«Думала, рожу — и до свидания»: что вынуждает женщин отказываться от новорожденных и как помочь им сохранить семью

Когда Надя увидела на тесте две полоски и поняла, что у нее будет ребенок, она его возненавидела. Беременность наступила после изнасилования — и девушка была уверена, что оставит малыша в роддоме. Но в июле она с новорожденной Кирой приехала в подмосковный приют для мам с детьми «Теплый дом».

В Москве Надя живет с конца марта. До этого она снимала жилье во Владимире и Ярославле, а родилась в Иваново. Отец бросил её маму, когда узнал, что будет девочка, а не мальчик. Мать растила Надю в одиночку. Когда девочке было 12 лет, мать умерла из-за проблем со здоровьем, к которым привела алкогольная зависимость. Надина тётя, родная сестра её матери, сказала, что девочка будет жить с ней, но потом вызвала органы опеки — и Надю забрали в приют, а потом перевели в интернат, где она жила до 18 лет.

— Из приюта меня должны были перевести в детский дом в Украине, потому что у меня мать была прописана в Полтавском районе, но в итоге оставили в России, — говорит Надя. — В интернате я поступила на повара-кондитера, но учиться не хотела, мне было это неинтересно. Я начала сразу работать: и продавцом была, и листовки раздавала. Работу я везде находила. Мне было не влом: я и уборщицей работала. На самом деле я сменила очень много профессий с 17 лет.

— Это я сейчас понимаю, что прожигала жизнь, а тогда мне казалось это свободой, когда бесконечные ночные клубы и мотогонки. Большинство друзей у меня были из мототусовки, и я сама стала ездить. В 2017 году я попала в аварию на мотоцикле из-за несчастной любви. Полгода лежала, потому что получила травму позвоночника. После этого я решила, что за мотоцикл больше не сяду, и поняла, что любви не существует.

До 2017 года Надя жила во Владимире, потом много переезжала. Работала вахтовым методом, охраняла разные жилищные комплексы. Три года назад она приехала в Кострому и стала работать в ресторане — рассказывать на улице про новые блюда. В Костроме она познакомилась с мужчиной. Он работал в такси. Несколько месяцев они общались как друзья. И как-то он позвал Надю на день рождения приятеля. Сказал, что придёт с женой и детьми. Надя решила, что если будет другая женщина, то можно и пойти. Но никакой женщины с детьми там не оказалось. В тот вечер Надя пострадала от сексуализированного насилия, а через три месяца она узнала, что у неё будет ребенок.

— Когда это произошло, я никуда не обратилась, потому что считала себя виноватой. Сама же пошла на тот день рождения. А потом стала утягивать живот, чтобы никто не знал, что я беременна. Мне было стыдно, что со мной такая ситуация произошла... Когда она стала шевелиться, у меня была такая ненависть к себе и к ней.

— До этого я уже приезжала в Москву отдыхать. Тогда я была официанткой и хорошо зарабатывала: у меня были всегда самые большие чаевые. Погуляла помню по ЦУМу, по Красной площади и подумала тогда: «Большой город — это для меня. Я сюда еще вернусь». Попомнила свои же слова.

В Москве Надя стала охранять жилой комплекс в 25 этажей. За ней был закреплен один подъезд. Сначала Надя скрывала свою беременность. А когда скрывать уже не получалось, стала говорить, что откажется от ребенка и вернётся на работу.

— Я работала с 7 утра до 12 ночи, жила в оборудованной комнате на первом этаже. У меня там стояла раковина, плита, диван и комод для вещей. Там же в комнате стоял стол с монитором, и ты по камерам смотришь, что где происходит. И у тебя постоянно рация включена. В соседнем подъезде в такой же комнате был ещё душ и стиральная машина. За две недели до родов я ушла с работы, потому что мне было уже очень тяжело передвигать ноги, я ведь должна была пешком обходить эти 25 этажей два раза в день.

У Нади было отложено немного денег. На них она сняла себе комнату. И ровно через две недели у нее родилась Кира. Но из роддома их выписали не сразу. У Нади обнаружили инфекцию — последствия изнасилования. Врачи роддома, узнав, что Надя хочет отказаться от ребёнка, позвонили Ольге Шиховой, координатору проекта «Профилактика отказов от новорожденных» в фонде «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Надя рассказала ей свою ситуацию и о том, что она не может видеть дочку.

