Как врачи прошлого открывали для мира изнасилования детей, а мир закрывал глаза

Обычно вспоминают ранние работы легендарного австрийского психоаналитика Зигмунда Фрейда, который обнаружил, что множество людей стало жертвами инцестуозных посягательств со стороны своих отцов. Когда он узнал, что жертвой таких посягательств стали и некоторые дети его отца, он предпочёл отказаться от дальнейших исследований и... выдвинуть теорию об инцестуозных фантазиях в отношении родителей.

С его лёгкой руки десятилетиями жалобы детей на злоупотребления рассматривались именно как фантазии, вызванные или ревностью, или желанием сблизиться с родителем. В пятидесятые можно было встретить в книги, которые утверждали, что жертвы инцеста редко страдают и столь тесная связь с родителями может даже способствовать их развитию. Предположения, не подтверждённые никакими практическими выкладками. Более того, вся практика людей, работавших с детьми, говорила об обратном: злоупотребления серьезно сказывались на их развитии, даже если речь не шла о болезненных практиках и сопутствующем физическом насилии.

Наука – потрясающая вещь. Она продвигает вперёд наши возможности по организации быта или сохранению своего здоровья. Она смотрит на доказательства, а не на убеждения – по крайней мере, с некоторых пор. Но иногда наука не может или не хочет оценить открытия и труды, которые не назовёшь иначе, чем прорывными.

Так, в восемнадцатом веке Эмили дю Шатле издала «Сочинение об огне», которое фактически описывало инфракрасное излучение. Само сочинение научному миру понравилось, но в целом на изучение инфракрасного излучения не повлияло – его ценности в этом отношении никто не понял. Многие научные сочинения прошлого были оценены гораздо позже, хотя могли бы скачком продвинуть науку уже в своё время.

В начале девятнадцатого века во Франции бурно развивалось то, что позже назовут криминологическими науками. Легендарный сыщик Франсуа Видок пробовал разные способы идентификации преступников, включая сличение отпечатков пальцев, разрабатывал методики работы с организованными криминальными группами и придумывал, как вести картотеку по преступникам. В то время в стране орудовали гигантские шайки с сотнями бандитов в составе и славились они именно насильственными преступлениями – например, жуткими пытками при ограблениях. Такие изменения в жизни преступного мира требовали изменений и в работе полиции.

Одной из ключевых фигур в расследовании бытовых насильственных преступлений стал врач по имени Огюст Амбруаз Тардьё. Он обратил на себя внимание общественности прежде всего тем, что указал способы выявить отравление веществами, не повредившими, казалось бы, внутренние органы (то есть не прожегшими гортань и желудок). Он занимался также исследованием таких преступлений, как детоубийство или изнасилование. Общество было настолько не готово разговаривать на последние темы, что в самые шокирующие моменты в своих трудах Тардьё переходил с французского языка на латынь – мёртвый и бесстрастный, как считалось, язык, который к тому же легко пропустить мимо глаз, если не предпринимать усилий, чтобы вчитываться.

Занимался Тардьё не только непосредственно судебной медициной. Среди его трудов – исследования о сапе у человека, о том, как разного рода профессиональные занятия в долгосрочной перспективе повреждают человеческое здоровье (что, впрочем, тоже пригодилось в криминалистике – по характерным болезням и травмам можно было опознать ремесло человека), о санитарии на бойнях и кладбищах, о татуировках, соблюдении гигиены на производстве, о связи гигиены и распространения заразных заболеваний. Отдельный интерес представляет его труд, посвящённый самым несчастным девочкам Франции.

Одна из крупных работ этого медицинского гения своего времени – «Трактат о судебно-медицинском исследовании в случаях преступлений против нравственности», увидевший свет в 1857 году. Это исследование могло бы быть прорывным в плане исследования детского здоровья в целом, но его обходили вниманием настолько, насколько это вообще было возможно. Вероятно, дело в том, что трактат заставлял обращать внимание на очень неудобные проблемы французского общества. Фактически, он доказывал, что огромное количество девочек в стране систематически подвергаются сексуальному насилию, и обилие церквей и разговоров о нравственности никак от этого не спасает.

Кроме того, именно изнасилованные дети становились основным источником притока «кадров» во многочисленные публичные дома. В общем-то, судя по докладам нашего времени, посвящённым проституции и траффикингу, тенденция в целом никуда не делась. Ханжеское французское общество девятнадцатого века предпочитало думать, что в проститутки девушки идут от природной испорченности или от того, что оказались морально нестойки при столкновении с соблазном.

