Елена Альшанская: «Друзья, по информации в СМИ вы не можете решать, растить ли людям своих детей»

Последнее время в СМИ появился типовой сюжет «ни за что ни про что, за один апельсин в холодильнике у хорошей семьи забрали детей». И за последние несколько лет такие сюжеты довольно успешно закрепили в сознании россиян дихотомию, что вот есть хорошие семьи, нормальные, а у них значит, ни за что ни про что. А есть маргиналы всякие, плохие – вот у них можно и нужно. И конечно никто из нас себя со всякими маргиналами не ассоциирует, а из хороших семей-то, нормальных, таких как мы, забирать понятное дело, нельзя.

Беда с органами опеки ровно одна. Это не специалисты в детско-родительских отношениях, психологии и социальной работе. И специального образования у них нет. Это именно обычные люди с обычным взглядом на жизнь. И поэтому, входя в квартиру семьи по вызову (опека не обходит квартиры, а реагирует только на сигнал), они смотрят на нее самыми обычными глазами. Вашими. И конечно же видит то, что видят глаза – наличие или отсутствие внешних признаков того, что у нас принято считать неблагополучием.

Здесь я сделаю маленькое отступление. И задам вопрос:

Как вы думаете, сколько в детских домах детей, отобранных из обеспеченных и очень богатых семей? Отобранных опекой или полицией. Не тех, которые родились с тяжелыми патологиями и которых, увы, в детских домах добровольно оставляют и очень благополучные и обеспеченные люди (которые точно могли бы им обеспечить лучший уход). А тех, которым угрожала опасность и их спасли? Ответ будет такой: примерно ни одного.

Удивительная социология. Неужели же в обеспеченных семьях нет насилия и жестокого обращения по отношению к детям? Неужели же там детей не бьют, не используют сексуально, не бросают на посторонних людей, не издеваются и никогда не пренебрегают их нуждами? Ой ли?

Возвращаясь к органам опеки. Смотрят они в основном на внешнее. И поэтому практически все те семьи, про которых писали «апельсин в холодильнике», обладали набором внешних признаков, который каждый второй обыватель квалифицировал бы как неблагополучие. Там и правда чаще всего было не очень.

Может означать, а может не означать. Вот так вот. Более того, многие риски – это сигнал к тому, чтобы с семьей постараться выстроить работу по их хотя бы частичному преодолению.

Давайте вспомним просто людей, с которыми мы знакомы. Просто оглянитесь вокруг. Кто-то из них наверняка вырос в семье, где родители, или один из них, выпивали. Кто-то наверняка вырос в довольно грязных и неуютных условиях. Кто-то жил с бабушкой, которая тащила с помойки мусор. Но их при этом любили и, в меру своих возможностей, заботились. Конечно, у них могут быть проблемы. И злость на своих родителей. Но может и не быть совершенно этих чувств и проблем.

А кто-то жил в семье, где родители последовательно унижали и уничтожали личное достоинство ребенка, которому показывали что он нежеланный, тупой, недостойный этой прекрасной интеллигентной семьи работников культуры или искусства. Или в семье, где прекрасный и благообразный отчим приходил ночью в чистую, уставленную игрушками по возрасту комнату к своей 10-тилетней падчерице, а мама не видела или делала вид, что не замечает, а может даже просто говорила ей, что не верит.

И еще одно отступление.

В современном мире во всех странах есть система, аналог наших органов опеки. Это службы, или судебные инстанции, которые могут принять решение о том, что эти родители и их дети разлучаются. Временно или навсегда. Что эта семья будет разделена по решению государства и эти родители больше не будут растить, а иногда и видеть своих детей. Никогда.

Вслушайтесь в это. Внимательно.

Это очень серьезные полномочия государства. Разрушить любую семью или разлучить родителей и детей. Внешним решением посторонних семье людей. Это действительно очень серьезно. Мы понимаем всю целесообразность этой возможности, этого права и полномочий, которые переданы государству.