— Ольга мне сказала: «Ты не переживай. Мы с тобой поедем в "Тёплый дом", где живут мамы с детьми, которые тоже оказались в сложной ситуации. Ты там побудешь с дочкой, и если у тебя не проснется любовь, тебя никто не осудит. Все, что произошло, было не по твоей воле, не по твоему согласию».

Киру оставили в роддоме, а Надю положили на две недели в кожно-венерологический диспансер, чтобы она прошла лечение. Выписали их с ребенком в один день, и тогда же они поехали в «Теплый дом».

— Если бы не Ольга, я бы от нее отказалась, потому что идти с ней мне было некуда... Я помню, как мы с матерью скитались. Как мы поехали в дом её родителей, когда мне было пять лет, а там жил мой дядька, её брат. И он напился и бегал за нами с топором. Потом мы вернулись в город и жили в бывшем ресторане. Мать мою сделали охранницей этого здания. Там нет-нет да проводились мероприятия: похороны, свадьбы. То есть это был банкетный зал такой. А второй этаж арендовали под кондитерскую. Мы в бывшей раздевалке спали. Был там, как сейчас помню, топчан из дерева с серебристыми узорами...

Я содержала мать, считай, с 5 лет. В 7 лет она попыталась отдать меня в школу — в спортивный интернат. Но в восемь я оттуда сбежала. Нас, детей из интерната, повезли в санаторий. Там были сироты, те, от которых отказались родители. И туда приехали американцы. Я испугалась, что они меня купят и увезут, поэтому сбежала. И потом больше мать меня ни в какую школу не отдавала...

У Нади было сложное детство и не было примера перед глазами, как можно заботиться о ребенке. Девушка хотела отказаться от дочки, потому что она была напоминанием о насилии, которое произошло с ней. Но еще в роддоме Надя стала чувствовать любовь к ребенку после первого кормления грудью. Сейчас в «Теплом доме» ей помогают освоиться в материнстве. Психолог провела с Надей несколько сессий, чтобы проработать травму от перенесенного насилия. В приюте ей помогли добиться зарплаты от охранного предприятия, где она работала, потому что изначально ей перевели только две тысячи и сказали, что больше денег нет.

— После психологических тренингов я наконец увидела в Кире себя. Сфотографировала её недавно и смотрю — даже губы мои. Такие же тонкие.

У Нади было много противоречивых чувств относительно ее материнства. При этом мы видим большую теплоту, любовь и нежность к ребенку, что появилось в роддоме. Этот гормональный фактор помог ей почувствовать привязанность к ребёнку. Потому что сначала было много боли и обиды, именно от того травматичного опыта, который случился в ее жизни. Поэтому нам было очень важно разделить её материнство и то, что с ней произошло Мы стараемся провести грань между тем опытом, который принес много боли, и другой историей, где много любви к дочке и желания о ней заботиться.

В случае Нади мы можем говорить о комплексном посттравматическом стрессовом расстройстве, которое сформировалось в силу проживания в детстве с мамой, которая не очень хорошо о ней заботилась, и опыта физического сексуализированного насилия. На этом фоне у Нади были сложности. Когда она смотрела на ребенка, у нее могли всплывать какие-то флешбеки, воспоминания о случившемся. И это иллюстрация того, что может происходить, если травматичный опыт никак не проработан. И мы стали этим заниматься.

У Нади была консультация с психиатром и индивидуальные сессии с приглашенным психологом, которая работала с травмой по определенному методу. Мы занимались психологическим просветом и рассказывали, что такое посттравматическое стрессовое расстройство и что при нём бывает. И это тоже Наде позволило немножко выдохнуть, потому что она стала понимать, почему у неё кошмары по ночам или иногда накатывает какое-то состояние. У нее появилось осознание, что дело не в ребёнке или в том, что она не годится на роль мамы, а в том, что она пережила. И вот так мы продвигаемся, отделяя одно от другого, замечая, как она справляется и заботится о ребёнке, и отдельно акцентируя внимание на том, чем они с дочкой похожи.

Лиза, 23 года, воспитывает восьмимесячную Алёну. Алёна родилась 31 марта 2023 года на 36-37 неделе. У нее была пневмония и низкий билирубин, поэтому из родильного отделения ее перевели в детский боксированный корпус. Девочка пролежала там 21 день, и Лиза каждый день ездила ее кормить.

