Домашнее насилие: бьет — значит... БЕГИ!

«Мы познакомились в апреле. Я тогда только-только вышла на свою первую работу в отдел кадров, а он как раз пришел оформляться. На нем был дурацкий шарф, он забавно шутил, а я ужасно нервничала и все время роняла ручку. Наконец, я выдала ему список документов и анкету, а он пригласил меня в кафе. Я согласилась.

Ухаживал и правда очень красиво — дарил цветы, водил в рестораны, не было и намека на интим или поцелуи, и я думала, господи, как же мне повезло. Умный, интеллигентный, не пошлый и не жадный. Мы могли часами бродить по парку. Просто так — шли в никуда обнявшись. С ним было до такой степени хорошо и просто, что я была уверена — паззл сложился: я встретила свою настоящую любовь. Счастье распирало меня изнутри: я рассказала об Олеге всем подругам и родным, я хвасталась милыми подарками, которые он мне дарил, восхищалась его чуткостью, способностью угадывать мое настроение, звонить ровно в тот момент, когда моя рука потянулась к телефону, чтобы набрать его номер. Все было идеально.

Первые звоночки появились через месяц, когда он рассказывал о своей жизни до встречи со мной и вскользь упомянул о бывшей жене. На самом деле нет ничего такого в том, что у человека был неудачный брак, и я не поняла, почему он сразу не сказал мне, ведь мы (как я была уверена) полностью доверяли друг другу. По крайней мере, мою подноготную он знал в деталях. Чуть позже так же случайно выяснилось, что у него есть не только бывшая жена, но и дочь. Я была ошарашена, но он объяснил, что не поднимал тему раньше, потому что она слишком болезненная: жена ушла от него, уехала в другой город, там вышла замуж и лишила его всякой возможности общаться с ребенком. Мне стало ужасно стыдно. Я почувствовала себя виноватой за то, что разбередила ему душу и заставила вспоминать то, что причиняет боль.

Увы, в те времена я жила достаточно скромно. Зарплата небольшая, да и рассчитывать, кроме как на себя, не на кого: отец не работал по состоянию здоровья — у него слабое сердце, а с матерью отношения у нас не сложились, и она явно дала мне понять, что рассчитывать на ее поддержку, особенно финансовую, мне не стоит. Олег, как только я коснулась этой темы, сразу предложил переехать к нему. Более того, он уверил меня, что все материальные вопросы берет на себя, а что я буду делать со своей зарплатой — это исключительно мое дело. Его великодушие в очередной раз застило мне глаза. На следующий день я переехала к нему. И первые два месяца были просто сказкой.

Понемногу, незаметно Олег начал высказывать недовольство. То недостаточно чисто, то еда не удалась. Он делал это корректно, но все чаще и чаще, и у меня стало складываться ощущение, что я плохая хозяйка. У меня не ладилось на работе: обещанное повышение не состоялось, вместо меня его получила племянница начальника отдела, и я имела неосторожность пожаловаться Олегу на эту несправедливость. Он же словно ушатом холодной воды меня окатил. Сказал, что если бы я была хорошим работникам, никакие племянницы меня бы не обскакали, и вообще, у меня вечно все вокруг виноваты, а между тем стоило бы чаще смотреть в зеркало. И время для этого разговора я выбрала неудачное: он устал, а я лезу к нему со своими глупостями. Я заплакала, а он сказал, что мои манипуляции его достали и хлопнул дверью.

И я, постепенно успокоившись, решила, что сама виновата в нашей ссоре: я ведь обещала себе, что буду любящей и заботливой, а вместо этого пристала к уставшему человеку с нытьем. Дура! Когда спустя три часа он вернулся, я просила прощения, и он меня простил.

Придирки и замечания Олег стал делать мне все чаще. Я из кожи вон лезла, чтобы ужин был минута в минуту к его возвращению, научилась готовить его любимые блюда, поддерживала дома чистоту, как в операционной, успевая прибежать с работы и навести порядок до его прихода. Но он всегда был недоволен: плохо выгляжу, одета черт знает во что, поправилась, плохо постриглась, хожу дома без макияжа... Во мне росла обида.

Через полгода я почувствовала, что наши отношения окончательно зашли в тупик, и, наверное, нам стоит временно разъехаться, чтобы все обдумать. Я всерьез боялась, что сорвусь и испорчу все навсегда. Я даже договорилась с подругой, что поживу у нее месяц. Всей правды я ей не сказала, придумала какую-то благовидную причину. Но когда я озвучила свои мысли Олегу... не успев договорить, я получила смачную оплеуху и угрозу вообще меня убить за такие разговоры. Потом он просил прощения и умолял не уходить. Говорил, что утратил над собой контроль из-за страха потерять меня. А еще он сказал, что был неправ и не представлял, что я его шуточные замечания воспринимаю так серьезно. И я поверила.

После того дня все пошло наперекосяк.

Однажды Олег увидел у меня в телефоне сообщение от старого знакомого с предложением встретиться. (Знакомый был очень давний, никогда у меня с ним ничего не было и быть не могло). Тогда он избил меня второй раз. Конечно, потом опять просил прощения и говорил, что боится моего ухода, что ревнует, потому что любит меня больше жизни. Во всех наших ссорах он всегда винил меня. Слишком откровенно улыбнулась его другу при встрече, слишком мила с коллегами, слишком долго говорю по телефону, слишком часто не беру трубку. Несколько раз я думала — все, не могу больше! Хотела позвонить папе, все ему рассказать, но потом подумала, что это убьет его. И решила, что справлюсь сама. Друзьям я тоже ничего не говорила, было стыдно после того, как я всем все уши прожужжала о том, какой у меня прекрасный, любящий мужчина, принц на белом коне, не меньше. Как после этого признаться, что принц тебя бьет по любому поводу, а по утрам ты замазываешь тональником синяки, чтобы коллеги ни о чем не догадывались? На работе всегда ходила с улыбкой, причем искренней: я знала, что там он не сможет меня избить. Что я в безопасности.

