Две самые легендарные зловещие истории Франции со счастливым концом
Крики о помощи, на которые никто не пришёл
В 1901 году ни много, ни мало генеральный прокурор Франции получил анонимное послание. Письмо гласило, что некая семья Монье держит на чердаке в ужасных условиях свою взрослую дочь, издеваясь так, как не издеваются над животными. Как лицо должностное, такие анонимки прокурор считал себя не вправе игнорировать, и вскоре в поместье Монье в Пуатье пришли с проверкой полицейские.
Надо сказать, настроены стражи порядка были скептически. Во-первых, анонимку мог написать человек с болезненными фантазиями или просто желающий отомстить за что-то семье Монье. Во-вторых, Монье в Пуатье уважали – это была зажиточная семья, которая немало средств вложила в благотворительность. Правда, их насторожило уже то, что мадам Монье попыталась не пустить полицейских в дом. Они буквально вломились.
Поднявшись к чердаку, они обнаружили запертую дверь. Открывать им её, конечно, никто не собирался, и один из полицейских её выломал. В нос ударила страшная вонь. Большинство стражей порядка попятились, закрывая носы. Один же решительно направился к окну, чтобы распахнуть его, давая дорогу свежему воздуху. Однако штора, за которую он взялся, чтобы отдёрнуть, просто упала – а створки оказались заколочены.
Пол в комнате был и покрыт, и пропитан экскрементами – это они давали ужасный запах. Среди этой невообразимой грязи скорчилась пожилая женщина, настолько худая, что, найди её полицейские через полвека, её сравнивали бы с узниками концлагерей. Она была голая – лишь длинные спутанные волосы её прикрывали. Глазам её явно было больно от света. На руках и ногах выросли длинные кривые ногти, делающие её окончательно похожими на какой-нибудь страшный призрак.
Полицейские помогли пленнице выбраться из комнаты. Она была смирной, как овечка, и только дрожала от страха. Полицейские потребовали у слуг принести одеяла, чтобы завернуть освобождённую, и Монье не воспротивилась тому, чтобы её замотали. Вряд ли она понимала, куда её ведут и что за людей она видит. Мадам Монье, которая как раз пила свежесваренный кофе внизу, спокойно отвечала на вопрос, кто эта женщина с чердака: Бланш, её дочь. Те из полицейских, кому доводилось видеть в городе семью Монье двадцать пять лет, едва могли в это поверить. Ведь Бланш была среди первых красавиц города...
Мать на допросе утверждала, что была вынуждена запирать дочь, поскольку та была умалишённой, вела себя неадекватно – например, показывалась голой в окне или устраивала истерики. Запирать родственников с ментальными расстройствами было нормой, но не держать же их без света, воздуха, в собственных нечистотах? На вопрос, что заставило мать обращаться с дочерью именно таким образом, та заявила, что дочь была буйной, поэтому к ней никто и не мог войти.
Однако, надо сказать, и с сёстрами милосердия в больнице, куда передали Бланш, и с любыми другими людьми Бланш и после освобождения, и до самой своей смерти вела себя исключительно кротко. Когда ей налили воду в ванну, предварительно напоив и осторожно покормив, она только тихо сказала: «Как хорошо...» Волосы ей пришлось сначала обрить. Привести их в порядок не представлялось возможным.
Слуги также показали, что на еду Бланш шли объедки, и их кидали прямо на пол. Прямо в затоптанные фекалии... Соседи рассказывали, что много лет назад из дома Монье были слышны крики женщины – она кричала, что находится в заточении, что страдает, что ей нужна помощь, умоляла вызвать полицейских. Но на все вопросы мадам Монье отвечала, что Бланш сошла с ума и о ней заботятся должным образом.
Как удалось установить, в основном, из расспросов соседей, двадцать лет тому назад Бланш полюбила молодого адвоката и собиралась выйти за него замуж. Но её семья была монархистами, он же – наоборот, и девушке не дозволили связать свою жизнь с «идеологическим противников».