После родов она сразу сказала, что откажется от Алёны: «Как я могу отвечать за жизнь ребёнка, если не могу за свою даже ответить. Я же с ней не выйду на улицу. Своего жилья у меня нет. Снимать квартиру я не могу, меня никто не возьмёт с ребёнком. И работать я не могу, потому что ребенка оставить не с кем: все мои родственники умерли». Гинеколог предложила Лизе не писать сразу отказ и пригласила к ней волонтера из проекта «Профилактика отказов от новорожденных».

— Волонтер мне рассказала, что есть такой вот «Теплый дом», там я смогу пожить с ребенком и разобраться, что мне вообще делать дальше. Она мне сказала: «Ты сейчас пока думай. Если оставишь ребенка, то позвони мне. А если откажешься, то откажешься». Когда Алёну выписали, я ей позвонила. И 21 апреля мы приехали в «Теплый дом».

До родов Лиза работала посудомойщицей в разных ресторанах в Москве и Воскресенске, а в пандемию — в «красной зоне» в больнице. В 2020-м году она как раз была на последнем курсе колледжа, где училась на медсестру.

— Изначально я хотела быть ветеринаром, потому что с детства любила животных и хотела их лечить. Но в Москве ветеринарных колледжей мама не нашла, а ездить одной на электричке после 9 класса она мне не разрешила. Сказала: «Я тебя не отдам в Подмосковье. Давай на медсестру пойдешь?» Ну я и согласилась. К четвертому курсу я поняла, что медики — очень жестокие люди. У меня была такая ситуация: я пришла в больницу делать рентген. Рядом пожилая женщина в коляске сидела и кричала. У нее какой-то бзик случился, плохо ей не было, но медики все просто спокойно шли мимо и даже ничего не спросили.

В медицинском учат, что ты должен в какой-то степени быть хладнокровным. Это тяжелая профессия, если честно. Нас наняли на работу в «красную зону» еще когда мы были студентами. Нам сказали, что у нас экзаменов не будет в этом году, что мы будем работать и нам это зачтут за экзамены. Четыре месяца я так проработала и поняла, что быть медсестрой — это не мое. Поэтому я строилась посудомойщицей, а потом планировала стать сиделкой. У меня бабушку парализовало после инсульта, я за ней с 13 лет ухаживала, поэтому знаю, что это такое.

Бабушка Лизы умерла, когда девушке было 18 лет. Тогда же не стало и её мамы, а ещё через два года умер и отец. Родственники Лизу не поддержали: когда она осталась без жилья, никто со стороны матери или отца не приютил ее.

— В 18 лет я лишилась квартиры, где жила с мамой и бабушкой. Когда они умерли, меня обманули мошенники. Люди из колледжа, где я училась, предложили мне делать бизнес. Я даже не знала, какой. Думала только, что вот сейчас будет много денег и буду путешествовать. Ветер в голове был, я не понимала, что мне предлагают. И я квартиру отдала под залог. Но меня обманули. И я осталась ни с чем. В полицию я ходила, но там сказали, что не смогут помочь, потому что даже по камерам в банке видно, что я сама все подписывала и на все согласна была.

Когда мама и бабушка Лизы умерли и девушка вступала в наследство, оказалось, что у её матери было двое детей. На самом деле Лиза была два раза записана в документах, но под разными фамилиями: под фамилией от рождения и под маминой.

— Так я узнала, что меня удочерили в три года. Себя я до трёх лет не помню, помню уже только с мамой. Как оказалось, с приёмной. Папа с нами никогда не жил. Приезжал только на праздники. Когда я одна осталась, никакие родственники не захотели мне помочь. Когда папа умер и я плакала, его родственники спрашивали: «Что ты плачешь? Он вообще тебе просто как дядя знакомый. Он тебе не папа даже». Жестокие люди, я так скажу.

— Было страшно, когда я дом потеряла. Сейчас уже я привыкла, что в моей жизни что-то постоянно меняется. Так живу, что делать. Страшно оказаться на улице, но даже это я пережила.

Когда Лиза забеременела, она снимала квартиру с подругой. Прошлой зимой они поссорились. Лизе надоело ругаться — и она вышла на улицу прогуляться. В это время подруга позвонила своей маме, они поменяли замки на двери и уехали.

— Я пришла ночью, дверь не открыть, трубку подруга не берёт. Все мои вещи в квартире. А это был февраль, то есть я была уже на последних сроках беременности. И вот я стояла и думала: «Блин, вечер уже, куда я пойду?» Я погуляла, потом села на автобус и стала кататься. Потом нашла подъезд, где на входе был диван рядом с окошком консьержки. Я там уснула до утра. На следующий день у меня как раз должна была быть встреча с другом с работы. Я не знаю, что бы я делала, потому что у меня телефон разрядился. Я с ним встретилась, он нашел место, где я могла бы побыть. Это был компьютерный клуб. Он купил мне еды и воду, сказал: «Сиди играй, смотри, что хочешь. Я сейчас буду с кем-то договариваться, чтобы ты не осталась на улице».

