Когда я выпивала, я становилась классной. Реальные истории для тех, кто хочет оттолкнуться от дна

Со временем «пьяные» вечера превратились в недели. Отец уже пил один. Дней по 7-10. Мы с мамой возили его на такси по наркологическим клиникам, чтобы прокапать, но врачи всё чаще отказывали: «Не возьмём, может умереть на столе, езжайте в другое место». Помню, мы сидели на лавочке около клиники: я, папа (с невидящим взглядом) и мама, — и не знали, что делать. Каждую ночь такого «чёрного» дня я перед сном молилась, чтобы он выжил. Боялась брать трубку, когда звонил телефон. Вдруг скажут то, что я очень боялась услышать.

Самым удивительным в той жизни была её двойственность. Все трезвые периоды я могу назвать счастливыми. Мы ездили на море, ходили в походы, смотрели вместе артхаусные фильмы. Сейчас, когда я спрашиваю знакомых, как они общались в детстве с родителями, большинство отвечает – никак. А для меня дома существовал целый мир, просто у него иногда открывалась изнанка.

Как и все дети алкоголиков, я пообещала себе никогда не притрагиваться к спиртному. И, как и все они, напилась при первой же возможности. В 11 классе перед дискотекой мы достали где-то бутылку вермута и хотели распить ее в парке, но никак не могли открыть. Я довольно остервенело искала варианты, пока не нашла у дороги гвоздь и не расковыряла пробку. Сделав жадный глоток, сказала всем: «Ну, пока!» Этой ночью одноклассники принесли меня домой, прислонили к стене и позвонили. В открывшуюся дверь я рухнула родителям на руки.

Так началось моё знакомство с диким зверем. Один из признаков его присутствия — частичная потеря памяти. То есть некоторые события ты помнишь. Как брала гитару, как перепутала аккорды и крикнула: «Уберите это бревно!» А как потом по лестнице не могла идти, тебе уже рассказывают. Знающие люди называют эти состояния «черным экранчиком».

Однажды попробовав, я хотела ещё. Мне нравился этот момент «активации», словно кто-то внутри нажимал тайную кнопку. Под градусом я становилась собой, той, которой не стыдно, не страшно, от которой по танцполу расходятся лучи. Один бокал — могу говорить с любым человеком о чём угодно. Два — флиртую. Три — танцую, как хочу. Учитывая, что юность моя пришлась на клубные годы, большую часть которых моим парнем был диджей, в ночные заведения я ходила как на работу.

Периодически мы пили по двое суток подряд, потому что после основной вечеринки все ехали на афтепати в квартиру, а потом ещё на пьянку на корабле. Не знаю, с кем я пыталась соревноваться по части выпивки, но, похоже, часто выигрывала. Тем временем бармены наливать переставали. Говорили — у нас запрет от руководства, опять будешь шалить. Я злилась, закатывала скандалы, не замечая, что мои танцы на барной стойке уже не так очаровательны. А на руках и коленях всё чаще по утрам синяки. И эти люди, которые со мной здороваются, — я их не помню...

Постепенно мир начал сжиматься до одного состояния — быть навеселе. Но чем больше я за ним гонялась, тем чаще оно становилось короче. Если раньше я могла порхать «очаровашкой» несколько часов, то со временем этот период сократился до часа, после которого я или впадала в агрессию, докопавшись до кого-нибудь, или сидела, уставившись в одну точку. Прогулы работы вошли в привычку. Отравилась, температура, потеряла телефон. В моём арсенале хранилась целая коллекция «отмазок».

Стены качались, ноги были ватные. Все моё существо молилось об одном: пусть день закончится и я окажусь в кровати. Сейчас я понимаю, что многие события моей жизни были частью алкогольного пазла. С мужем познакомилась пьяная. Вместе мы счастливо «запивали» все ссоры. Прикрывали дыры в отношениях, затирали обиды и недоговорённости. При этом оба были совершенно социализированы. Оба успешны в творческих профессиях. С обоюдного согласия рожали детей. Но кто мы на самом деле, кем являемся друг другу, если прекратить пить, непонятно.

Остановить от желания расслабиться меня уже не могло ничего. Ни то, что моя старшая дочь видела меня в невменяемых состояниях и боялась выходных. Ни опасные поездки за город с тремя детьми, после которых мы не всегда могли вспомнить, как добирались до дома. Ни даже то, что в детский садик и школу я ходила через магазины, желательно разные, чтобы продавцы не заподозрили слишком частую гостью.

