Флаги на башнях. Как Макаренко воспитывал беспризорников

Он давно живет под огромным впечатлением книг Максима Горького, и личность Горького приводит его в восхищение: вышел из такого болота, бедности, из среды, враждебной всему красивому и смог воспитать себя в такого Человека! Макаренко старается звучать так же гордо, как Горький, он глубоко убежден, что это может каждый, если ему немного помочь.

Первые семнадцать воспитанников — упрямые дети улицы, твердо избравшие жизненный путь, который приводит к канаве под забором. Ничего другого они не хотели и наглухо отказывались перевоспитываться. Воровство? Подростки воровали все, до чего могли дотянуться. Пьянство? Они умели и любили это с детства. Дедовщина, мат, травля, насилие и всяческое АУЕ? Да сколько угодно.

Антон тоже был упрям, и примерно через полгода всё стало меняться. Временно пропустим шесть следующих лет, и вот мы в образцовой колонии имени писателя Максима Горького. Нищета позади, на дворе колонии самообеспечение и экономическое процветание: небольшой табун лошадей, огромная свиноферма, поля, которые обрабатываются согласно последним достижениям агрономической науки. Сам Горький регулярно пишет колонистам письма, они ему отвечают.

Мальчики и девочки учатся в семилетней школе, работают на ферме и в поле, а еще у них свой театр (новый спектакль каждую неделю) и оркестр. Всё вокруг них красиво: одежда, комнаты, цветы. Цветов должно быть много, одежда должна быть красивой, на этом Макаренко настаивал. Вокруг колонии нет забора, ее не караулят охранники: не смотря на название, это сообщество свободных людей.

Если кто-то хотел уйти, он мог, но от счастья не уходят. Колонисты стали самыми прогрессивными, самыми интеллигентными людьми в Ковалевке и окрестностях. На праздники местные приходят к ним в гости, смотрят на их интересную жизнь, удивляются, запоминают... Как получилось у Макаренко это педагогическое волшебство? Главный принцип его педагогики кажется парадоксальным: «Как можно больше уважения к человеку, и как можно больше требования к нему».

А подумаешь, и не парадокс вовсе: много требовать можно только от того, кого очень уважаешь. Дети это понимают.

Переломный момент случился, когда Макаренко организовал из колонистов патрули, чтобы по ночам защищать деревню. Они охраняли улицы, ловили грабителей и самогонщиков, передавали их в милицию. Днем работали в подсобном хозяйстве, урожай отвозили на базар в город. Подростки научились зарабатывать деньги, победили голод, навели порядок в деревне: они уважали себя и гордились собой. Таких приемов в педагогическом арсенале Антона было много, но они не сработали бы без личного примера.

«Как вы одеваетесь, как вы разговариваете с другими людьми и о других людях, как вы радуетесь или печалитесь, как вы обращаетесь с друзьями и с врагами, как вы смеетесь, читаете газету — всё имеет для ребенка большое значение <...> Никакие рецепты не помогут, если в самой личности воспитателя есть большие недостатки».

А еще сработало вот это «я вас не держу, вы здесь, потому что хотите быть здесь». Дети хотели оставаться в колонии, даже когда там не было никакой еды, кроме хлеба. Отличная социальная среда появилась в колонии раньше, чем нормальная еда. Жизнь была устроена мудро: все дети были разбиты на отряды из 7-15 человек, маленькие семьи, в которой каждый отвечал за каждого. Никто не мог обижать новичков или малышей – это было непреложным правилом.

«У нас у каждого старшего был обязательно так называемый "корешок". Каждый имел своего корешка в другом классе, другом цеху, другом отряде. Тем не менее, они всегда были вместе. Это неразлучная пара, это младший и старший братья, причем старший крепко держит в руках младшего. Если младший набедокурил — старший исправляет его. Корешки всегда ходили компаниями — человек десять малышей и столько же старших».

В колонии практиковалась сменяемость власти: чтобы командир отряда не стал унылым должностным лицом, его переизбирали каждые три месяца или полгода. Командиры отрядов наравне с преподавателями входили в Совет колонии, который принимал все важные решения. Дети могли, например, поставить вопрос об увольнении воспитателя.

