Психолог Елена Мачинская: «Выгоревшие родители начинают винить детей»

Виктория Головинская: Что психотерапия работает – это вопросов нет. А работает ли вот такая «скорая помощь», можно ли что-то сделать быстро, если звонит родитель и он в кризисе? Что есть у вас в инструментах?

Елена Мачинская: Бывают очень разные ситуации. Вот например: у человека нервный срыв, надо его выслушать, успокоить, и все. Никаких особых навыков и не требуется – чисто человеческая помощь, поддержка. Пожалеть, посочувствовать. Иногда звонят выгоревшие люди, которых надо сориентировать на помощь себе, чтобы человек смог восстановиться, выйти из депрессии. Часто женщинам стыдно заботиться о себе – им кажется, что если они потратят время или деньги на себя, то это означает, что они заберут это время у ребенка, не купят ему новую игрушку или не сводят в кино. Что хорошая мать – эта та, которая «отдает всю себя детям»: будет экономить на себе, но лучше купит что-то ребенку, сама не сходит на желанные курсы, но будет без устали развивать ребенка.

И в итоге мамочка с неврастенией, выгоревшая, уставшая, с хроническим стрессом, без отдыха и отпусков, забывшая, что значит жить в радость. Получается, такую маму надо поддержать и помочь ей принять решение потратиться на себя, потому что счастливая мама с горящими глазами даст гораздо больше ребенку, чем мама выгоревшая, тревожная, зацикленная на одном ребенке и напрочь забывшая про себя. Почему-то лечиться от гастрита или от переломанной ноги не стыдно, а от психического истощения или депрессии стыдно! Ишь, мол, нюни распустила, соберись и делай. В обществе вообще принято давать подобные советы: «перестань растекаться и жалеть себя, соберись», «будь веселее». Такие советчики не способны понять, что за блажь тратить время на себя и как это можно — полететь в отпуск без детей: «взяла — неси свой крест». Эти люди не понимают, как так можно, возможно потому что сами никогда не позволяли себе любить себя. В итоге выгоревшие родители начинают винить детей. Вот, мол, я ему все, а он...

Но если вы плачете, значит, проблема-то у вас. Если вы выгорели, вы в стрессе, вас ничего в жизни не радует — это сигнал, что надо с собой в первую очередь что-то делать. И иногда бывает достаточно это объяснить, чтобы человек задумался и сказал: «Батюшки. А ведь и правда я о себе не думал и не заботился. Надо попробовать».

В каких-то случаях, когда проблемы глубинные, я помогаю с поиском специалиста: врача, юриста, логопеда, психотерапевта. Или психолога, который будет очно работать с семьей, ведь телефонная консультация — это не тот формат, в котором комфортно вести длительные разговоры. В некоторых случаях, если мама в остром состоянии, сильно выгорела или у нее наблюдаются признаки депрессии, мягко перенаправляю к психиатру: в этом случае может быть нужна помощь медикаментозная или стационарная...

А есть ли какой-то способ понять, что что-то не так, провести самотест?

Я диагнозов не ставлю, я не психиатр и не психотерапевт, не врач, я – психолог, но для того, чтобы увидеть, что у пациента открытый перелом ноги, необязательно быть врачом. Я не берусь лечить, но предположить, что у человека сломана нога, я могу и в результате визуального осмотра. Так и тут я могу предположить, что маме нужна помощь,и настоятельно порекомендовать дойти до врача, по определенным признакам. Но прежде всего приходится снимать тревожность. У нас очень табуирована тема медицинской помощи в сфере психики.

Я справлюсь, я сам, мне это не надо. Приходится объяснять, что ничего тут страшного нет. Что психика такая же часть организма, как и нога или зуб. Что психиатрия у нас не карательная и не принудительная, что таблетки современные легко переносятся, большинство не вызывает привыкания и синдрома отмены, можно водить машину, продолжать вести привычный образ жизни. И при этом чувствовать себя хорошо, не плакать, спать по ночам спокойно, не чувствовать себя уже с утра уставшим... Словом, войти в колею. И никакого ужаса и кошмара в том, что вы полечились у психиатра, нет. Об этом даже и знать никому не обязательно. Однако, я советую часто нашим приемным мамочкам (папочкам намного реже) обращаться к коммерческому психиатру, а не государственному, чтобы не поставили на учет. Мало ли что...

