секунду не перестала верить в правоту партии, и даже не испугалась: конечно, это ошибка, она же известная журналистка, преподаватель, жена такого человека! Но «все не прояснилось». В феврале 1937 года Гинзбург арестовали. Протоколы допроса – как День Сурка: «Признаете ли вы себя членом контрреволюционной троцкистской организации?» — «Нет, я не признаю себя членом контрреволюционной троцкистской организации». Время шло, ей не давали спать, есть, пить. Она не ломалась и ничего не признавала. Зато те, с кем она дружила и работала, давали показания на нее. Суд продолжался три минуты: десять лет в колонии строгого режима с полной конфискацией имущества и лишением гражданских прав на пятнадцать лет. Ей еще повезло – обычно по такой статье расстреливали. После двух лет в одиночной камере Гинзубрг отправили во Владивосток, оттуда на Колыму. Так начался ее крутой маршрут – по замурованным вагонам, через пересылки и лагеря... Страна, которую она увидит, не будет похожа ни на один фильм режиссера Александрова. Там не поют от счастья трудящиеся, освобожденные от буржуазного гнета: мир униженных, запуганных, несчастных людей откроется перед ней; мир звериной жестокости, мир отчаяния.
«Догматик элитарного слоя»
О лагерной жизни Евгении Гинзбург останутся противоречивые свидетельства. Там она познакомится с Варламом Шаламовым, но он будет относиться к ней с большой настороженностью. Писатель Борис Лесняк вспоминал: «И Шаламов, и я считали тогда Гинзбург партийным догматиком из элитарного слоя, каковой она, по всей вероятности, была еще, несмотря на всю "науку". И потому сторонились ее». Она и правда не перестала верить в победу коммунизма, в идеалы революции. Теперь она думала – да, Сталин -это зло. Но Сталин – это не Партия. Считается, что ее лагерная судьба была относительно легкой: она всюду встречала очень хороших людей, которые ей помогали, пристраивали на работу полегче, помогали выжить. Но горя Евгения хлебнула сполна: жила на 100 граммах хлеба в день, замерзала в сорокоградусные морозы, много раз смотрела в глаза смерти... Последние годы срока Гинзбург работала медсестрой в лагерной больнице. Там она познакомилась с врачом Антоном Вальтером: он станет ее третьи мужем. Из лагеря Гинзбург вышла в 1947 году. За это время умерли ее родители, погиб на фронте старший сын. Она добилась, чтобы к ней в магаданскую ссылку разрешили переехать Василию, устроилась пианисткой в детский садик.
Скромная позиция
«В этой скромной позиции я собиралась дожить остаток жизни.
Мой сын за 16 лет своей жизни вторично остался без матери, на этот раз один, без средств, на краю земли, без матери...»
Через месяц ее выпустили: лагерь заменили «бессрочным поселением», но теперь не брали на работу вообще никуда. Она давала какие-то частные уроки, а к ее мужу шли частные пациенты – на Колыме все знали про доктора Вальтера, который в лагере лечил лучше, чем лечили в больницах на воле. Было трудно, но Гинзбург не сдавалась: надо было держаться, надо было доучить Васю, надо было жить. В 1953 году умер Сталин. Евгению Соломоновну приняли на работу в школу для взрослых. Они с мужем удочерили двухлетнюю девочку. Еще через два, когда года реабилитировали сначала ее, потом мужа, переехали во Львов. Евгения вернулась в литературу, в оттепельной «Юности» стали выходить ее педагогические очерки, но главное – она писала и писала свой «Крутой маршрут», книгу воспоминаний о ГУЛАГе. В СССР «Крутой маршрут» не публиковали, и даже Твардовский не взял рукопись в «Новый мир». Он сказал:
«А когда истребляли крестьянство, она считала это вполне естественным». Но у «Крутого маршрута» уже началась своя собственная судьба – так всегда бывает с настоящими, большими книгами. Рукопись переписывали от руки, перепечатывали, фотографировали страницы, кто-то начитал его на магнитофонную пленку. Книга попала на Запад и в 1967 году ее опубликовали в Италии; ее читали в эфире на ВВС. Евгения Гинзбург умерла в 1977 году. Она успеет съездить в путешествие по Европе со своим сыном, в это время уже известным писателем, переехать в Москву, как-то наладить свою жизнь. Но ГУЛАГ не отпускал: «Рецидивы страха, — впрочем, не доводящие до отречения от прошлого, от друзей, от этой книги, — я порой испытываю при ночных звонках у двери, при повороте ключа с наружной стороны». «Крутой маршрут» в нашей стране опубликовали через 11 лет после смерти писательницы.
