Анна Семак: о разводах, травмах, ранней беременности и воспитании семерых детей

Я была младшей, оттого нежности, заботы и внимания мне досталось больше, чем остальным. Мама везде, куда только могла, брала меня с собой, я походила на неё маленькую внешне как две капли воды, и, несомненно, у нас было что-то общее в характере, открытом и любознательном. Мы с мамой всегда были лучшими друзьями, она позволяла мне все, кроме дерзости.

В молодости отец работал в группе «Интеграл» с Бари Алибасовым — играл на клавишах. Параллельно фарцевал — выменивал иностранцам предметы старины на виниловые пластинки. Однажды ему в руки попало Евангелие — когда отец Его дочитал, то бросил все, что было в его жизни раньше, пошёл в церковь и попросил взять его на работу «кем угодно». Вот уже 40 лет он работает в церкви, пишет церковную музыку, по его нотам поёт весь православный мир — в Америке, Англии, Европе и, конечно, в России.

Моя любовь к отцу не измеряется никакими километрами — до Луны и обратно, она как Космос, а отец для меня по-прежнему великий человек. Только я почему-то до сих пор не могу его обнять, поплакать у него на плече, поделиться сокровенным... я все ещё боюсь его разочаровать «неправильными» мыслями, боюсь не соответствовать его идеалам. При встрече мы трижды, по-христиански, прикладываемся друг к другу щеками, но как же хочется обнять его по- настоящему, расплакаться от радости и снова почувствовать себя ребёнком.

Многие парни в то время пропали без вести, кого-то убили, мою приятельницу насмерть забили монтировкой, потому что пуль на всю компанию, ехавшую в машине, не хватило. Мне повезло, что в период расцвета этого бандитско-модельного культа я была совсем ребёнком, и, имея старших товарищей, вращавшихся в этой среде, я с восторгом наблюдала за происходящим, не имея к этим историям прямого отношения.

Мне «повезло» — родившись со сложным пороком сердца, все детство я была освобождена от физкультуры, и мама однажды сказала, что если хоть раз попробую наркотики, то тотчас умру от остановки сердца.

К тому моменту, когда выяснилось, что с моим сердцем все хорошо, опасный период был пройден, а опыт умерших товарищей лишний раз подтвердил мою самостоятельно сложившуюся в голове теорию о том, что наркотики — это зло.

Мужчина мечты — плод нашей фантазии, сложенный из тысячи пазлов — ассоциаций, запахов, фильмов, слов, песен. Мы придумываем его с детства, ищем подобное, притягиваем, адаптируем, влюбляемся в образ, жадно ищем для себя то, по чему испытываем голод, — по нежности, близости, по восхищению, попадая в болезненную зависимость от этой дофаминовой иглы, но в этом ли смысл настоящей любви — определять свое счастье вымышленным персонажем, обрекающим нас на непреходящий роман с самой собой? Оглядываясь назад, вздыхая по человеку, от которого, как нам казалось, мы получили самые чувственные признания и классифицировали эти отношения как «самое лучшее, что с нами могло случиться», мы понимаем, что были влюблены не в человека, а в себя в тот момент, нравилось это ощущение свободы, собственной значимости, вскружило голову, что кто-то разглядел в нас особенности, ранее никем не замеченные, это и держит нас годами в великом заблуждении, что где-то там, разделенный с нами непреодолимым расстоянием, остался тот, с кем наша судьба была бы совершенно иной, великой, особенной.

Когда мне было семнадцать, я встретила Лёху. В бандитской среде он был и не сверху, и не снизу — он происходил из интеллигентной семьи, имел прекрасную эрудицию, учился на юридическом факультете по-настоящему, а главное — обладал фантастическим чувством юмора и способностью запоминать огромный объем информации. О том, что Лёха занимается противозаконной деятельностью, думать мне совершенно не хотелось, нам было весело, и я чувствовала себя любимой — остальное не интересовало. Двое из его друзей — Юкла и Бобер — умерли от передозировки, Грача и Зиньковского посадили в тюрьму, и в тот момент, когда у меня начали открываться глаза на весь ужас происходящего, я обнаружила, что беременна.

Я вышла замуж в 18 лет — мечтала о замужестве и детях с двенадцати, все время уточняя у мамы, со скольких лет принято сочетаться законным браком, естественно, мне казалось, что это навсегда. Беременность проходила легко, но за месяц до предполагаемой даты родов я начала паниковать, мой доктор терял терпение и однажды предложил мне родить, не дожидаясь срока, — поставил капельницу с окситоцином.

Через месяц после рождения Майи я была на пределе нервного истощения от бессонных ночей и последствий травматических родов, а тут внезапно пропал Леха.

Родив ребенка, будучи ребенком сама, я прошла через ад — унизительные обыски, слежку, угрозы. Лёхе дали четыре года, вместо простых материнских радостей, о которых я так мечтала, меня накрыла волна отчаяния, я осталась совершенно одна без средств к существованию.

Я не стала ждать Леху из тюрьмы, понимая, что шансов изменить этого человека нет никаких, но, будучи ему другом, до конца срока поддерживала его посылками и письмами.

