Софья Ковалевская: не слишком фиктивный брак и польская мятежность

Софья всегда гордилась своими корнями, с волнением относилась к «польскому вопросу» (весь девятнадцатый век остро стоявшему в политической повестке России), но в плане воспитания её детство мало отличалось от детства любой другой русской дворянской девочки. Она была крещена в православии, польский даже не учила — не то, чтобы говорить на нём дома, и никакой инаковости по отношению к другим детям не чувствовала.

А вот мама Сони вела себя как стереотипная немка. Она была одержима идеальным порядком, и дети часто получали от неё выговор за то, что в одежде что-то сбилось. Впрочем, женщиной она была доброй и весёлой.

Маленькая Соня изо всех близких особенно обожала брата отца, пожилого вдовца по имени Пётр Васильевич. Он был большим чудаком, совершенно не от мира сего, читал запоями и любил порассуждать о том, что читает. Политика, биология, литература — неважно, всё вызывало в нём волнение. У брата он гостил нередко и притом всегда неделями и любимым его местечком в доме была, конечно, библиотека.

Среди тем, которые дядя обсуждал с маленькой Соней — просто потому, что она была рядом — были волновавшие его вопросы математики. В науке он разбирался мало, но, когда попадалась статья по математике, читал с таким же интересом, как и любой другой текст. А потом вслух пытался осмыслить вопрос квадратуры круга или рассказывал девочке об асимптотах. Соне нравилось, что с ней говорят, как с большой, и она внимательно слушала, изо всех сил стараясь следить за ходом дядиной мысли.

Дядю в семье любили, но считали чуть ли не блаженным. Возможно, серьёзно на его странности повлияла смерть жены. Некогда он женился на самой красивой и богатой невесте губернии — он её не завоёвывал, она выбрала его сама. Но красавица оказалась крайне жестокой. Постоянно искала, за что наказать крепостных, и ещё требовала, что наказывал муж их самолично. Когда он кротко пытался уговорить её успокоиться, она била его туфлей по лицу, кидала в огонь его книги. Дядя сносил всё, потому что любил жену без памяти.

Зато всё оказались не согласны сносить крепостные, и однажды они вошли в спальню к барыне и задушили её подушкой. Убийц сослали в Сибирь. Безутешный вдовец некоторое время подумывал о самоубийстве, но близкие сумели его поддержать. Упоминать покойную при Петре Васильевиче потом избегали, а он полностью растворился сначала в своих детях, потом в племянниках.

Был у Сони и другой любимый дядя, брат матери. Он приезжал в гости очень редко, зато всегда говорил Соне, что она уже большая и толковать с ней надо только о серьёзных вещах, а потом — увлекательно рассказывал о биологии. Другим детям это было скучно, а Соня слушала, раскрыв рот. Когда мамин брат приезжал в гости, она ждала только того момента, когда он с ней заговорит «как с большой». Двое дядюшек привили ей горячую любовь к науке, даже не добиваясь такой цели.

Когда Софье было пятнадцать лет, её попросили посещать занятия вместе с двоюродным братом. Уроки проходили дома, и Соня была нужна, чтобы пристыдить ленивого мальчика: вот, мол, даже девчонка справляется с математикой! За этим «даже девчонка» стояла, конечно, уверенность, что так-то девочки настолько глупы, что быть глупее их непозволительно.

На самом деле, взрослые знали, что Соня легко и быстро решает все задачи, которые ей даёт её домашний учитель, поляк Малевич. Соня была его любимой ученицей: её старшая сестра науками не интересовалась, младший брат долго был слишком мал. Интересно, что Малевич уделял внимание не только умственному развитию Сони. Он играл с ней в мяч и запускал на свежем воздухе змея, так что Соня мало походила на книжного червы, росла бойкой и румяной.

На уроках Софья не просто справлялась. Она обнаружила, что многое из того, что пишет на доске учитель, выглядит знакомым. Ещё бы — ведь в сониной комнате половина стен была обклеена страницами из опубликованных лекций профессора Остроградского по дифференциальному и интегральному исчислению. Маленькая Соня обожала их разглядывать, пытаясь разгадать, словно инопланетные письмена. А теперь ей буквально в руки вложили ключ от таинственного зашифрованного послания!

Как известно, Соня заключила фиктивный брак с молодым учёным Владимиром Ковалевским, чтобы попасть за границу и получить там образование. Помогал ей Ковалевский совершенно бескорыстно, по идеологическим соображениям, но между молодыми людьми быстро вспыхнула взаимная симпатия.

Казалось бы, дальше можно ожидать идиллию в духе Пьера и Марии Кюри, но на Соню насели подруги-нигилистки: как можно? Учиться она приехала или романы заводить? Под их давлением Соне пришлось жить отдельно от мужа. Но потом всё же решилась совместить любовь и науку. У Ковалевских родилась дочь, тоже Соня. Позже она станет простым советским врачом.

Когда в 1883 году муж Ковалевской покончил жизнь самоубийством, не найдя возможности выплатить все долги, Софья очень горевала. Через всю жизнь она пронесла нежность к нему и, когда родственник мужа, социолог Максим Ковалевский, оказался в затруднительном положении, помогла ему переехать в Швецию, где жила сама, и нашла ему работу. Между Софьей и Максимом завязался роман, но закончился он быстро — Софья наотрез отказалась выходить замуж за второго Ковалевского. В её сердце всё ещё жил Владимир.

Несмотря на то, что Софья и её сестра Анна были из стопроцентно обрусевшей семьи, они горячо сочувствовали польским борцам за отделение от России. Кроме того, они сами подтверждали расхожий в империи стереотип, что каждый поляк по натуре бунтовщик. И если Софья пошла против предрассудков общества о месте женщины и её способностях, то Анна вышла замуж за француза и активно участвовала в очередной французской революции.

Во время этих событий Софья и Владимир тоже приехали в Париж, чтобы ухаживать за ранеными революционерами. Позже они помогли вызволить из тюрьмы мужа Анны, журналиста Виктора Жаклара.

Среди причин, по которым после смерти мужа Софья уехала преподавать именно в Швецию и потом принципиально писала научные и литературные труды именно на шведском, было неприятие мер, которые приняли российские власти после очередного польского восстания. Кроме прочего, она оставила записки об этом восстании, написанные с горячим сочувствием к мятежникам. Её дочери потом пришлось потратить много лет, чтобы перевести на русский хотя бы научные труды.

Вообще для Софьи Владимировны фигура матери была особенно священна. Не только потому, что она понимала весь гений Софьи Васильевны, но и потому, что Софья Владимировна потеряла мать, когда была ещё девочкой. Ковалевская умерла в сорок один год от воспаления лёгких.