Если я куда-то выходила одна — начиналась жуткая ревность, звонки, нервотрепка, так что проще было остаться дома. Подруги звонили все реже, меня перестали приглашать на встречи, потому что знали, что я откажусь. Я постоянно боялась его разозлить и попасть под горячую руку.

В конце зимы я узнала, что беременна и, как ни странно, обрадовалась. Я решила, что черной полосе конец: Олег не будет больше ревновать, ведь я жду от него ребенка! Мы будем вместе обустраивать детскую, покупать смешные крошечные вещички и больше никаких ссор, не говоря уж о побоях. Конечно, все было не так. Олег вроде бы был рад известию, но ни ревность, ни ссоры никуда не делись. Я замыкалась в себе все больше и больше, старалась лишний раз не попадаться на глаза, лишь бы он ничего не сделал мне и малышу.

А однажды, я была на 6-м месяце, начальник отдела попросил меня задержаться на работе — до декрета я должна была многое успеть.

Я потеряла сознание и очнулась уже в палате.

Димочка родился мертвым.

2 недели я пролежала в больнице, никому ничего не говорила. О произошедшем знал только мой начальник, который и помог мне сбежать. Я была вынуждена рассказать ему все, одной мне было не справиться.

За несколько дней до выписки я позвонила Олегу, чтобы узнать, когда можно забрать вещи, на что получила ответ: «Пошла на ..., шлюха».

Мне повезло: когда я пришла за вещами, его не было дома. Я как вор покидала что-то в чемодан, даже не думая о том, что что-то забуду, просто — скорее, и уехала к подруге. Только тогда я рассказала ей все. Мы вместе плакали, она пеняла мне, что я молчала так долго, мне было невыносимо плохо, невыносимо больно, но — мне стало легче. Я почувствовала, что я живая.

Он звонил, угрожал. Я сменила номер телефона, начали сыпаться сообщения в соцсети. Но у меня уже была поддержка, я была не одна. Начальник отдела помог мне найти новую работу: вернуться в старый коллектив я не могла. А на новом месте меня никто не знал, не надо было ничего объяснять. Синяки и ссадины зажили, и я была просто новенькой, просто Леной. Это было огромным облегчением. Конечно, коллеги любопытствовали, есть ли у меня муж, семья, но я сказала, что недавно пережила болезненный разрыв (и не соврала же!) и от меня с этим вопросом отстали.

А через год я встретила своего будущего мужа. Он знает все, и сделал невероятно много, чтобы я снова могла доверять мужчине. Мы вместе уже пять лет и у нас четырехлетний сын.

Вы сможете выбраться и жить дальше. Жить нормальной жизнью. И чем скорее вы вырветесь из этой тюрьмы — тем быстрее забудется кошмар».

к.м.н, врач-психотерапевт

«Когда узнаешь о проблеме домашнего насилия, задаешься вопросом: "Зачем она так долго терпела? Почему не ушла сразу?!" Но надо понимать, что речь идет о ситуации эмоциональной зависимости. Скорее всего, у Елены, которая стала жертвой домашнего насилия, был агрессивно-отстраненный родитель, который дал ей установку: любят за что-то, любят — хороших. Девочка недополучила тепла, любви, признания, и она неосознанно ищет это у своего спутника жизни. Она, сама того не понимая, ищет фигуру, замещающую ей отца. Человека отчужденно-агрессивного, которому она (как когда-то в детстве) пытается доказать, что она хорошая, что она достойна любви. И чем жестче и грубее будет мужчина в таких отношениях, тем сильнее будет ее желание заслужить его любовь и признание. Даже разорвав такие патологические отношения, она рискует найти другого тирана. Хочется верить, что Елене повезло, но, вообще, для профилактики домашнего насилия надо обращаться за помощью к специалисту, психологу или психотерапевту».

Всероссийский телефон доверия для женщин, подвергшихся домашнему насилию:

8−800−7000−600.

Независимый благотворительный центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры»:

(499) 901−02−01.

Центр социально-правовой и психологической поддержки женщин"Надежда»:

Горячая линия — (499) 492−46−89, (499) 492−26−81, (499) 492−06−48.

Московская служба психологической помощи населению:

(499) 173−09−09.

Телефоны доверия по вопросам социально-психологической помощи семье и детям г. Москвы:

(495) 205−05−50 (бесплатно, круглосуточно).

Кризисный центр для женщин «Домашнее насилие»:

(495) 122−32−77 (круглосуточно, бесплатно).

Московская служба психологической помощи:

051 (бесплатно, круглосуточно).

Телефон доверия» экстренной психологической помощи:

(495) 575−87−70.

Центр экстренной психологической помощи МЧС России:

в Москве: (495) 626−37−07, в СПб: (812) 718−25−16.

«Спасение» — единственный на все Подмосковье стационарный кризисный центр для женщин, пострадавших от насилия и оказавшихся в трудной жизненной ситуации:

Телефоны: (495) 572−55−38, 572−55−39.

Фото: Fotomedia, Getty Images, Источник: cosmo.ru