Все это может быть маркером клинической депрессии или иных психологических заболеваний, и с этими симптомами совершенно точно стоит обратиться к врачу, а не пытаться справиться самостоятельно.

Бывает в среде приемных родителей такое мнение: чего меня лечить и чинить, вы его чините, он неправильный. Он ворует, он что-то плохое делает, он такой-сякой. Давайте чинить его.

Ну если запрос на то, чтобы поработать с ребенком – а бывают и объективные вещи, например, ребенок пережил жестокое обращение и нуждается в помощи, или сексуализированное поведение на фоне предполагаемого насилия – то я сама с детьми не работаю. Я не детский психолог и не считаю себя в этом сильной. Перенаправляю в фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам», еще в какие-то фонды, ищу, помогаю в поисках специалиста для ребенка. Мы же в нашем фонде консультируем только приемных родителей или кандидатов, чаще всего в кризисной ситуации, когда у них возникает потребность поговорить с кем-то, обсудить происходящее. Но телефонное консультирование бывает длительным, бывает, одни и те же люди звонят мне на протяжении многих месяцев.

А если у ребенка поведение совершенно нормальное для периода адаптации или его возраста, и ему не требуется срочное вмешательство врача или психолога, то я в первую очередь работаю с родителем, объясняю, что происходит, какие причины могли повлиять на такое поведение ребенка, какие защитные механизмы он сейчас включил и как правильно на них реагировать.

И как реагировать, например, на воровство?

Здесь тоже все индивидуально, конечно, общего совета не дашь, но то же воровство может иметь множество причин. Почему ребенок ворует? А в каком он возрасте, какой у него опыт? Может, он просто еще не сознает, что эта вещь имеет хозяина, что это чужая вещь. До семи-десяти лет дети очень плохо это понимают, особенно, если ребенок долгое время прожил в детском доме и там все было общее – а тут вдруг по-другому. Ребенок может этого просто не осознавать. Может быть, это дефицитарная картина мира ребенка – он вырос в таких условиях, что она у него сформировалась, и теперь он ворует еду, деньги, чтобы, например, не голодать, если еда внезапно закончится, как бывало с ним прежде. Чтобы в случае чего купить себе что-то. Иногда он ворует просто из зависти. Из мести. Или потому, что хочет «купить друзей», одаривая их подарками. Так много причин – и надо смотреть, что стоит за поведением ребенка. В каких обстоятельствах проявляется. Мы все это обсуждаем, делаем предположения – и уже с этими предположениями мы вместе с родителем делаем выводы, как можно скорректировать поведение ребенка.

А бывало у вас в практике, что вы связывались со школой? Часто же у детей бывает куча сложностей в обучении, а учителя не снижают планку требований, да и просто не понимают, что происходит. Случалось ли выступать таким адвокатом ребенка в школе?

У меня было такое, но не в рамках психологической консультации, а в рамках личного запроса от одного знакомого приемного папы. К сожалению, не всегда у меня есть возможность выехать и поговорить со школой. Чаще всего я родителям рекомендую подарить учителю книжку Петрановской «В класс пришел приемный ребенок». Это помогает, если учитель хочет разобраться. Сама носила в свое время в школу, подарила учителям всех своих приемных детей. Читали, передавали из рук в руки даже в те классы, где нет приемных детей. Хороший был отклик. А бывает наоборот, к сожалению, родители рассказывали: учитель не стал читать книжку и просто продолжал гнуть свою линию. Иногда единственный выход — это перевести ребенка в другое учебное заведение. Проще найти того учителя, который поймет и будет изначально строить правильные отношения с ребенком, чем переучивать такого горе-педагога. Хотя, конечно, бывают разные ситуации. Но я не даю советов, а просто стараюсь вместе с родителями рассмотреть и проанализировать все способы выхода из ситуации. Я не действую директивно, не говорю – пойдите туда, и будет вам счастье. Я не знаю, будет вам счастье или нет. Попробуйте так, а если не получится, звоните мне, и будем думать, что еще попробовать.