Долгожданные дети с небольшой разницей в возрасте добили мою зависимость на пару с бытовухой и поздними приходами мужа. От трезвой меня почти ничего не осталось. Я реальная начиналась вечером, когда всё по дому было сделано, дети разбредались по квартире, а я выпивала большую кружку вина. Именно кружку, не бокал, чтобы не волновать старшую дочку. Ситуация была уже критичная. Близкие говорили, что нужно что-то делать. Я давала клятву продержаться месяц, а через несколько дней оказывалась «в ноль».

Мне казалось, что в моей голове живёт дракон, который толстеет и набирается сил от моего недуга. Он бы так и съел меня в итоге. Если бы не одно событие... Однажды после вечеринки, когда муж находился в отъезде, а дети у бабушек, я проснулась в кровати с мужчиной. Представить, что я изменила, предала любовь, я не могла. И хотя позже выяснилось, что ничего не было, я просто вырубилась, как обычно, то утро стало моим «дном», от которого я оттолкнулась, чтобы прыгнуть к свету.

На собрание анонимных алкоголиков я пришла в ужасе и брезгливости, крадучись, как преступник. Всё мне не нравилось. Эти страшные коридоры бедного казённого учреждения. Эти люди в немодной одежде. «Что я здесь делаю?» — хотелось убежать или хотя бы протереть стул влажной салфеткой. Но как только я услышала их истории, поняла, что нахожусь среди своих. Таких же, как и я, ребят без кожи, для которых 80 % жизненных событий — боль и ужас. И без обезболивающего терпеть такое не представляется возможным.

Если меня спросить сейчас, ушли те боль и ужас? Отвечу — нет. А тот дракон? И он на месте, правда, в сильно усохшем виде. Сейчас он больше похож на останки динозавров, но кто знает, что будет, если капнуть на мумию «его едой»... Изменилось то, что мне больше не хочется запивать происходящее в жизни. В любой ситуации я или ложусь спать пораньше или позволяю себе думать, что могло быть и хуже. Единственное, о чём жалею, — о том, что дети успели меня увидеть «той», как и я когда-то видела «того» папу. Это, будь у меня машина времени, я бы удалила.

Первый раз попробовала алкоголь в 12 лет. А пить начала в 18, на дискотеках. С выпивкой было весело, она снимала запреты и страхи. Я становилась компанейской, разговорчивой. Мне казалось, что с ним я умнее, красивее. Без него уже не представляла себе выход в общество. Спиртное стало ассоциироваться у меня с общением. Через несколько лет я заметила, что не могу остановиться. Другие люди умеют ограничиться несколькими бокалами, а я нет.

Были случаи, что я что-то не помнила. Со временем выпивка уже не приносила радость. Не снимала запретов, а наоборот, только усугубляла мои страхи. Однажды я увидела, что мой парень смотрит на меня с отчаянием и жалостью. Как будто бы сдался, и я больше не была для него человеком, на которого можно положиться. В тот момент я осознала, что у меня есть зависимость. Страшно вспоминать, когда я не смогла дойти от такси до квартиры, лежала в подъезде, у меня украли часы и телефон. На следующий день стало ещё и стыдно.

Однажды я оставила двухлетнего ребёнка в квартире ночью спать, пошла в ресторан, села в машину к незнакомым людям, потом пригласила их домой... До сих пор не могу забыть этот ужас. Что уж говорить про состояния, которые накрывали после употребления. Боль была настолько сильной, что я иногда била себя, чтобы стало легче. Дважды я пробовала кодировку. Первый раз продержалась три месяца, второй — четыре. Пробовала гипноз, ездила к целителю, который говорил мне: «Зачем ты бухаешь?» Посещала нарколога, он проводил со мной беседы и прописывал антидепрессанты. Но с антидепрессантами нельзя употреблять алкоголь, и я выбрала второе.

Ничего не помогало, в общем. Максимум, сколько удавалось удерживаться от распития самой, начиная с 18 лет — два месяца. А помогли мне в АА в итоге. Какая я сейчас? Трезвая — 100 %. Счастливая, свободная. Но точно знаю, что никогда не выздоровею от алкоголизма. Он будет всегда со мной. Просто сейчас я знаю, как правильно поступать, что выбрать. Знаю, что привело меня к употреблению. Сейчас есть какое-то понимание, поддержка и опора внутри. А раньше на этом месте были огромная чёрная дыра и одиночество.

