История Наргиз Нуреевой: ДЦП, унижение, изнасилование – и счастье вопреки всему

В детстве я проводила по три месяца в реабилитационном центре. Днями напролет со мной занимались специалисты. Мама находила лучших. Она делала все, чтобы я научилась ходить, говорить, и смогла жить как нормальный человек. Все вокруг меня очень любили – семья, доктора. Несмотря на диагноз, я была счастлива. В восемь лет я пошла в школу. Там началась совершенно другая реальность – любовь врачей сменилась на презрение одноклассников. Меня высмеивали, надо мной издевались. Отсутствие четкой дикции и неровная походка сделали свое дело – моей кличкой стала «Пьяница». Я плакала – за что они так со мной? Почему? Я ходила по стенке – лишь бы не заметили, лишь бы снова не оскорбили. Родители очень переживали.

Меня обзывали, я улыбалась, а со стороны выглядела как блаженная – кроме того, что с ДЦП, так еще, будто, и умственно отсталая.
Со временем я поняла, что рассказывая про издевательства, я причиняю родителям сильную боль. Я перестала посвящать их в эти разборки – пыталась защитить их, и мне постоянно нужно было защищать себя. Из-за этого я стала настоящей драчуньей – другого выхода просто не было. Остановить унижения словом у меня не получалось. По всей школе изо дня в день звучало «пьяница», в меня бросали линейки, циркули, ломали пенал. Я выживала как умела.

Во втором классе мы переехали в другой район, но я не хотела менять школу. Несмотря на травлю детей, я привыкла к этим условиям и не допускала мысли, что в другой школе может быть лучше. Уже сейчас я понимаю – до какой же степени меня морально вытоптали, что вот эти, казалось бы, чудовищные отношения в коллективе, казались мне лучше неизвестности.
Конечно, с годами одноклассники менялись и привыкали ко мне. Даже собирались у меня в гостях, но пресловутое «Пьяница» намертво приклеилось, одноклассники рисовали карикатуры, как я гоню самогон – им казалось это смешным, а я улыбалась – как учила мама.
В десятом классе я написала письмо в программу «До 16 и старше». Рассказала про себя, про жизнь, про травлю. Мне хотелось кричать: «Люди, я хочу, чтобы вы приняли меня такой!» Про меня решили делать выпуск – телевизионщики приехали в школу, брали интервью у одноклассников. Они, конечно же, врали – говорили про меня добрые слова. А когда передача вышла в эфир, где я рассказывала правду о них, класс от меня отвернулся. Мой образ в программе– как из фильма «Чучело»: униженная девочка в толпе бездушных подростков. Этого они мне не простили.

Меня сводило с ума, когда окружающие намеренно подчеркивали мою недееспособность. Если в начальной школе учитель физкультуры не допускал меня к занятиям, то позже я добилась того, чтобы тренироваться со всеми, а уже в десятом классе я бегала на городских соревнованиях в школьной команде! Я постоянно пыталась доказать себе, всем, миру, что я могу, что я такая же, как они.
Все основные проявления ДЦП были исправлены еще во время реабилитации благодаря невероятным усилиям родителей и врачей. То есть, я, действительно, не была похожа на человека с ДЦП. Лучше бы я осталась инвалидкой, лучше бы не могла ходить, чем быть будто как все, но выглядеть пьяной.

После школы я поступала на факультет журналистики, но из-за проблем с русским языком экзамены я провалила и устроилась на заводское радио. Была корреспондентом, брала интервью, делала программу. Как только я оказалась во взрослом коллективе, я зажила другой жизнью. Тут никто не обращал внимания на мою речь и походку, никто не кричал мне вслед оскорбления. Я будто оказалась в другом мире, среди людей, которые видят во мне меня, а не диагноз.
Я работала на радио, печаталась в нескольких местных газетах, писала для республиканской прессы. Я постоянно стремилась вперед, еще дальше, старалась успеть все и везде. Мои подруги даже сейчас смеются – говорят, что я в то время «из всех щелей лезла». А я просто вдруг осознала, что стала нормальным человеком! Полноценным, уважаемым. Я инвалид? Нет! Я – журналист! Я послала прошлое к черту.

В итоге я все-таки поступила в институт – и там все были очень дружны. Я влюбилась в однокурсника, но взаимности не ждала. Однако, он признался мне в чувствах, мы стали встречаться, после четвертого курса хотели пожениться. Это было настоящее счастье! Я любима и люблю! Но эти отношения снова вернули меня в ад прошлого. Мама моего жениха, узнав о наших планах, стала убеждать его, что я не смогу родить здорового ребенка. Она заставляла меня бегать по врачам, проходить комиссии, пытаться доказать, что ДЦП – это не генетика, а родовая травма...

Сколько бы заключений из больниц я ей не приносила, ей всего было мало. Она не верила, она не желала нам счастья, она рушила наши отношения, втаптывала меня в грязь и, в итоге, добилась своего – мы расстались. Жениха я бросила сама, но надеялась, что он вернет меня, что извинится. Но этого не случилось.

После нашего расставания я собирала себя по кусочкам. Больше всего на свете я боялась повторения. Решение пришло само – я не для любви. Эта «инвалидка», которую я в себе похоронила, вдруг снова ожила: «Инвалидкам не суждено быть любимыми». Ну и пусть!
Сейчас я понимаю, что это был юношеский максимализм. Восемь лет я не смотрела на мужчин. За мной пытались ухаживать, проявляли знаки внимания, но я была закрыта. В итоге я не добилась ничего, кроме того, что потеряла молодость. Фактически собственными руками я похоронила ее в обидах и жалости к себе.