Работа из точки спокойствия такая, получается. Мне кажется, это самое ценное вообще, что может услышать приемный родитель на консультации.

За этим мне и звонят, кажется. Чтобы узнать,что все не ужас-ужас, а все можно поправить или просто научиться с этим жить. Наверное, помогает, что у меня опыт довольно большой, и собственные приемные дети, и в этой сфере я порядка двадцати лет, как волонтер и как сотрудник. Наверное, я могу поделиться и опытом других семей, не называя имен, конечно, рассказать, как люди выходили из похожей ситуации. Я пытаюсь рассказать родителям о всех возможных путях решения ситуации, дать им выбор. И оказывается, что можно ведь и так, пойти и таким путем. И любую ситуацию можно так или иначе поправить.

У вас самой дети-подростки. И как-то, совершенно случайно заглянув к самой младшей в телефон, вы вскрыли историю с педофилом. Скажите, у вас после этой истории изменилось отношение к тому, чтобы мониторить их сети? Сейчас отовсюду часто можно услышать — надо все проверять, надо читать соцсети, ну и что, что неэтично, а зато вы сможете их уберечь, они там одни без защиты. Как вы к этому относитесь?

Я очень демократичная мама. Я строю все отношения со своими детьми на условиях взаимного доверия и уважения. Я их приучаю к тому, чтобы они мне доверяли и уважали мое пространство и мое мнение, и не смогу добиться уважения и доверия к себе, если я буду занимать постоянно авторитарную роль, проверять, лазить, обыскивать... Поэтому я против. Я допускаю, что иногда, если вопрос идет о жизни и здоровье ребенка, можно открыть чужую переписку и почитать ее, но контролировать постоянно, если у тебя нет каких-то серьезных предпосылок это сделать – мне кажется неэтичным. Потому что любой ребенок — это человек, которого надо уважать.

Я совершенно с этим согласна. Загвоздка в том, что из заботы и паники многие считают сам факт того, что ребенок сейчас подросток и находится в нестабильном возрасте — уже угрозой жизни и здоровью. «Ему четырнадцать, как я могу ему доверять, я должна проверить, он себя и сам-то не понимает, попадется неизвестно кому...»

Ну так можно дойти до невменяемости, ходить с ребенком вообще за ручку. А вдруг он на улице попадется неизвестно кому? А вдруг в школе к нему учитель физкультуры пристанет? Ну я утрирую, но ведь и такие случаи бывают. А вдруг он в лагерь поедет, и там с ним что-то случится? Ну тогда просто можно привязать ребенка к себе, и с ним ходить везде и контролировать. На свидание пошел – идти с ним, а вдруг он предохраняться забудет! Ну так вот надо ж тоже поучаствовать в этом процессе. А до вдруг что.

Не пустить это дело на самотек!

Да. Придется понимать, что да – с ребенком может что-то случиться, и наша задача – не контролировать его и тем самым уберегать его от ошибки, а донести до него информацию и проработать все возможные ошибки еще на этапе до того, как они могли бы случиться. Объяснять про предохранение и болезни, про опасность гуляния в темное время суток, когда могут напасть, про самые-самые разные ситуации. Но ото всего предупредить нельзя, это жизнь, и чтением личной переписки это не решается. Может быть миллион случаев, о которых ты просто не подумаешь и не предусмотришь их.

И при этом, если есть ситуация вражды и недоверия, то ребенок и не расскажет об этих случаях никогда...

Вот, вот! Это очень важно, и действительно – чем больше ты ребенку доверяешь и чем больше ваши отношения построены на взаимном уважении, тем быстрее ребенок придет за советом в случае какой-то опасности. Скажет: мам, не знаю, что делать, вот Вася... или тренер Коля... А если вы ребенка постоянно контролируете и параноидально за всем следите, то единственная реакция ребенка — скрывать от вас все. Немножко вас от себя отдалить, чтобы получить свою жизнь. Он найдет способы завести для друзей параллельный аккаунт, не тот, который вы знаете, сможет на улице покурить по-быстренькому, в общем, сделает так, чтобы вы о нем поменьше знали. И самое страшное – что когда что-то случится, вы тоже не узнаете.

