«Живая Падме Амидала»: как монгольскую богиню расстреляли за измену родине

История этой королевы, священной фигуры буддистов, противостоявшей новому веку в уверенности, что новое будет разрушительно для её народа, печальна. Падме, появившись в образе Гэнэнпил, сразу рассказала своим обликом, что будет стойка, и будет верна себе, и умрёт. Только, в отличие от Гэнэнпил, юная королева и сенаторша перед смертью успеет дать жизнь своим детям. Гэнэнпил умерла беременной.

Монголы не знали ханов с семнадцатого века. Именно тогда китайцы завоевали монголов, и править степями стали императоры. Будущий последний хан монголов родился в семье... тибетского чиновника. От него, собственно говоря, в 1869 году никто и не ожидал монаршей карьеры. Родители были счастливы уже тем, что их сына признали новым воплощением Богдо-гэгэна, или Богдо-хана. Так величали главу монгольских буддистов.

Маленький Богдо-хан некоторое время набирался сил во дворце Далай-ламы. Нет, его не разлучали с мамой – они прибыли во дворец вместе. Но в пять лет ему пришлось навек покинуть родные края. Ведь он на самом деле считался монголом – по месту, где провёл свои прошлые жизни! В Монголию с Тибета малыша сопровождала пышная процессия из буддистов разных краёв. В их числе были российские ламы из Бурятии.

Уже в десять лет он начал высказывать политические соображения. Правда, маскируя их религиозными традициями. Так, юный Богдо-хан предоставил императору доклад о том, что китайские торговые лавки, облепившие его ставку, нарушают старинный обычай разделения мирских построек и монастырских. Китайский торговый квартал в итоге перенесли.

Но вот диво дивное: Богдо-хан при этом как будто не заметил, что и русские купцы нарушают тот же обычай. Их от Богдо-хана не прогнали. Кстати, и российских императоров при этом буддисты объявляли воплощениями Белой Тары – богини милосердия. Китайские императоры титулов от буддистов не получали.

Быстро стало ясно: если первый Богдо-Хан выбрал присоединить Монголию к Китайской Империи, то последний намерен это решение переиграть. Он дал убежище своему учителю, отказав выдать его для суда китайской администрации, и открыто протестовал против повышения налогов местным управляющим-амбанем. Он даже добился смещения амбаня с должности, несмотря на то, что у того были хорошие покровители. Всё это привело к тому, что на жизнь Богдо-хана несколько раз покушались... Но всякий раз он чудом спасался.

Но до того, как Богдо-хан снял монашеские обеты, стал последним ханом монголов и взял жену, прошло много лет. За эти годы произошло много разного, в том числе главное: Монголия стала свободной от власти китайского императора. Правда, в ней, как и в России, произошла революция. Но в её итоге власть Богдо-хана была лишь ограничена. Он остался при своём титуле и довольно обширном влиянии.

Кроме титула последнего хана, Богдо-Гэгээн вошёл в историю своей любовью ко всему необычному. Говорят, даже первый автомобиль в Монголии принадлежал именно ему. И уж точно у него был личный слон, ухаживать за которым Богдо-хан нанял самого высокого монгола своего времени – Великана Гонгора. Кроме того, Богдо-хан держал несколько собак разных редких для Азии пород, например, дога. С животными святой находил почти волшебное взаимопонимание.

Он снизил налоги, предпринял усилия для распространения образования и провёл много других реформ. Монголы верили, что каждое его гуманное политическое решение было проявлением его святости. Кажется, нигде больше так не связывали святость и открытие школ, святость и электричество...

Многие любители монгольской истории спорят, кого на самом деле считать последней «королевой» Монголии. Гэнэнпил успела принять титул – но практически сразу его лишилась, по крайней мере, официально. Её брак с Богдо-ханом не был консумирован, и она свободно вышла замуж за другого мужчину. Дондогдулам же была его настоящей женой и к тому же – настоящей королевой, с политическим весом и ярким характером.

Девочка по имени Дунгаа родилась в зажиточном и прогрессивном семействе. Она выросла, умея читать и писать и понимая, как важно постоянно узнавать новое. Умную, всегда удачливую в своих решениях, стойкую характером и добрую нраву девушку приметила знатная дама, и Дунгаа стала её камеристкой.

В 1900 году они увиделись снова и поняли, что их судьба – быть вместе. Через два года Богдо-Хан впервые в истории титула снял с себя обеты, чтобы жениться. Он не переставал быть религиозным лидером – он отказался именно от монашества. И стал отцом прежде, чем успел бы зачать. У Дунгаа был сын. Богдо-Хан усыновил мальчика.

Брак их удивил тех, кто знал обоих, меньше, чем можно было бы подумать. Богдо-Хан менял мир на глазах и собирался изменить его очень сильно. Дунгаа же не была похожа ни на каких других женщин. И ум, и нрав у неё были настолько же необыкновенны, насколько обычным было её лицо. Монголы иногда распознавали в своих девушках и женщинах воплощения Белой Тары.