В колонии было то, чего для этих ребят не было больше нигде в мире: справедливость, демократия, самоуправление. Там было интересно: театр, книжки, кружки! Но было такое правило: если так решит общее собрание, колониста могут изгнать; и даже Антон не может этому помешать. И если так было. колонист переставал быть частью прекрасного братства, возвращался туда, где надо будет каждый день выживать и... и ничего больше.

Через шесть лет колонию Макаренко перевели в Куряжский монастырь под Харьковом и объединили с действовавшим там «Реформаторием имени 7 ноября». Реформаторий создали сразу после революции: там под присмотром Наркомпроса 200 малолетних преступников реформировались в сознательных советских граждан. Эксперимент провалился сразу. Беспризорники, собранные со всего Юга быстро стали сплоченной бандой, наводившей ужас на все окрестности и даже на Харьков.

Собственно, Макаренко перевели сюда, потому что никто не мог справиться с этими дикими детьми. Последней каплей стали несколько убийств и ограбление жены немецкого посла. Грязные, вшивые, вечно больные дети сидели по уши в грязи. Воровские понятия запрещали им убирать комнаты и топить печи. Они отказывались работать, воровали, жестоко, не по-детски дрались. «Пока я жив — я пути "малины" не допущу!» — предупредил Антон. Это были чуть ли не первые его слова на новом месте.

120 колонистов из Ковалевки социализировали куряжских в несколько месяцев. Через год все жили по одним правилам. В колонию все время привозили новых беспризорников, и для них придумали вот что. Каждому новичку через пару месяцев выдавали значок колониста, и все были обязаны верить ему на слово. За нарушение доверия — выход из колонии. «Это преступление более сильное, чем воровство, чем невыход на работу. Твоему слову верят, поэтому ты не можешь соврать — это закон».

А еще через год все закончилось: на очередном комсомольском съезде Надежда Константиновна Крупская лично раскритиковала педагогическую систему Макаренко как «несоветскую». Ему предложили: или отказываетесь от своих ошибочных подходов к воспитанию, или уходите из колонии. Макаренко, понятно, ушел. Руководить колонией имени Горького стали совсем другие люди, и скоро она стала просто местом лишения свободы, с вертухаями и колючей проволокой.

Все повторилось: трудные подростки затянули на год пояса, подняли свое локальное сельское хозяйство, откормились, подкопили денег... И решили открыть какое-нибудь новаторское производство. Антон искал особенное дело, чтобы оно позволило его коммунарам научиться сложным профессиям, и чтобы производить такие штуки, которых в СССР еще не было.

И они построили завод электроинструментов, первый в Союзе, а потом открыли производство фотоаппаратов. Коммуна процветала, только государству по 4,5 миллионов в год отдавали. Но время Макаренко сжималось, его оставалось совсем мало. Антону и так повезло, эти 16 лет были удивительными: колонисты почти не получали государственного обеспечения, зато к таким педагогам, как он, никто не лез с методическим контролем, проверками и распоряжениями.

А тут еще страна осознала, что продукция коммуны важна для оборонной промышленности, и на фабрику набрали взрослых рабочих. Харьковская трудовая коммуна стала Харьковским комбинатом НКВД СССР им. Ф. Э. Дзержинского. Антон, в то время уже автор бестселлера «Педагогическая поэма» переехал в Москву, ему помог Горький. Педагог Макаренко стал писателем Макаренко. А больше всего в жизни его радовало, что один из его 3000 воспитанников не попал снова в колонию или в тюрьму. «Мои горьковцы тоже выросли, разбежались по всему советскому свету, для меня сейчас трудно их собрать даже в воображении.

Никак не поймаешь инженера Задорова, зарывшегося в одной из грандиозных строек Туркменистана, не вызовешь на свидание врача Особой Дальневосточной Вершнева или врача в Ярославле Буруна. Даже Нисинов и Зорень, на что уже пацаны, а и те улетели от меня, трепеща крыльями, только крылья у них теперь не прежние, не нежные крылья моей педагогической симпатии, а стальные крылья советских аэропланов...»

Макаренко умер от сердечного приступа в поезде: вез на кинофабрику сценарий про своих колонистов...