«Нет, вы посмотрите на неё!» Можно ли считать потерей гибель нерожденного ребенка?
Ольга Карчевская
журналистка
В сети с невероятным количеством спецэффектов обсуждают скандал вокруг поста члена жюри премии «Национальный бестселлер» Аглаи Топоровой о номинантке Нацбеста — сценаристке и писательнице Анне Старобинец, авторе книги «Посмотри на него», фрагмент которой мы размещали на сайте «Нового очага».
В кратком пересказе выпад Топоровой в сторону Старобинец выглядит так: «внутриутробный ребёнок — это просто кусок брюха, разводить трагедию вокруг его потери — отвратительно и пошло».Мнения высказывающихся по этому поводу, как говорится, разделились.
Я не считаю нужным оспаривать этот тезис, поскольку посыл мне кажется находящимся за гранью добра и зла, я склонна просто списать этот аффект на личную травму Аглаи и посочувствовать ей в её горе. Ну и, разумеется, я хочу поддержать Анну, которая написала действительно важную книгу, и собственной болью и уязвимостью проторила дорогу множеству женщин, которые переживают перинатальную утрату так же, как она. Но я хочу порассуждать о том, почему эта тема так сильно задевает за живое, что в ней такого.
Да, разумеется, она задевает, потому что вопросы жизни и смерти по дефолту задевают, особенно когда речь идёт о детях. Это на поверхности. Но так много людей вовлеклось в перепалку не только потому что это просто эмоционально-заряженная тема сама по себе. Так много психической энергии высвобождается в фейсбучных холиварах из-за стигмы, лежащей на темах «этих женских дел» и в целом человеческой уязвимости. Аглая цитирует Толстого, известного своей беспросветной мизогинией, как бы присоединяясь к нему в этом. «Бабье брюхо» — это то, чего не должно возникать в общественном сознании. Всё, что связано с женской репродуктивной системой, в нашем всё ещё патриархальном обществе, является стыдным. Месячные, климакс, выкидыши, послеродовые лохии, грудное вскармливание — это не для чужих глаз, ушей и умов. Об этом неприлично говорить не за закрытыми дверями со своей гинекологиней, это не предмет для светской беседы и не тема для книги, даже если речь идёт об исповедальной прозе. А еще очень стыдно прилюдно страдать. Горе — вещь тихая, интимная. Идеально, если человек будет справляться с утратой нерожденного ребёнка как-то самостоятельно, не вовлекая окружающих. Ну, в крайнем случае, пусть расскажет за деньги психотерапевту. Но писать об этом — где это слыхано? Пошлость, манипулирование, спекуляция. Я ничего не забыла?
Хотя многие называют текст Аглаи Топоровой «рецензией», он не содержит в себе никаких формальных признаков этого литературоведческого жанра. По сути дела, это просто высказывание, направленное лично против Анны Старобинец, и заодно — против женщин, которые посмели подать голос в своей боли от потери нерожденного ребёнка (хотя таких женщин можно пересчитать по пальцам одной руки, потому что перинатальная потеря — это фигура умолчания).
Как говорит одна из самых популярных спикеров конференции TED и автор книги «Сила уязвимости» Брене Браун: «Мы обвиняем, чтобы справиться с чувством бессилия». Я не буду распространяться про психологические механизмы переноса, многим ясно, что здесь мы имеем дело с проекцией, но собственная боль никому не даёт права ранить чувства других. Во всяком случае, не стоит делать этого от имени целых институций. После ответа Вадима Левенталя, ответственного секретаря Нацбеста, назвавшего поведение Старобинец «неспортивным», стало очевидно, что оргкомитет не имеет ничего против такой тональности высказываний о номинантах. То есть, нормально, высказываясь о реальном опыте женщины, пережившей искусственное прерывание беременности на большом сроке из-за болезни ребенка, несовместимой с жизнью, рассказывать анекдот о выкидыше. А обидеться на это — неспортивно.
«Наше общество обожает стыдить, винить, осуждать и отвергать; и при этом говорит об огромной важности принятия и вовлеченности в общество. Другими словами, в наше время "вписываться" в общие стереотипы ужасно важно и ценно, и одновременно — абсолютно невозможно» — пишет Брене Браун в своей книге. Это очень точно, и ситуация Топоровой и Старобинец — хорошо это иллюстрирует. Мы много говорим о гуманизме и инклюзии, при этом не разрешаем женщинам иметь право голоса в целом классе «запретных» тем. Книгу Анны многие назвали «романтизацией страдания», «расцарапыванием раны» и даже «психотерапией за чужой счёт». Я встретила фразу «Старобинец разгружает баржу своего горя прямо в души людей». Наверняка, для многих эта книга стала очень тяжелым чтением. И оценивать степень безопасности для психологического здоровья читателей могут, наверное, только профессионалы. Но я также знаю немалое количество женщин, переживших похожий опыт, которым стало намного легче после прочтения «Посмотри на него». Это очень целебно — знать, что ты со своей болью не одна на всём белом свете. А ещё, помимо боли, в этой книге очень много любви. И слёзы, которые приходят в процессе чтения — это и есть катарсис.
Вся мировая литература по большей части — это и есть рефлексия на тему болезненных переживаний. Встраивать свой личный опыт проживания горя в художественное произведение — не ново. «Посмотри на него» — строго говоря, это публицистика, написанная хорошим русским языком. Очень честная, откровенная и использующая литературные приёмы, от чего обладающая художественным воздействием. Это нонфикшн с элементами художественного текста. Мне, честно говоря, совершенно безразлично, получит ли книга премию, своей цели эта книга уже достигла — социум впустил тему горевания при перинатальной утрате в общественное сознание, она больше не невидима. Это обсуждают в СМИ, об этом говорят психологи, кое-где даже пересматривают врачебные протоколы работы с женщинами, столкнувшимися с такой проблемой.
Отдельно хочется ответить всем, кто говорит «писатель должен быть готов к критике».Ну, во-первых, между литературной критикой и пристрастно высказанным мнением в социальной сети есть немалая разница, а во-вторых, это риторика из области «а чего она хотела, надевая такую короткую юбку?». Нет, когда человек выходит к другим людям, показывая им своё самое уязвимое и подставляя им свой мягкий живот, это не приглашение вцепиться ему в глотку. Никто не должен быть готов к хамству и расчеловечиванию. Когда пишешь о таком опыте, ты просто хочешь разрушить стену молчания, ты не хочешь в этот момент, чтобы тебе сделали ещё больнее. Всё остальное — на совести тех, кто в глотку вцепился.
Также, немало написавших «ну, у меня такое было, я не горюю, что со мной не так?». Всё так, просто люди разные. Кто-то более устойчив и толстокож, кто-то очень хрупок. Кто-то и вовсе — высокочувствителен (это термин, означающий особую организацию нервной системы). Творческие люди, хоть это и общее место, воспринимают всё острее прочих, иначе у них не получалось бы так всё подмечать. И, кстати, страдание, будучи названным и признанным, быстрее покинет человека, нежели страдание, изгнанное из области осознаваемого. Поэтому, если в твою жизнь пришло страдание — посмотри на него. И дай посмотреть другим.
Фото: Getty images Russia
Читайте также: