В чём советская медицина так впечатлила ВОЗ, что та рекомендовала её как образец

Те, кто лично прошёл через горнило советской медицины, могут рассказать много странного и даже пугающего. Всеобщее взяточничество и кумовство, нехватка элементарных препаратов (и, как следствие, приверженность медиков к средствам, для которых достижения фармацевтики неважны — банки, физиотерапия и санитарно-курортное лечение), отсталость во многих вопросах медицины и, наверное, самое ужасное — отсутствие обезболивания при почти что всех медицинских процедурах, где оно на самом деле необходимо.

Всеобщая коррумпированность не так плохо задуманной медицинской системы делала её не слишком эффективной. Да, в СССР изобрели несколько прорывных медицинских технологий, вроде искусственого сердца, аппарата искусственного кровообращения, линзы Кумахова (позволившей значительно усовершенствовать рентгеновские аппараты и направленно облучать злокачественные опухоли для учнитожения). До сих пор по всему миру пользуются аппаратом Илизарова — как при обычном лечении проблем с костями, так и в косметической медицине, удлиняя им ноги.

Разработанный учёными советского Киева «Энтеросгель» есть в каждой аптечке. Антигистаминный препарат «Димебон» до сих пор прописывают наряду со многими другими антигистаминными. А использование облучения ультрафиолетом, популярное в СССР как для дезинфекции помещений, так и для борьбы с бактериями, вызывающими отиты, ларингиты, хронические риниты и многие другие проблемы носоглотки, многие сейчас называют более экологичным и бережным способом профилактики и лечения бактериальных болезней, чем фармакологические антибактериальные средства. Разрабатывались отдельные уникальные методики операций.

И с этими передовыми достижениями сочетается тот факт, что астматики не могли достать банальный ингалятор, диабетикам зачастую приходилось ходить ради уколов инсулина каждый день в поликлинику — дефицит шприцев и препаратов не позволял завести их дома, гречку диабетикам выдавали по рецепту, а реальной медицинской помощи уже лежащие в больнице пациенты ждали неделями и месяцами. Чтобы дождались, им прописывали укрепляющие процедуры и, порой, витаминки. Реже — облегчающие симптомы препараты.

Впрочем, в плане получения медицинской помощи Советский Союз был не слишком равномерен: в детских больницах в среднем обращение было лучше, чем во взрослых; одни вспоминают, как быстро и качественно их поставили на ноги — другие как месяцами не могли улучшить состояние, которое, как они узнали позже, даже не требовало госпитализации...

Эта неравномерность, позволяющая спорить, мол, не везде же так плохо было, говоря откровенно, тоже является недостатком. В социально-ориентированном государстве качество медпомощи как раз обязано быть ровным. Так что же за передовой опыт рассматривался в Алма-Ата, столице Казахской ССР?

В шестидесятых годах девятнадцатого века, при царе Александре II, в России было введено земское самоуправление — система выборного самоуправления на уровнях губернии, волости и уезда. Различные медицинские общества моментально воспользовались ситуацией для того, чтобы на всех этих уровнях убедить создать систему медицинской помощи крестьянам — земские больницы.

Далеко не везде были построены сразу, собственно, больницы и далеко не везде они были пристойно оборудованы. Поначалу чаще всего нанятый земством врач объезжал фельдшерские пункты уезда, принимая пациентов то здесь, то там. К 1910 году врачей и больниц стало достаточно много по сравнению с первыми годами существования земской медицины: один врач на двадцать восемь тысяч человек.

Понятно, что о настоящей доступности и качестве медицинской помощи при таком соотношении речь не шла. Фактически многие врачи видели своей миссией сбор информации о здоровье населения и том, какого рода и в каком количестве требуется медицинская помощь крестьянству. Потому что хоть чем-то надо же было быть полезным врачу — если он не в силах был оказать медицинскую помощь каждому, кто в ней нуждался.

Доклады, написанные для медицинских обществ, статьи для журналов и даже отчёты, направленные чиновничеству, изобиловали удручающими цифрами и жуткими описаниями повседневных для крестьянства проблем. Обычными были болезни, вызванные тяжёлым трудом: опущение матки, артриты, грыжи, проблемы с позвоночником, разного рода травмы и их последствия. За норму были паразиты, с которыми крестьяне боролись от случая к случаю, но в целом считали почти неизбежным злом.

Многие болезни были вызваны антисанитарией, низкой грамотностью населения в отношении гигиены — это воспалительные болезни глаз и женских половых органов, расстройство желудка, которое порой уносило немало детских жизней. Почти за норму был рахит. Многие девочки к пятнадцати годам были недоразвиты и в целом, и в половом отношении — из-за недокорма и недостатка ухода.