Я начала пить в 14 лет. Мой папа был алкоголиком. Мама с ним развелась. Я жила с мамой, бабушкой и дедом. Дед-трудоголик держал нас в ежовых рукавицах. Употреблять начала, потому что дома меня не принимали «плохой». А друзья принимали. С ними я впервые попробовала пиво, выпила полбутылки и опьянела. Почувствовала смелость, уверенность, расслабление. С тех пор понеслось. Я уезжала в деревню к бабушке и отрывалась там. То, что есть зависимость, я начала понимать спустя много лет. Когда уже прошла через онкологию щитовидной железы, удаление жёлчного пузыря, миому матки.

Правда, способ завязать я выбрала странный. Месяц не пью, день позволяю. Казалось, я научилась не пить месяцами, но в то же время оставалась раздражительной, унижала близких. Именно тогда дочь начала гулять, возвращаться под утро. Алкоголем от неё не пахло, а мне и в голову не приходило, что ребёнок мог употреблять вещества пострашнее. Однажды выяснилось, что у неё проблемы с наркотиками и она нуждается в помощи. Дочь начала посещать группы поддержки наркоманов, где рассказала и про меня. Ей ответили: «Твоей маме нужны анонимные алкоголики». На следующий день я уже сидела на группе. Получается, моей отправной точкой для «выхода» стал ребёнок.

Муж пьёт, я его пилю. Сын игроман. Все так живут. На группу я пришла накрашенная, прикрытая дорогим барахлом. На деле внутри меня сидели черти. Тогда и начался мой духовный рост. Жизнь перевернулась с ног на голову. Сейчас я могу назвать её прекрасной, хотя и не всё бывает гладко. Я испытываю всё тот же спектр эмоций. Но сейчас, когда начинаю злиться и бояться, хожу на группы, звоню впереди идущим, помогаю новичкам. А что меня держит на плаву — то, как много я про себя узнала. Что я горделивая, завистливая, угодничество очень люблю, часто ношу маски, причиняю «добро» людям. Но теперь мне не страшно признаться себе, что это тоже я.

Принято думать, что пьющая женщина в миллион раз хуже, чем пьющий мужчина. К женщинам изначально очень критичное отношение общества. Она же мать, хранительница очага. Куча стереотипных поговорок существует на эту тему, мы их прекрасно знаем. Мужчина, у которого много женщин, — альфасамец. Женщина, у которой много мужчин, — термин подберите сами. С алкоголизмом та же история.

Зависимость — это в первую очередь болезнь мозга. Точно такие же стадии у женщин развиваются, как и у мужчин. Просто в силу порицания обществом женщины долго скрывают наличие зависимости, пьют в одиночку, в ресторанах с подругами. И когда это вылезает, возникает ощущение, что очень быстро всё случилось. Вот она была «приличная», вот уже зависимая.

Запойный тип употребления — это уже вторая стадия. А третья — энцефалопатия алкогольная, поражение клеток мозга, нарушение работы нервной системы. Это хорошо видно по некоторым публичным пьющим людям.

Когда человек признаёт наличие зависимости, первое, что он делает, — пытается справиться сам. Я сразу говорю: ограничьте количество попыток. Не получается — признайте бессилие перед проблемой и идите к врачу-наркологу. Дальше у каждого свой путь. Кого-то амбулаторно будут лечить, а кто-то уже до реабилитационного центра допился. Есть препараты, снижающие влечение к алкоголю. Есть группы анонимных алкоголиков (АА). Обязательно должна быть психотерапия. Важно понимать, что там за огромная дыра в человеке образовалась, раз без алкоголя уже никак.

Без переноса ответственности на врача или препарат. Любой выздоравливающий не имеет права общаться с пьющими, держать алкоголь дома. Если эти правила не соблюдаются, человек может сорваться. Поэтому мы работаем со всеми родственниками. Существуют принципы АА. Первый и самый важный — человек признает бессилие перед проблемой. И должен работать над этим всю жизнь.

Никогда больше не будет контролируемого употребления. Первая рюмка может запустить срыв. Также важное условие — ходить на группы, где действует групповая психотерапия. Каждый может выбрать себе «спонсора» — то есть старшего товарища, который идет по так называемым «шагам». Впереди идущий включается в эмоциональное состояние подопечного, поддерживает его, учит, как преодолевать стресс без допинга.

В группах вы видите тех, кто далеко продвинулся, кто долго находится в трезвости. Вас поддерживают, вы можете прийти в АА с любым стрессом. Таким образом в медленном и спокойном ритме человек достигает прогресса, начинает ценить трезвость, знает, что есть место, где ему не дадут пропасть. Эта методика очень эффективна, во всём мире она работает уже больше ста лет.