Прямой эфир «Нового очага» о насилии собрал 2 млн просмотров

Наталья Родикова: — Если прямо сейчас вбить в строку поиска «мужчина избил» или «убил супругу», или бывшую жену, или женщину, с которой состоял в отношениях, мы увидим, что новости появляются едва ли не в прямом эфире. На самом деле это ужасно страшно. Мой первый вопрос к нашим гостям: как вы считаете, мы озверели? Что случилось? Или так было всегда, мы просто начали об этом говорить?

Анна Ривина: — Я скажу, что так было всегда, но мы действительно начали об этом говорить намного больше, и это очень важно. Порой это очень тяжело, потому что кажется, что, если мы не замечаем, это происходит где-то далеко, и из-за этого мир кажется добрее и проще. Но нет.

И нам очень сложно, но нужно начинать этот диалог, чтобы менять ситуацию. Но мы здесь собрались не для того чтобы обозначить, как все это страшно и ужасно, а показать, что появляются те организации и возможности для женщин обратиться в нужный момент за помощью для того, чтобы завтра жизнь была чуть-чуть лучше, чем вчера.

Наталья Родикова: — Юля, у меня следующий вопрос к вам. Вы делали первое женское ток-шоу на российском телевидении, и перед вашим взором, и в вашей студии прошла сотня женщин, которые рассказывали интимные свои истории. Я эту тему про насилие стала видеть вокруг себя и замечать как что-то неправильное буквально несколько лет назад. А вот 10-15 лет назад, когда вы делали эту программу, была такая тема?

Юлия Меньшова: — Это было еще раньше — 20 или 25 лет назад, когда мы стали делать программу. Тогда тема насилия не была возможна к обсуждению, и телевидение не было готово, поскольку сами женщины молчали. Когда мы делали программу я сама и общество были патриархальными, в гораздо большей степени, чем сейчас. Оно остается патриархальным, но сильно разбавлено по сравнению с тем временем. От героинь я не слышала, что их бьют, но это существовало в таком виде... «ну, бывает».

Но в целом Аня права, ситуация меняется. Хотя, я думаю, что проблема в том, что оно меняется медленно, лежит не в законодательстве, а в родительском воспитании. Проблема насилия начинается там, когда эта модель воспринимается как норма. Если родители позволяют себе самоутверждаться за счет самого слабого члена семьи — ребенка, то дальше ноги растут из этой проблемы хорошо, уверенно, крепко. И женщина иногда даже ждет, когда же мужчина ее ударит, потому что иначе — это ненормально.

Наталья Родикова: —Мне кажется важным, что вы затронули эту тему. Насилие всегда обращено в сторону слабого, я правильно понимаю, Аня?

Анна Ривина: — Это абсолютная правда, почему насилие существует: оно передается из поколения в поколение. Изначально дети, которые вырастают в такой семье, они считают, что это какое-то проявление нормы. И с огромной вероятностью мальчики вырастут и будут это насилие применять, а девочки будут воспринимать это как что-то нормальное.

То есть не только система не работает, но и люди, окружающие пострадавших, всячески говорят, что это нужно оставить при себе. Ну и не стоит забывать, что наши полицейские и судьи из того же самого общества, где насилие считается нормой.

Наталья Родикова: — Ира, мы пригласили вас потому что большое впечатление произвел замечательный документальный фильм, который вы сняли, с потрясающими историями. И я всем рекомендую зайти на YouTube и посмотреть «Бьет — значит бьет». Он потрясает тем, насколько откровенны женщины, которые делятся историями, и тем, насколько банальны и узнаваемы вот эти очертания зла, и насколько они просты. Меня это поразило в вашем фильме. А вас что поразило больше всего?

Ирина Шихман: — Когда я стала погружаться в эту тему, то была поражена, что это каждая вторая, каждая четвертая. И еще больше после выхода фильма я была поражена тем, сколько женщин и девочек мне стали писать об этом.

Все мне писали в личные сообщения, что у них произошли такие же ситуации, но они не могут об этом говорить всем. Меня это злило ужасно, ведь в своем фильме я хотела сказать: «Смотрите! Таких много. И это не страшно — об этом надо говорить и тогда тебе помогут. Поверьте, вы не одна».