Также некоторые соседи утверждали, что Бланш была беременна от своего возлюбленного, и этого ребёнка то ли куда-то отдали, то ли сразу убили. Но именно после родов и пропажи малыша Бланш, действительно, стала странно себя вести. Брат слухи о беременности отрицал, но утверждал, что любовь да, была – несчастная, и именно из-за несчастной любви Бланш потребовала, сама, чтобы её заперли на чердаке.
Еду туда – насколько это можно было назвать едой — носили горничные; возможно, объедки также были единственным источником жидкости для Бланш. Навещал ли дочь отец, который умер через несколько лет после истории с адвокатом, неясно. Сам адвокат к моменту освобождения Бланш тоже был уже мёртв. Трудно сказать, почему он никогда не пытался её освободить.
Что касается вони, которая могла проникать с чердака и беспокоить хозяев дома, слуги показали, что сама мадам Монье была не очень опрятна – подолгу носила давно уже грязное и плорхо пахнущее платье. У её сына же как будто вовсе отсутствовало обоняние.
Мадам Монье не осудили: не успели. Она умерла через две недели после ареста, не выдержав позора. Её сын получил приговор за соучастие, но сумел оспорить его, вроде бы доказав, что страдает ментальным расстройством и не мог оценить происходящее в доме. Бланш пережила и его, прожив ещё двенадцать лет.
В психиатрической клинике, куда она была помещена, ей очень сочувствовали и обращались бережно. Врачам удалось восстановить её физическое состояние, но ментальное – нет. Её интеллект как будто навсегда заснул. Она могла произносить только несколько простых слов и фраз, зато всегда с благодарностью принимала заботу о себе. Кто написал загадочное письмо прокурору, выяснить не удалось.
Каково перебывать тридцатью подростками к тридцати годам
В 2012 году США и Великобритания совместно сняли триллер «Самозванец». Поскольку ряд триллеров в наше время создали в стилистике документального кино, многие зрители решили, что видят... Художественный фильм. Но это был байопик, и «главного героя», мужчину, который сумел выдать себя за подростка, играл тот самый мужчина. Его зовут Фредерик Бурден.
В 1997 году американское посольство в Испании и испанское – в США сумели воссоединить семью, которая была разлучена за три года до того. Тогда тринадцатилетний мальчик Николас Баркли из штата Техас, как рассказывала полиции безутешная родня, сказал, что пойдёт поиграет в баскетбол с друзьями – и пропал.
Через два с лишним года в Испании неизвестный мужчина позвонил в полицию и сказал, что в телефонной будке сидит подросток лет пятнадцати. Он выглядит очень напуганным и совершенно растерянным. Прибывшие на место полицейские, действительно, обнаружили юношу, скорчившегося на полу будки. Он не отвечал на вопросы, и только в приюте, куда его передали, разоткровенничался через некоторое время: сказал, что он американец. А потом назвали и имя. Николас Баркли.
Семью было смутил цвет глаз Николаса – он стал карим, хотя прежде был голубым, но сестра Ники решительно заявила, что узнаёт и его зубы (с характерной щелью между передними резцами), и нос, и вообще чувствует, что это её брат. Баркли заявили, что это их мальчик. Им предложили перепроверить – сделать генетический анализ, но мать Николаса решительно отказалась. Так двадцатитрёхлетний Фредерик Бурден оказался в США.
До того он уже выдавал себя за юношей много младше. Но ни разу не так успешно. Он преспокойно начал жить с Баркли и чувствовал себя с ними уютно... Относительно. Его насторожило, что сестра настоящего Николаса ещё в Испании как будто подсказывала ему, помогая вжиться в роль.
Позже он рассказывал журналистам, что у него сложилось впечатление, что Баркли очень хорошо знали, где настоящий Николас – и почему он никогда не появится. Когда через три месяца Бурдена разоблачил местный детектив, кто знает – может быть, он даже испытал облегчение. Ведь если Баркли убили Николаса, то новый Николас им нужен был только до совершеннолетия старого.
Бурдена на шесть лет посадили в тюрьму, а потом вернули – не в Испанию, а в родную ему Францию. Именно во Франции он родился некогда у сумасбродной, но очень набожной восемнадцатилетней девчонки, ненадолго закрутившей любовь со знакомым алжирским арабом. Аборт она не сделала именно из-за набожности, но после рождения бестрепетно оставила Фредерика своим родителям.