Приемные дети по умолчанию взрослым не очень-то доверяют, и сложно их за это винить – у них такой опыт. Вы как-то рассказывали, что в таких случаях помогает adventure-терапия (терапия приключением). Расскажите об этом способе?

Это интересная тема, но, к сожалению, не все могут воспользоваться ей, потому что она предусматривает активное участие родителя. Смысл вот в чем: существует теория, что ребенок с серьезной травмой привязанности теряет базовое доверие к миру. Он привыкает в жизни опираться только на себя. Особенно если в жизни у него была череда психотравм – предательство родителей, потеря семьи, перемещения в разные учреждения... Он не доверяет взрослым, особенно не доверяет заботящимся взрослым. Родителям, маме в первую очередь. И чтобы на эмоциональном уровне восстановить эту привязанность, вернуть это правильное соотношение сил, что родители главные, они заботятся и им можно доверять, принять их «правила игры» — психологи рекомендуют окунаться с ребенком в те обстоятельства, в которых он не чувствует себя уверенно. Можно ходить в походы, сплавы, ездить в дальние поездки.

Задача – вырвать его из привычной атмосферы «дом-быт-школа» и погрузить его в такие обстоятельства, в которых он будет чувствовать, что он в чем-то проигрывает взрослому, , что у него не хватает опыта, сил, знаний. Не знает, как разжечь костер, как перейти речку вброд, как заночевать в лесу, собрать палатку. Он будет нуждаться в помощи взрослого. И он передаст бразды правления своей жизнью на это время взрослому. Скорее всего, это ощущение ему понравится. Дети наконец-то расслабляются, они ощущают снижение тревожности – можно выдохнуть, перестать все контролировать и быть просто ребенком, о котором кто-то заботится. Так что adventure-терапия помогает, да.

На примере нашей семьи я замечала, что сильные сдвиги в доверии, в привязанности у нас происходили как раз после наших вылазок, путешествий, хоть они и не были столь экстремальными. Если родители не готовы идти в поход, то я бы посоветовала время от времени отправляться с той же целью ну хотя бы на квесты. Не каждому ребенку, конечно, это подойдет, например, малышу с фобиями это вообще может быть противопоказано. А с подростками очень неплохо работают спортивные или хоррор-квесты, где ребенок начинает нуждаться в помощи или защите и ищет эту помощь или защиту у взрослого. Такие маленькие погружения дают ребенку очень многое — если, конечно, рядом родитель, который сам не кричит и не бьется в истерике, а спокоен и уверен, и понимает, что это все игра. Ребенок рядом с сильным спокойным взрослым получает ощущение того, что есть сильный лидер рядом, который знает, как справиться с той или иной ситуацией, разгадать ту или иную головоломку, пройти лабиринт, выбраться из какой-нибудь клетки... Ну родитель ведь и правда более опытен, более сообразителен, поймет, как разобраться! Даже такие часовые походы, на мой взгляд, хорошо сказываются на совместной привязанности.

Есть ли возможность срочных консультаций? Каков порядок действий для мамы, прочитавшей наше интервью и решившей, что она хочет записаться?

У нас все по записи на сайте, но запись может быть и на тот же день, если я сегодня принимаю и не забиты окошки. А если прием закончен или выходной, а у вас что-то экстренное... Были случаи, когда люди просто находили меня через Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) напрямую. Я стараюсь не отказывать в экстренных консультациях даже если я в отпуске. Все решаемо.

У вас дети, причем четверо, работа психолога, связанная с таким повышенным вовлечением и нагрузкой. Как вы сам пополняете свои силы?Где ваша кнопка восстановления?

Сейчас, наверно, уже дети. Раньше с ними было очень сложно, каждый ребенок у меня приносил свой кризис. У меня три приемные дочки. С Аней было одно, сильно асоциальное поведение и педзапущенность, с Нюрой было другое, посттравматическое расстройство, с Нютой была третья история, которая для меня была в первый раз — мы вместе переживали хоспис, почти полгода я ее возила к маме, и фактически видела смерть человека, который за эти полгода мне стал близким. Нюта, так вышло, пришла в семью еще до того, как стала сиротой. И мы вместе переживали все – и смерть, и похороны... Это было тяжело. Сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, дети радуют, все наши кризисы в прошлом, и я просто наслаждаюсь и детьми, и работой, и отношениями с молодым человеком. Поэтому моя семья для меня – главный ресурс, да.