Почти немыслимо для женщины – Дондогдулам, как её теперь звали, не только хорошо читала священные тексты на монгольском и тибетском, но разбиралась в догматике и ритуалистике и могла ответить на самые сложные вопросы. Она самостоятельно проводила хуралы – аналог богослужений у монгольских буддистов. Когда она говорила, нечто в её голосе заставляло повиноваться. У неё были и политические взгляды, и эти взгляды на сто процентов совпадали со взглядами мужа.

Русский путешественник Пётр Козлов писал о живой дакини с удивлением: она стреляет из лука, пьёт хмельное, не хмелея, удит рыбу, ездит верхом и ведёт себя так же свободно, как мужчины. Стреляла она и из револьвера. Шведский миссионер Ларсон, подаривший Богдо-Хану автомобиль, отмечал, что ни у кого из монголов нет сомнений, что Дондогдулам – богиня. Он отмечал, что она практична, благоразумно и великолепно ведёт своё огромное хозяйство, а муж не чает в ней души. Диковинки у торговцев они выбирали и покупали всегда вместе...

Сын Дондогдулам не был единственным их с Богдо-ханом ребёнком. Они принимали в свою семью чужих детей, чтобы вырастить их своими. Критерий выбора был один: ребёнка забирали из семьи, где предыдущие дети постоянно умирали маленькими. Так был спасён монгольский композитор Мордорж. Приёмышей растили в религиозном духе, но в их жизни полно было места веселью – потому что весёлой была сама Дондогдулам, и уныния вокруг себя она не терпела, умудряясь сделать так, что у каждого возле неё само собой поднималось настроение.

Всё это похоже было бы на сказку – сказку о далёкой королеве, проросшую из народных воспоминаний через много лет после её смерти. Но вот в чём штука: всё это было отмечено и зафиксировано европейскими очевидцами. Просто в начале двадцатого века в Монголии жила настоящая сказочная королева. Из плоти и крови. Жила, и умерла, и никто до сих пор не знает, от чего. За год до смерти мужа она стала чахнуть, и зачахла за одиннадцать дней. Тело её сожгли, а на замену из юных девушек выбрали новую королеву.

Гэнэнпил выбрали советники Богдо-Хана, выбрав из пятнадцати молодых девушек, на которых указал гороскоп хана. Имя каждой было написано на бумажке; Гэнэнпил вытянули случайным образом. Она была из прямых потомков Чингис-Хана, женщины её рода были соправительницами своих мужей, а её племя верило, что произошло от священной коровы.

На момент свадьбы у Богдо-Хана уже был рак горла. Он предвидел свою смерть – и, видимо, предвидел ещё много чего другого. Перед смертью Богдо-Хан велел одарить Гэнэнпил и отпустить её, сняв с неё титулы – он опасался, что её иначе будут преследовать. Гэнэнпил уехала на малую родину. Она вышла замуж, родила двух дочерей и сына. Она больше не была королевой – этот титул с неё сняли.

Но её уже признали одним из воплощений Белой Тары, носительницей того же божественного духа, что её предшественница. Этот титул никто из смертных снять не мог. А Гэнэнпил отнеслась к нему очень серьёзно. Она была глубоко верующей буддисткой.

Она принимала почести, как «дарка» и «дагина», от соседей и паломников, и открыто поддерживала монархию – в том числе российскую, уже официально прекратившую своё существование. Ещё бы, ведь для неё это было вопросом веры! Как и она сама, русские императоры были воплощением Белой Тары – начиная с Екатерины Великой.

Несколько раз из-за её влияния, «распространения религиозного дурмана» и монархических взглядов Гэнэнпил порывались арестовать. Но удалось это лишь в 1938 году. До того верные люди успевали предупредить бывшую королеву и перевезти её. Гнаться за ней никто не гнался. Но 1938 год в Монголии был таким же жестоким, как и в Советской России. Гэнэнпил снова попалась на глаза – и брошена в холодную охраняемую юрту, нечистую, без еды и воды. Задним числом выписали бумагу на её арест.

Беременной женщине предъявили обвинение в подготовке организованного переворота и тайном сотрудничестве с империалистической Японией. Вот уж что было вряд ли! До организаторских и дипломатических способностей Дондогдулам Гэнэнпил было очень далеко, до её финансовых возможностей – тоже.

Её пугали, над ней издевались. Она отказывалась подписать признания всё равно. Тогда ей, как неграмотной, вымазывали пальцы чернилами и прикладывали к бумагам вместо подписи. Гэнэнпил признали виновной во всех политических обвинениях. Приговор был коротким: расстрел. Так прожила свой короткий королевский срок и закончила свою некоролевскую жизнь «настоящая Падме Амидала».