Потому что действительно, родители могут даже убить своих детей, могут представлять для них опасность, а возможностей защититься или сбежать у ребенка, особенно раннего или вообще младенческого возраста – нет, как и понимания, что самые близкие люди могут поступать плохо, поэтому и сексуальное насилие ребенок от близкого и значимого взрослого часто принимает как должное, особенно если развращение началось с раннего возраста, – и никому не жалуется. Мы понимаем, что бывают ситуации, когда родители не защищают своих детей, а наоборот. И поэтому признаем это право государства. Но это право несет в себе безусловные риски – того, что решение будет принято неправильно.

Так и должно быть. Потому что жизнь людей, семья – это хрупкая вещь. И когда мы что-то говорим о нашей возможности свободно развиваться, быть личностью, то один из ключевых элементов, который позволяет людям чувствовать себя в безопасности и нормально и полноценно развиваться – это даже не частная собственность, как говорят многие, и уж точно не чистый пол и цивилизованный туалет. Это уверенность в том, что их общение и отношения с другими людьми, и уж тем более внутри семьи – неприкосновенны. Это и есть наше главное пространство свободы и развития. Наша частная жизнь.

Представьте на секунду, что в любой момент комиссия из соседей и государственных служащих решает за вас, того ли человека вы выбрали для отношений, или можете ли вы продолжать дружить с той классной девушкой, с которой познакомились на курсах, развестись ли вам с мужем, можете ли вы перевезти к себе жить пожилую маму, имеете ли вы право не сдать ее в дом престарелых.

Ваши отношения с близкими вам людьми – единственная зона вашей свободы и безопасности. Легче всего вас полностью сломать взяв ее под контроль. Это к вопросу про то, что мы часто слышим от чиновников и общества : «отобрание это встряска для родителей, пусть теперь подумают и резко изменят свою жизнь!». Конечно насилие это встряска. Только оно ломает человека, а не делает из него лучшего человека, чем он был вчера.

Так вот, с учетом всего вышесказанного.

Отобрание и лишение прав родителей может быть лишь самой крайней мерой. Когда детям угрожает серьезная опасность. Она не может быть эфемерной. Она не может быть на глазок, или по-вашему очень уважаемому мнению, потому что вы считаете, что так жить нельзя. Это точно не опасность для соседей.

Это реально крайняя мера. Ей должны предшествовать серьезные меры по изменению ситуации, ЕСЛИ она опасна для детей, если это угроза их жизни, если это непосредственная угроза здоровью и мы видим конкретно в чем она.

Да, вот так вот. Нет сроков и порядков, нет никаких экспертиз и оценок. Не привлекаются, могут не привлекаться – никакие специалисты. Никого из принимающих решения в этой сфере не учат специально и важному – что такое насилие и его последствия, что такое депривация и госпитализм, что такое детско-родительские отношения. И много-много другого.

К оценке ситуации должны привлекаться профильные специалисты. Эта оценка должна быть максимально тактична и аккуратна по отношению к семье. Это хрупкий механизм и это частная жизнь людей. Да, в том числе такая, какая вам не нравится, возмущает, и т.п.

Тут, собственно, варианты подходов, по которым может развиваться эта система. Которой, трижды повторю, у нас сегодня именно как систем – и нет.

Любая семья должна выглядеть идеально в любой момент времени и быть предметом чуткой оценки соседей, школы, социальных служб и т.п.

В любой момент в к вам могут вломиться в квартиру социальные педагоги из школы, опека, соцзащита, и если им не нравится как вы живете, – это ваша проблема. Вы должны соответствовать любым частным ожиданиям этих людей. Например если вдруг вы слишком религиозны или нетрадиционно религиозны, или спите дома не на кроватях, а на циновках на полу, или у вас бардак, или что угодно. А уж тем более если вы употребляете алкоголь или у вас есть психиатрическое расстройство любой степени сложности.

Социальные службы четко реагируют на сигнал

Если в сигнале речь идет о реальном преступлении или риске смерти ребенка – обязательно выходят с полицией и конечно же тогда у них есть право зайти в ваше жилище, для предотвращения преступления. Выходят всегда в составе и с участием специалистов, исходя из того о чем был сигнал. Психолог и социальный работник – базовые. К ним может прибавиться врач, психиатр, полицейский. Обязательно специальная подготовка у каждого из участников.