Мои родители всю жизнь работали в киноиндустрии и мне тоже этого очень хотелось. Тогда шел спецнабор во ВГИК от Казани за счет бюджета Госкино – и я поехала поступать на сценарный факультет.
Экзамены закончились скандалом. Руководитель мастерской, увидев меня, закричал: «Абитура совсем офонарела, пьяная приходит!»

И вот так, через много лет, в другом городе, и, кажется, уже другой жизни, мое школьное прозвище восстало из могилы. Но я все равно поступила.

Чуть позже у нас в Казани запустили съемки полнометражного фильма. Меня взяли помощником режиссера. Я работала с великими актерами – Быстрицкой, Куравлевым, Лановым... Я оказалась в большом кино, наравне со всеми нормальными, здоровыми людьми, исполнила свою мечту и была счастлива.

В 1997 году умерла мама. Она для меня была всем. Эта смерть подкосила меня и буквально сшибла с ног папу. Тогда я жила в общежитии в Москве и он перебрался ко мне. Нам было легче проживать этот период вместе. Мой мир рухнул, я ничего не хотела делать, мне было все безразлично. В киногруппе много мужчин, много соответствующих шуток и вскоре в коллективе начали поговаривать, что я на всю жизнь останусь девственницей.

Я поняла, что не справляюсь со стрессом, я не знаю как мне жить дальше. Услышав по радио программу психолога, я обратилась к нему за помощью. На консультации, которая проходила у него дома, он сказал, что я cлишком взволнована и настоял, что мне надо сделать укол. После инъекции я отключилась, а когда проснулась, то поняла, что меня изнасиловали.

Изнасилование стало для меня последней каплей. Три года я ничего не хотела. Читала эзотерику, пыталась найти ответы хотя бы там. Потом я познакомилась с режиссером из Эстонии Арво Ихо. Когда он узнал мою историю, то сказал: «Напишешь сценарий – я сниму фильм».
Первые несколько месяцев я писала – просто выплескивала на бумагу всю боль, это был даже не сценарий, а обрывки памяти, сформированные в рассказы, которые не имели никакой логики и структуры... А потом я заболела идеей о фильме. Засыпала и просыпалась с именем моей героини – Анаис. У меня наконец-то появилась цель – я хочу, чтобы о судьбе этой девушки был снят фильм. Эта девушка – я. Та, которая на самом деле до сих пор плачет внутри, где эхом звучит окрик: «Эй, пьяница!»

В 2001 году я уехала в Таллинн и мы стали писать сценарий вместе с Арво. «Тайная жизнь Анаис» переписывалась 18 раз. Я была одержима этой историей. Сценарий нравился всем, кто его читал. Мне пророчили, что фильм попадет на Венецианский кинофестиваль. Однако, осуществить задумку не получалось. Восемь лет я посвятила тому, чтобы найти способ снять этот фильм. В 2009 году я сказала себе «хватит». Я похоронила этот сценарий, перестала искать пути для его реализации, занялась привычной мне работой.

А в 2019 году мне позвонили и сказали, что есть продюсер, которая готова взяться за фильм. Последовала целая череда странных событий, но я, окрыленная возможностью исполнить мечту, шла напролом.
В итоге снова услышала отказ... Но прошел год, и я неожиданно узнала, что фильм, оказывается, по моему сценарию уже снят! Хотя права на сценарий у меня не купили, со мной никто даже не собирался связываться. Хотя я предупреждала продюсеров – доработку сценария я буду делать вместе с Арво – иначе это предательство по отношению к нему.

У меня много знакомых в киноиндустрии и я провела свое расследование. Фактически, сценарий «Грех» (так мы стали называть мой сценарий), у меня украли. Двадцать лет я писала историю своей жизни. Это – мое дитя, вымученное, выстраданное, которое буквально отодрали от меня вместе с кожей. Просто так я это не оставлю и пойду в суд. Выиграю ли я его? Это зависит, к сожалению, совсем не от того, на чьей стороне правда.

Я себя воспринимаю как коробочку с помятой оберткой. Внутри все так же, как должно быть, но вот внешне... ДЦП – это то, что сформировало меня. Диагноз – это не я, но и без него я была бы другой. У меня нет детей, потому что когда я могла родить, я писала сценарий, а потом... потом было поздно. Сценарий к этому фильму – мой единственный ребенок, и я не хочу, чтобы он был рожден ворами и лгунами.

Запрещая себе строить отношения с мужчинами, я годами лишала себя возможности быть счастливой, чувствовать себя настоящей женщиной. Однако, природу обмануть не удалось – буквально в один миг началась история, как мне казалось, совершенно безответной любви, не имеющая никаких перспектив. Я плакала в подушку, изо дня в день собиралась признаться в чувствах, но каждый раз в самый последний момент останавливала себя. Эта тайна давила на меня грузом и, в итоге, вылилось в длинное письмо, которое я оставила мужчине всей своей жизни и уехала в другую страну. Я знала, что теперь между нами сотни километров, а впереди несколько месяцев разлуки.

Мне казалось, что открывшись, я обрету покой. Такого не случилось, но стало легче. А дальше... Дальше началась запутанная история наших отношений, достойная кинематографа. Что мы только не пережили! Через что не прошли! И вот мы вместе – уже 19 лет, хотя официально женаты всего два года. Он – тот, кто убедил меня в том, что я имею право на счастье и любовь. Я – человек. Я – женщина. В моей жизни диагноз больше не важен, он – призрак.