Если девушка пыталась вырваться из проституции, её выдавливали даже с самых грязных работ – мол, падших нам тут среди приличных не надо, – а потом лицемерно делали вид, что она сама решила вечно оставаться в этом «ремесле». Большинство проституток при этом рано умирали от сифилиса и туберкулёза, эпидемия которых бушевала весь девятнадцатый век и захватила начало двадцатого века. В этом разрезе более чем понятно, почему книга Тардьё, выводы из которой были не в пользу насильников, не приобрела популярности и научного веса.

На самом деле, в книге приводятся случаи сексуального насилия и иллюстрации к ним по отношению к детям обоего пола, но большинство исследованных случаев всё же касается девочек двенадцати-тринадцати лет. На иллюстрациях тщательно зафиксирован внешний вид гениталий детей, подвергшихся сексуальному насилию, чтобы наглядно продемонстрировать характер травм. По поводу того, от кого чаще всего получают первый опыт насилия дети, сам Тардьё писал в том же трактате: «Грустно осознавать, что родство не является барьером для этих преступных деяний, а наоборот облегчает его. Отцы насилуют своих дочерей, братья насилуют своих сестер».

Тардьё отмечал, что нападение на девочек никак не связано с их половым созреванием и якобы появляющейся сексуальной притягательностью: часто насилуют детей, не вступивших в возраст полового созревания. В семидесяти процентах рассмотренных в трактате случаев дети впервые подверглись насилию в возрасте до тринадцати лет. Он пишет о том, что, помимо физических, дети получают психологические травмы, вплоть до появления желания убить себя – в том числе в тех случаях, когда гениталии не были травмированы, например, манипуляции проводились пальцами. Он также предложил методы, помогающие определить, подвергался ли ребёнок сексуальному насилию.

Три года спустя он написал «Трактат о судебно-медицинском исследовании жестокого обращения с детьми», где дополнил предыдущие исследования. В новом трактате Тардьё изучил случаи насилия над 32 детьми, 18 из которых погибли. Примерно половине жертв было меньше пяти лет. Три четверти всех жертв подверглись насилию со стороны родителя. При этом врач настаивал, что речь не идёт о каких-то безумцах – все насильники, изученные им, были вменяемыми людьми и действовали хладнокровно.

Эти трактаты не были переведены на множество языков. На них мало ссылаются в трудах, посвящённых сексуальными преступлениям против детей. Все отсылки, которые можно обнаружить, относятся уже к нашему времени. Трактат, объясняющий, как происходит насилие над детьми, как его вычислить и к чему оно приводит, оказался буквально никому не нужным. Это ведь не отравления ради графского наследства, вокруг которых всегда разворачивалась большая шумиха...

Термин «эротическая педофилия» впервые появился на страницах труда о сексуальных преступлениях в 1886 году – книги «Сексуальные психопатии: клиническо-судебное исследование» психиатра Рихарда фон Крафт-Эбинга. Однако и это исследование долгое время общество обходило вниманием. Рассказы детей о совершённых против них сексуальных преступлениях не только не приветствовались, но и де-факто наказывались.

Если преступление совершил незнакомец, жертву считали падшей, грязной, подвергали травле. Если же родственник или священник (что происходило очень часто) – ребенка объявляли лжецом или... соблазнителем. В общем, ответственность постоянно переносили на ребёнка. В свете такого подхода позиции Тардьё и Крафт-Эбинга были очень неудобны для общества. Они требовали радикальных изменений.

В наше время считается, что третья причина – среди доминирующих. В обществе, где жертву насилия (не обязательно ребёнка) принято обвинять и наказывать за то, что с ней сделали, выше вероятность, что агрессор решится напасть на ребёнка. Ведь ему дали возможность заготовить индульгенцию: раз общество считает, что есть обстоятельства, когда насиловать можно, достаточно сказать, что ребёнок или кто-то ещё возле ребёнка создали эти обстоятельства.

Пятилетняя девочка провоцирующе себя вела. Мама маленького мальчика отказала в близости, а значит, кем-то надо было овладеть вместо неё. Двенадцатилетняя школьница выглядела на шестнадцать... Следует признать, что пока не изменится отношение к изнасилованиям вообще, пока не изменится отношение к детским свидетельствам о таких преступлениях, не уменьшится и количество нападений на детей.