Решив, что растить ребёнка одной будет сложно и неправильно, я решила срочно выйти замуж повторно, чтоб уже точно навсегда.

Долго ждать не пришлось: я снова вышла замуж за хорошо образованного, умного, красивого человека, имевшего только один недостаток — неконтролируемую агрессию.

Так я оказалась в Москве, где к своим двадцати годам имела за плечами два брака и столько травматичного опыта, что его хватило бы на три жизни.

С годами близость не становится в тягость, потому что фундамент осознанных отношений заложен здоровый, крепкий. Вместо эмоциональных качелей, проверки границ ревностью, манипуляций для одомашнивания и обездвиживания супруга в отношениях настоящей любви есть доверие, взаимная поддержка, неиссякаемая нежность.

Мне кажется, чтобы найти настоящую любовь, очень важно не поддаваться давлению общества, уметь ждать и, встретив своего человека, не ломать его под себя, а быть готовым потратить всю свою жизнь на то, чтобы ему рядом с тобой было хорошо и спокойно, как в тёплой ванне.

Мы познакомились в тот момент, когда я поняла, что всё, чего ищу, — это нежной заботы, мне просто хотелось встретить психически здорового человека с легальной работой, который поможет мне забыть о страхах и пережить ночные кошмары, каждую ночь напоминающие о прошлом.

Я работала хостес в ресторане First на Софийской набережной, как-то раз Сергей приехал туда навестить приятеля — нашего управляющего Алексея Сидорова, он-то и представил нас друг другу. С тех пор Сергей стал приезжать часто, используя любую возможность, чтобы меня увидеть.

Разговаривая с ним о жизни, я понимала, что нравлюсь этому симпатичному, очень простому в общении парню, все время прижимавшему правую ладонь к сердцу, как будто бы в знак искренности (на самом деле у него в тот момент была травма ключицы), мысль о том, что он женат, не давала мне покоя. Рискуя всем — работой, именем, он делал не поддающиеся никакой логике поступки ради простого желания побыть вместе хоть немного.

К тому моменту, когда я для себя все решила сама и поставила точку, прошло пять лет. Именно тогда, когда я нашла в себе силы на последний выдох — «уходи, не могу так больше, хочу нормальных, честных, здоровых отношений», Сергей прилетел ко мне из Парижа и остался навсегда, потому что по-другому просто не смог.

Я подсчитала, что все мои беременности длились четыре с половиной года. Беременность давала мне ощущение такого покоя и гармонии, которого невозможно достичь никакими средствами. Я превращалась в неутомимую кухарку, в увлеченного декоратора, внимательного педагога для детей и, наконец, в нежно любящую жену и мать, абсолютно лишенную всякой агрессии, в добрую, ласковую кошечку. В последние годы я так увлеклась этим состоянием, что родила три раза подряд, не заметив, как организм отчаянно просит дать ему отдышаться. Шесть родов, четыре операции «кесарево сечение». Последний раз врачи меня предупредили, что следующая беременность может оказаться фа- тальной.

Три года прошли относительно ровно, я даже радовалась, что младшая дочь подросла, бессонные ночи остались в прошлом, но прошёл ещё год, и я почувствовала лёгкое знакомое волнение души, перерастающее в навязчивое желание — снова быть беременной.

На мой взгляд, самое главное препятствие на пути к многодетной семье — гиперответственность. Мы очень боимся нарушить привычное течение жизни и выйти из зоны комфорта. Что там за поворотом? Вдруг какие-то непредвиденные сложности?

Главные правила выживания в многодетной семье — режим, ор- ганизация, логистика.

В нашей семье дети лежат в кроватях в 21.30. Полчаса на чтение и истории из жизни, в 22.00 строго отбой. С 20.30 я закрываю кухню на тяжёлый амбарный замок, а ключ до утра вешаю на шею. На стене висят графики — куда и когда кого везти, дополнительные занятия, репетиторы, бассейн. С логистикой все просто — нам помогает водитель, развозит детей на автобусе, тоже по графику. Старшие дети присматривают за младшими, прекрасно знают все требования родителей и семейные порядки.

Для того чтобы комфортно разместить семерых детей, мы используем три комнаты. Одну для подросшего мальчика 12 лет, вторую для девочек 8 и 11 лет и третью, с четырьмя кроватями, для остальных детей. В выходные дни и каникулы я непременно каждое утро раздаю всем задания — при- меры, контрольное списывание, раскраски, пазлы, чтение, английские слова. Дети очень рады этим заданиям, я преподношу это не как повинность, а как квест. Иногда старшие проверяют примеры у младших. Так же распределяются обязанности по дому. Девочки готовят полдник, мальчики пылесосят, каждый поддерживает порядок в своей комнате. Вспоминаю, что с одним, двумя и тремя детьми мне было гораздо тяжелее, чем сейчас с семерыми. Зато и радости в семь раз больше.

По материалам книги Анны Семак: «Близость как способ полюбить себя и жизнь», издательство «Эксмо».