Бабушка и дедушка откровенно считали Фредерика из-за обстоятельств его рождения (от араба! женатого! мать-вертихвостка!) порочным от рождения. На что бы он ни пожаловался, его обвиняли во лжи и наказывали. Да и в целом держали в строгости – чтобы не разболтался, как мать... На психику Бурдена это явно повлияло. Он вырос серийным... Нет, не убийцей и не насильником. Серийным подростком. Вечным несчастным сиротой, которому надо немного тепла.
Бурден начал в какой-то момент звонить в полицию, представляясь то одним, то другим именем. Он плакал в трубку и говорил, что ему нужна помощь – например, что родители вышвырнули его на улицу. Возможно, идею, каким образом он может урвать кусочек сочувствия – хотя бы на пару минут по телефону – ему подсказала поведением мама. Она, навещая Фредерика, любила изобразить сердечный приступ, наслаждаясь тем, как Фредерик тревожится, бежит к ней из любого угла дома, окружает заботой.
Другим способом, которым Бурден получал немного тепла и внимания, было рисовать комиксы. Дело в обстоятельствах. Он рисовал их в школе, на уроках, и выбирал сюжет, который заставлял подозревать учителей, что мальчик страдает от той или иной травмы. После этого его отводили в комнату к психологу, который разговаривал с Фредериком ласковым, сочувственным тоном.
Впервые в жизни за другого человека Фредерик выдал себя после окончания школы. Он приехал в Париж и в какой-то момент выдал себя за потерявшегося английского мальчика Джимми Сейла. Таким образом он надеялся не только получить сочувствие, но и пересечь границу – посмотреть на Англию. Бурдена выдал плохой английский. После этого случая он выучил английский так хорошо, что в двадцать три года без труда выдал себя за американского мальчика – разве что немного чувствовалось французское произношение, которое можно было выдать и за дефект дикции.
Щетину с лица убирал кремом для депиляции – так кожа оставалась гладкой. Подростковые манеры он просто ни на миг не бросал, так что выглядел естественно. После освобождения из тюрьмы он снова пытался выдавать себя за подростков – сначала во Франции, потом в Испании. Но теперь его данные были в международной базе, и простые тесты моментально разоблачали Бурдена. Когда же ему удалось внедриться в приют, его разоблачил учитель, увидев по телевизору передачу о Фредерике.
Естественно, полиция снова им заинтересовалась, но теперь уже Бурдена подразумевали, что в детские учреждения он пытается попасть с преступными целями. Но, как ни расследовали каждый случай самозванства, выходило, что к мальчикам и девочкам Фредерик никак не домогался, даже грязных разговоров с ним не вёл, голый им не показывался (это бы его могло выдать), а просто наслаждался тем, что снова стал ребёнком.
После расследования Бурден всё же попытался начать новую жизнь. Он стал встречаться с женщиной по имени Исабель и вскоре решил на ней жениться. Он пригласил родных на свадьбу, но те не явились – решили, что он снова врёт. Когда же свадьба оказалась реальностью, мать сказала Бурдену, что он ещё сбежит от взрослой жизни.
На деле от Фредерика сбежала Исабель. За десять лет совместной жизни она родила от него пятерых детей. После этого она поняла, что была с ним несчастна. Детей она оставила Бурдена, сочтя, что намаялась с ними уже достаточно. Этот факт заставил любителей конспирологии строить теории, что Бурден жену на самом деле убил. Ведь и о разводе стало известно от него, а не от неё. Кто оставит такому странному мужику детей?
Что касается жажды внимания, то, похоже, ему удаётся её утолять, снимаясь в проектах вроде «Самозванец» и телепередачах, а также благодаря аккаунту в соцсети. Там он выкладывает свои фото с детьми и видео того формата, который обычно кладут в раздел «сторис». Поскольку они на французском, на него подписано всего полторы тысячи человек. История же с Николасом Баркли так никогда и не разъяснилась. Бурден на своей версии не настаивал и в полицию не обращался.