Наталья Родикова: — Наверное, должно быть не стыдно. Но пока что стыдно, и это объективная реальность. Ну что мы можем с этим сделать?

Ирина Шихман: — Просто стыдно потому, что женщина считает, что она сама виновата: «Я какая-то не такая, поэтому он мне изменяет или бьет».

Юлия Меньшова: — Проблема гораздо шире. Безусловно, есть чувство вины, которое воспитывается в семье, и убежденность, что если тебя бьет мама или папа, то ты, конечно же провинилась. И это закладывает определенный психотип, который ищет подтверждения, что если тебя избили, значит, заслуженно.

Анна Ривина: — В отличие от конфликта домашнее насилие всегда происходит по одной и той же схеме. Это тот самый цикл насилия: после акта агрессии всегда следует, как называют психологи, «медовый месяц» —агрессор падает в ноги, обещает, что такое не повторится. И женщина верит, что если она будет вести себя удобным ему образом, то это не повторится. Но именно агрессор решает, за что наказать.

Если мы говорим про конфликт, то у него есть причина. Когда мы говорим про домашнее насилие — это системное поведение, которое направлено на то, чтобы один человек потерял волю, потерял способность себя защищать.

Наталья Родикова: — Аня, помнишь, мы с тобой разговаривали, и я тебе рассказывала, что мне до сих пор стыдно перечитывать переписку, на которой оборвалась одна из моих дружб? Одна из близких подруг написала мне: «Что делать? У моей знакомой, жены достаточно высокопоставленного чиновника успешная и красивая очень семья, все как всегда прекрасно в Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), нарядные дети, великолепный отдых, романтичная очень пара, но... Он ее бьет. Она вся в синяках. Мы ее спросили, она говорит, мол, бывает иногда. Как мне ей помочь?»

Анна Ривина: — Четыре года назад твой ответ бы никого не удивил, потому что мы заложники стереотипа — это домашнее и семейное дело. Тогда как в любой прогрессивной стране это воспринимается как социальная беда. Ведь насилие это одно из самых частых встречаемых в мире нарушений прав человека. У нас никто не говорит об этом, хотя это нарушение права на жизнь, права на безопасность, права не подвергаться пыткам.

Поэтому сказать, что оно есть где-то там, где, грубо говоря, бегают с топорами и бутылками водки, а вот там, где три степени ученые и все прекрасно — нельзя. Насилие есть в любой стране, в любом социальном и материальном слое население. Вопрос лишь в реакции, и мы сейчас только-только начинаем разговор и меняем отношение общества к этому вопросу.

Ирина Шихман: — Когда мы начали снимать фильм, я поняла, что у меня нет ни одной женщины опущенной, алкоголички, наркоманки — они все социально успешные. Я думала: «Не могут бить женщину с двумя высшими образованиями. Она ведь умная! Она же вовремя встанет и уйдет» Но ошибалась.

Наталья Родикова: — Да, Юлия справедливо говорила, что в родительской семье, где постоянно бьют и унижают, ты привыкаешь становиться в эту позу и чувствовать себя виноватым. Но ты рассказывала мне истории, в которых женщина сильная. Она удивляется: «Что, так может быть?» — и при этом остается в таких отношениях.

Анна Ривина: — Если мы будем говорить про большинство, то это в основном те женщины или мужчины, которые родились в таких семьях. В то же время есть и «подвиды» домашнего насилия.

И, кстати, очень часто домашние агрессоры это те люди, про которых подумаешь в последнюю очередь. То есть они прекрасно знают, что на людях надо себя вести иначе.

Наталья Родикова: — Ты сейчас говоришь очень важную вещь. Мы привыкли думать, что агрессор — это человек, который плохо справляется со своей агрессией. Но если он прекрасно гасит гнев при других людях, например, при начальнике или при инспекторе ГИБДД, то проблема, значит, в другом?

Юлия Меньшова: — Я вспомнила одного знакомого из студенческого прошлого. Прекрасный, начитанный, образованный юноша, когда выпивал, просто зверел. В доверительном разговоре он признался, что его отец так делал.