В начале двадцатого века среди крестьянства стал распространяться новый бич: сифилис. Молодой муж уезжал на заработки в город, там вступал в контакт с проституированными женщинами и привозил заразу к жене. От жены зараза порой шла дальше — если её свёкр был снохачом, то вскоре симптомы сифилиса демонстрировал и он, и свекровь, и другие его невестки.

Поражал сифилис и детей, в основном — через рот, реже — через глаза. Если в наше время бытовое заражение сифилисом почти невозможно, то санитарно-гигиенические условия во многих крестьянских домах начала двадцатого века, трудно для нас представимые, делали обычным для детей именно бытовое заражение — через общую с родителями ложку, чашку, бельё...

Неизвестно, как точно решили бы эти масштабные проблемы, если бы цари остались во главе страны. Случилось два переворота подряд, к власти пришли большевики, и с накопившимся пришлось спешно справляться им. А также с валом других проблем: на первые годы власти большевиков приходится несколько эпидемий — помимо сифилиса, это туберкулёз (тоже «оставшийся от царизма»), брюшной тиф, испанский грипп, неожиданно далеко на север забравшаяся малярия и... Банального (но от этого не менее страшного) голода, вечного спутника переворотов и гражданских противостояний.

Решать проблему медицинской помощи предполагалось в несколько этапов. Первый — распространить информацию о санитарии и гигиене, о профилактике заболеваний, а также о той первой помощи, которую можно оказать внутри семьи (что, впрочем, также очень сильно было завязано на вопрос санитарии и гигиены). Второй — расширение и улучшение оставшейся в наследство от земской медицины первичной медико-санитарной помощи. Это означало — открытие достаточного количества фельдшерских пунктов. Позже к ним добавилась система травмпунктов, где можно было получить срочную помощь именно в связи с травмами.

Третий — открытие достаточного количества поликлиник для доступности врачебной помощи по часто встречающимся заболеваниям и достаточного количества больниц для тех, кому нужно стационарное лечение. Притом количество койкомест в больницах должно было быть избыточным — на случай эпидемий. Наконец, планировалось развивать специализированные клиники и обеспечить население родильными домами, так, чтобы под наблюдением акушерки могла родить даже обычная колхозница с периферии.

Всё это предлагалось объединить в иерархическую систему, подчиняющуюся Наркомату здравоохранения (позже — сменившему его министерству) и финансируемую на 100% из бюджета. На хозрасчёте были только появившиеся в тридцатых годах клиники косметической медицины. Естественно, учреждения должны были тщательно вести отчётность.

Так видел развитие системы здравоохранения в СССР Николай Александрович Семашко, врач и коммунист, на чьи плечи возложили почётную обязанность создать медицину в новой стране. Надо сказать, что именно по образцу системы Семашко в конце концов была создана бюджетная медицина во многих других странах.

Как это выглядело на практике? Самым нижним звеном этой долгой цепочки должны были стать... Нет, не медицинские работники, а молодые комиссары и комиссарки, рассылаемые по деревням и селам. В их обязанности вменялся тотальный ликбез, то есть ликвидация безграмотности.

Во-первых, организация обучения чтению и письму детей и взрослых (а неграмотными были большинство крестьян, при том, что крестьяне составляли большинство населения страны). Во-вторых, разъяснение новых законов, например, о праве на развод в одностороннем порядке (чем воспользовались тысячи отданных замуж насильно девушек), о праве на бесплатное обучение в городе (организованная на месте комсомольская ячейка имела право выписать путёвку на учёбу!) и так далее.

В-третьих, именно присланные для работы на местах комиссары поначалу вели разъяснительные беседы на темы санитарии и гигиены. Например, пропагандируя крестьян выделять всем в семье обособленные спальные места, что вовсе не было нормой — часто кровать была только для патриарха семейства и его жены, а большинство его родных спали чуть ли не где упали. Или объясняя, зачем надо кипятить воду, мыть кипятком ложки и чашки, почему важно кормить детей материнским молоком, а не жёваной кашей, и так далее. Распространение представлений о гигиене серьёзно улучшило эпидемиологическую обстановку в стране и снизило детскую смертность.

В помощь комиссарам печатались брошюры, листовки, плакаты, разъезжали лекторы. Постепенно информация о профилактике болезней переместилась из лекций комиссаров на стены больниц, и каждый, кто родился в СССР, хорошо помнит, как сидящие в очереди развлекались изучением плакатов на стенах, узнавая, что СПИД не спит, а ячмень надо лечить у врача, а не плевками в глаз.