Еще одну ночь я просидела в компьютерном клубе. А потом он нашел через знакомых знакомых дедушку, который сдал мне комнату. И с февраля до апреля я жила у него. Дольше я у него жить не могла, потому что он был готов меня пустить только на время, пока не найду другое жилье. Другого жилья у меня не было, и я считала, что выбора у меня тоже нет и придется отказаться от ребенка. А сейчас я понимаю, что выбор был и что Алёна — мой ребенок.

Когда Лиза поняла, что оставит дочку, стала думать, как ее назвать. Решила в честь мамы. Она была Еленой, в детстве ее звали Алёнкой, вот и Лиза выбрала это имя.

— Мне все говорят, что она у меня просто подарок божий: ложится в 10 часов вечера и спит до 9 утра. Мы будильник ставим, чтобы не проспать кормление. Я говорю: «Алёна, нам надо вставать в шесть, потому что вот у нас график. Мы должны в шесть кушать, в десять — и так каждые четыре часа». В «Теплом доме» есть режим дня для мам. А еще у каждой мамы свой план (прим. — план выхода из сложной жизненной ситуации). Например, у меня есть дача. У меня в плане стоит восстановление документов на неё, потому что они потеряны. Можно потом будет её продать, если что, чтобы купить что-то другое, потому что с ребёнком там жить нельзя: там нет ни газа, ни воды. Зимой там можно замерзнуть.

Еще мне подсказали, что после выпуска из «Теплого дома» я могла бы снимать комнату с другой мамой, чтобы мы смотрели за детьми друг друга и работали по очереди. Я ещё пока не знаю, что буду делать. У меня очень много мыслей в голове... Хорошо, что здесь у меня есть своя комната. Можно закрыться и подумать. Тут такая традиция: если на двери ленточку завязала, значит тебя трогать нельзя. Например, ребёнок спит. И никто не войдет к тебе в комнату без разрешения. Здесь очень все хорошие. Обычно мы до 12-ти гуляем с детьми, потом до 6 вечера никого не видно, все по комнатам разбежались. Потом в 6 вечера у нас ужин. И вот так каждый день.

Наличие места, где безопасно, где есть еда, где понятные правила, где есть вещи и питание для ребёнка и где все заинтересованы в том, чтобы и мама, и ребёнок себя хорошо чувствовали, безусловно дает терапевтический эффект и снимает стресс от постоянной неопределённости: где жить, как справляться с новой ролью мамы, что вообще делать и куда идти.

Фрустрация от этой тотальной неопределенности немного снижается за счёт того, что базовую ступеньку безопасности и потребностей мы закрываем. Какая работа в дальнейшем ведется? Составляется индивидуальный план с каждой мамой о том, какие варианты могут быть по выходу из непростой ситуации. Всегда что-то находится. Например, две мамы могут объединиться, жить вместе после «Теплого дома» и по очереди работать. То есть люди, которые находятся в схожей ситуации, начинают помогать друг другу. Или, например, как в случае с Лизой, выясняется, что есть какое-то имущество, дом или дача. Даже если там нельзя жить с ребенком, его можно продать, чтобы был какой-то капитал.

Безусловно, мы помогаем мамам получить всю материальную поддержку от государства, которая им полагается. Это тоже дает некоторую уверенность и может способствовать появлению дополнительных вариантов того, как быть дальше.

Ключевое — это бережное общение с людьми и с собственным ребенком. Этому мы уделяем много внимания: почему важно подходить, если ребенок плачет, как ухаживать детьми в плане гигиены. Помимо этого, есть еще бытовые правила. Мамы сами готовят, мамы сами убирают, мамы сами планируют бюджет — это все нужно, чтобы они потом могли вести быт и самостоятельно жить с ребенком и после «Теплого дома».

«Теплый дом» — это проект фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Фонд появился 16 лет назад. Сначала это была небольшая группа энтузиастов, которая отвозила в больницы подгузники для детей-отказников. Сегодня фонд работает по четырем большим направлениям:

Все это фонд делает, чтобы дети росли в семьях, с любящими их родителями и близкими людьми, а не в интернатах.