Анна Ривина: — Абсолютно согласна. Мы запустили программу, которая должна работать и с агрессорами в том числе. Но в чем проблема: у нас нет очереди из тех, кто хотел бы изменить свое поведение.

В тех странах, где есть закон, суд направляет агрессоров на курсы управления гневом. И если ты не пошел, то платишь большой штраф. В Израиле заявляют, что у них положительная динамика — 95%. Там мужчины живут в этих центрах.

Наталья Родикова: — Кто противостоит закону о домашнем насилии?

Анна Ривина: —Те люди, которые боятся потерять свою монополию на применение насилия, то есть на власть в семье, на наказание провинившихся членов семьи.

Ирина Шихман: — С экономического насилия. Все начинается с того, что-либо женщина зависима и ее заставляют отчитываться за каждую потраченную копейку, либо она зарабатывает больше и ей ставят в упрек то, куда она тратит собственные деньги. И еще один признак — ей запрещают встречаться с подругой.

Анна Ривина: — Кстати, одна из проблем, которые достались нам от патриархального строя, это убежденность, что женщине обязательно нужно быть с мужчиной, причем неважно с каким. Опять же, размыта граница между заботой и контролем. Очень часто то, что воспринимается как забота, является на самом деле попыткой подчинить себе женщину. В студию пригласили также женщин, переживщих насилие.

Ее возлюбленный не разрешал сообщать маме о том, что у нее есть мужчина. Первый, и к счастью, единственный раз, он избил ее за то, что девушка кинула в него платок, когда у него было плохое настроение.

Анна Ривина: — Да, в патриархальном сообществе женщина должна быть удобной. Если она не вписывается в идеальную модель, то ее можно наказать за это.

Анастасия обратилась за помощью в Центр «Насилию.нет.» Телефон организации ей подсказал психолог горячей линии, с которым она общалась в момент кризиса. Руководитель центра рассказала в эфире, что женщинам, пришедшим в «Насилию.нет», помогают профессиональные психологи. Тем, кто оказался без средств к существованию, центр помогает получить востребованную профессию и найти работу.

Для тех, у кого есть современные мобильные телефоны, Центр разработал приложение, которое называется «Насилию нет». Оно позволяет одним нажатием на кнопку отправить тревожный сигнал близким.

Следующая гостья, Наталья, говорит, что даже если муж ударил один раз, надо бежать. Женщина прожила в браке 32 года, у нее трое детей. Супруг неоднократно ломал ей ребра. Средний ребенок, которому сейчас 14 лет, многое перенял от отца. Наталья с сыном посещает психолога, чтобы нивелировать пагубное влияние мужчины на психику подростка.

Третья гостья студии, Гретта, поделилась своей печальной историей. Ее муж был старше на 14 лет. Она не обращала внимание на первые звоночки, когда он хватал ее за руки. Но после свадьбы начался тотальный контроль, вплоть до выбора одежды, поминутного мониторинга времени, затраченного на дорогу и так далее.

Гретта через две недели после родов услышала о том, что она плохая мать, никудышная жена, выглядит несексуально. Она стала пытаться себя изменить. Но в какой-то момент ей стало страшно, потому что муж начал ей угрожать убийством.

Мама говорила девушке: «Собирайся и уходи». Но Гретта сомневалась до тех пор, пока он не поднял на нее руку. И тогда она вызвала полицию, собрала вещи и уехала с новорожденным младенцем от мужа.

Нужна профессиональная помощь. Необходимо обращаться в кризисные центры, которые есть не только в Москве.

Необходимо обязательно рассказывать людям о том, что происходит в семье. Во-первых, у вас будут свидетели и, во-вторых, нужны те, кто отреагируют оперативно на угрозу жизни и здоровью.

Собрать «тревожный чемоданчик», в котором должны быть медикаменты, деньги, документы — самое необходимое.

На эту тему: «Ситуация дошла до края»: Валерия объяснила, почему решила возглавить движение против домашнего насилия

Фото: Personastars, Goodhouse, @irinashikhman