Если угроза не от взрослого, а реально от условий или одного из взрослых – перемещают ребенка вместе с взрослым или перемещают того, кто опасен. Если речь идет не об этом, а например о том, что «от ребенка плохо пахнет», то с семьей о встрече договаривается социальный работник и он с ней договаривается уважительно, и внимательно выстраивает общение, стараясь установить доверительные отношения. И главная задача – определить, есть ли риск насилия и жесткого обращения со стороны родителей. Если его нет – какие есть ресурсы у семьи, чтобы решить те проблемы, которые объективно имеются. И да, никакую информацию о семье нельзя передать в СМИ и уж тем более вламываться к ним с ТВ камерами.

И немного по тому, что делает наш фонд. Некоторые моменты описала Олеся тут. Я дополню.

То есть хорошим и просто бедным семьям мы не помогаем. Им, конечно же, надо помогать. Но мы выбрали вот эту ситуацию, когда остался один шаг до детского дома. И стараемся помочь тем, кому можно помочь.

Тем родителям, которые любят своих детей, хотя о них заботиться, не издеваются над ними, не избивают их и сексуально не используют. Собственно все. Часто это родители, которые не очень умеют правильно заботиться, или у них очень мало ресурсов, чтобы делать это правильно. Часто они живут в плохих условиях.

Мы стараемся договориться с другими государственными органами и привлечь еще организации к помощи семье, чтобы закрыть ресурсы, которых у нас нет. Конечно, это все равно не всегда работает идеально.

Кроме того, мы всегда понимаем ограничения семей. То, что чаще всего у них нет того ресурса, который позволил бы им по взмаху волшебной палочки превратиться из Золушки в принцессу. Они всегда будут «золушками», но наша задача – помочь им лучше заботиться о детях. Не стать идеальными, не исправить все – это чаще всего невозможно. Вот например, как может научиться новому родитель, с которым мы работаем

Например, половине наших подопечных семей нужно тупо купить жилье. Мы этого не можем. Но мы стараемся найти тот баланс, который помогает ребенку получать и родительскую любовь, и поддержку, и все же иметь возможности для социализации. Может, не такие, как у ребенка из обеспеченной семьи без особенностей и проблем, но точно лучше, чем они у него были до.

Для нас главное – получает ли ребенок от своей семьи любовь, принятие и поддержку, является ли для него ценностью эти отношения. Потому что именно это даст ему возможность потом справляться с жизненными трудностями и даже жить по-другому, не так как его родители.

Теперь немножко об этом. О проблемах, которые имеются.

Скажите, пожалуйста, мои взрослые благополучные читатели. Как давно вы кардинально меняли свою жизнь с понедельника? Меняли те свойства вашей личности, которые мешают вам быть более успешными, например? Переставали раз и навсегда делать то, что явно не улучшает вашу жизнь? Полностью избавлялись бы от старых привычек и пристрастий и привычного образа жизни?
Я, кстати, уверена, у многих из вас этот опыт действительно есть.

А вы в основном успешные. С высшим образованием. Из более-менее благополучных семей. С ресурсами и кругом поддержки.

Честное слово, человеку, которого не любили в детстве, который вырос в детском доме, которого травили там одноклассники, у которого снижены интеллектуальные способности и нет нормального образования, делать это куда тяжелее чем нам.

Часто люди, у которых в жизни было мало поддержки и мало хорошего держатся за странные для нас вещи, в том числе довольно неуспешные по результатам практики. И вы знаете, когда на самом деле узнаешь, через что прошел и как жил человек, испытываешь огромное уважение, потому что он, пусть не совсем успешным с нашей точки зрения образом, но держится. Справляется со своей жизнью так, чтобы не терять человеческого достоинства (именно с этим иногда связан отказ и от помощи тоже). Конечно, проще всего его подтолкнуть. Пусть уж падает, раз он такой черненький, а не беленький и нам не нравится.

Очень иллюзорно наше ощущение, что жизнь стабильная предсказуемая и благополучная штука и уж с нами или с близкими нам людьми точно ничего не случится.

Ну а главное. Очень осторожно. Очень-очень осторожно надо относиться к идее, что вы по каким-то внешним признакам, еще и по информации в СМИ можете принять решение за других людей, жить ли им вместе, растить ли им своих детей или нет.

Фотo: Getty; Shutterstock

Источник: Елена Альшанская/Фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)