Система фельдшерских пунктов, где пациент может получить простую помощь или узнать, что ему надо показаться врачу, досталась СССР в наследство от Российской Империи. Но в империи её справедливо критиковали: фельдшеры показывали удивительную неосведомлённость в вопросах оказания и первой помощи, и распознавания болезней, требующих помощи врача.

Многие из них транслировали устаревшие поверья о миазмах, от которых происходят болезни, и окуривали всех ладаном или другими ароматическими травами, или просто воспроизводили методы народной медицины — ту помощь, для которой больному незачем было и обращаться в пункт.

Ярким исключением были фельдшерицы (их так и называли) и порой приезжавшие для работы в земские больницы акушерки. Девушки, мечтавшие о работе в медицине, только-только добились допуска к образованию и выкладывались на полную. Так, в записках врача из Сарапульской больницы сохранилось сравнение подготовки основной массы фельдшеров и девушки по фамилии Рувимова, приехавшей из Казани. «На все мои вопросы о тифе, воспалениях легких, об отличительных признаках детских болезней, не говоря уже о женских болезнях... отвечала смело», — с удовольствием пишет доктор Португалов.

Решением проблемы в империи видели немедленное увеличение количества врачей в сельской местности. В СССР для начала предложили улучшить подготовку фельдшеров. Кроме того, в учреждениях земской медицины практически отсутствовали санитары, а медсёстры (сёстры милосердия) были приметой скорее военного госпиталя, нежели обычной больницы, городской или сельской.

В Советском Союзе предполагалось значительно увеличить количество и сестринского персонала, и санитаров, чтобы разгрузить более квалифицированных медицинских работников. Конечно же, количество врачей тоже предполагалось увеличить, и вот тут начались первые сбои в системе, точнее — в плановой системе, в которую моментально вписали и медицинское образование.

Из мединститутов в двадцатых-тридцатых выпускали огромное количество врачей, но напоминало это выпуск лотерейных билетов. Часть врачей были блистательными, часть — просто хорошими и добросовестными докторами, но многие получили диплом, даже близко не продемонстрировав на экзаменах нужных знаний.

Всё дело в том, что количество было поставлено во главу угла, и преподавателей, ставивших неуды, обвиняли в том, что они... занимаются антисоветской деятельностью, лишая страну новых врачей вместо того, чтобы постараться и подготовить их нормально. Неуд превратился из проблемы студента в недоработку преподавателя, в его брак. Хронических бракоделов передавали под суд и выносили им приговоры. То есть — так поступали со строгими преподавателями, не желавшими наводнять больницы страны, пусть даже в качестве временной меры, недоучками.

На этом фоне действительно улучшенная система подготовки фельдшеров и медсестёр создала парадокс. Часто пациенты больше доверяли фельдшеру, чем докторам: «хороший фельдшер десяток врачей стоит!» — говорили в народе. Такие установки сохранялись ещё в пятидесятые-шестидесятые годы. А что ещё могли говорить люди, глядя, как фельдшерица ловко расправляется с задачами, которые ставят в тупик её ровесника-врача с дипломом столичного института?

В итоге в стране к семидесятым годам (за полвека с перерывами на репрессии и Великую Отечественную) действительно была создана обширная и довольно эффективная система первичной медико-санитарной помощи, которая успешно развивалась. В селе или в городе, человек, получивший травму, отравление, обнаруживший острые симптомы болезни, мог достаточно быстро получить первичную диагностику и определённую помощь — при том, что из средств этой помощи зачастую были только перекись, зелёнка, бинты, вата и активированный уголь. С этими немногими инструментами виртуозно научились обращаться и фельдшеры, и врачи травмпунктов.

В поликлиниках к семидесятым годам качество врачей выровнялось, и многие пациенты вовремя получали назначение в специализированные клиники или больницы. Хотя, конечно, даже лучший врач поликлиники ничего не мог сделать с нехваткой препаратов, так что приходилось напирать на изменение образа жизни в целом (что, впрочем, в наше время снова относят к передовому подходу в медицине).

Именно с этой успешной системой знакомились представители разных стран на конференции в Алма-Ате, и именно по мотивам знакомства с ней ВОЗ приняла декларацию о необходимой организации аналогичных государственных систем по всем странам. И даже сейчас русские эмигранты, живущие в странах Европы, нередко сравнивают работу терапевтов и травмпунктов в пользу покинутой страны.

Увы, но недообеспечение системы медикаментами и расходными материалами, повсеместные коррупция и воровство, отсутствие заинтересованности врачей в своей работе (их мотивация никак и никогда не рассматривалась — только вопрос их долга) и отсутствие связи с мировой медициной, необходимой для полноценного развития медицины отечественной, привело к общей картине, которую многие сейчас не могут вспомнить без содрогания.