Стараюсь не забывать про себя, высыпаться, дарить себе какие-то приятные моменты. Психогигиена – это очень важно, я раньше тоже недопонимала это и выгорала, сильно проседала эмоционально. Сложные бывали периоды. Но я поняла, что до этого нельзя доводить, надо жить счастливо здесь и сейчас, сегодня, и не выматываться ни ради чего. Даже ради ребенка. Потому что когда ты делаешь что-то ради ребенка, ты начинаешь оправдывать собственную усталость, собственное выгорание, собственные болезни... Ради ребенка надо быть здоровой. Это не значит, что надо на ребенка совершенно махнуть рукой и не заниматься. Нет. Я не об этом, а о том, что важно уметь сохранять баланс. Между тем, чтобы дать ребенку то, что ему требуется — и не забыть про себя. Потому что если ты выгорела — тебе и ребенку будет нечего дать. Ты заболеешь, не сможешь ни денег заработать, ни отвезти ребенка куда-либо, ни заниматься его обучением. Ты его, может быть, даже вообще не сможешь дальше растить. На мой взгляд, возврат — это как раз часто история про неумение заботиться о себе и как следствие — выгорание, накопленную усталость.

Слишком сильно вложились на старте, не понимая, что это не стометровка, а долгий-долгий марафон?

Да-да-да. Что ресурс не бесконечен. Казалось — ой, я же сильная, да у меня много сил, я и сюда, и туда, и вот это... А процесс идет сложно, ребенок не берет, не усваивает, не меняется мгновенно... И, получается, завелись – а на длительную работу не хватило. Человек обескровлен, его вынесло, он не знает, что делать, не чувствует в себе сил и возвращает ребенка.

И установка «я ему сейчас додам за все годы» еще идет не на пользу. Вот, за полгодика долюблю, дообнимаю, докуплю все игрушки — и все исправится.

Да, конечно. У некоторых есть иллюзия, что не то что полгодика, а вот с порога — ты пришел в нормальную семью, тут живут нормальные люди, никто его не бьет, чего ему еще, что он так себя ведет. С первого дня! Тоже, конечно, это приводит к быстрому выгоранию, когда человек не понимает: я вроде стараюсь, и детскую нарядил, и на елку сводил, и на кружки отдал, а что-то все по-другому, он что-то все орет и не слушается. Чего это он?

Я по своему опыту думаю, что хотя бы в первый год приема ребенка маме точно нужна поддержка в виде сопровождающего психолога. Как вы считаете?

Я думаю, что безусловно нужен помогающий специалист, я бы даже больше сказала: психотерапевтическая поддержка должна быть по запросу, а на мой взгляд, у семьи должен быть такой куратор, который имел бы возможность раз в неделю приходить в семью, но ни в коем случае не с контролирующими функциями, как опека – а с помощью. Соцработник, соцзащита, не знаю, кто бы это мог быть, может просто опытный приемный родитель-наставник, который придет и скажет: Кать, что тебе сделать? Хочешь, я тебе кофе сварю? У тебя тут глажки накопилось, давай поглажу? Или давай с детьми посижу, а ты на пробежку сходи, подыши, что-то ты сегодня отекла.

Такая человеческая помощь намного полезнее гиперконтроля со стороны проверяющих органов. Иногда человеку, чтобы он не сорвался и не наделал глупостей в порыве злости, достаточно просто отпустить и сказать: давай-ка иди погуляй, или ляг поспи, что-то ты неважно выглядишь. Дать человеку возможность выговориться, отвлечься, переключиться, отдохнуть — в зависимости от ситуации — и потом уже если у человека есть потребность обратиться к психологу, к психиатру, то этот куратор сможет ему подсказать адрес, телефон, записать его. А сначала нужнее и важнее просто дружеская поддерживающая помощь.

Фото: Getty, Shutterstock, Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) Елены Мачинской