Восстановить историю. Как вернуть сына, если ты больше не пьешь

Родительских прав ее лишили из-за проблем с алкоголем, но вот уже год Анна не пьет и твердо настроена восстановить семью. «Она у нас, конечно, скорее, исключение из правил, — говорит Алина про Анну. — Очень инициативная, сама рвется к сыну, враз бросила пить. Крутится-вертится в поисках работы, восстанавливает дом. А ведь у нас есть родители, которые без нашего пинка к детям не едут, даже если им близко. И всех искать приходится, убеждать, уговаривать, объяснять, почему это важно, сопровождать».

Первую встречу матери с сыном готовили долго, и когда, наконец, все звезды сошлись, Алина с Анной сразу поехали в интернат, мальчика предупредить не успели. Чтобы это не было слишком сильным шоком для Паши, решили, пусть мама подождет за углом, а Алина предупредит. Но Анна не удержалась и выглянула. Пашины глаза округлились, он только и мог повторять: «Мамочка! Моя мамочка приехала ко мне!»

Современные психологи утверждают: ребенку необходимо помнить свою историю, знать, что он не один.

«Это ресурс, который дети в семье воспринимают как что-то само собой разумеющееся, а детям в детских домах приходится специально восстанавливать. Мы ищем и возвращаем им корни, и это дает опору в дальнейшей жизни, — рассказывает Алина. — С интернатами, увы, есть такая проблема — сотрудники там уверены, что родители, лишенные прав, детям не нужны, и не очень-то способствуют общению с родителями».

Такой подход фонд, конечно, не разделяет: «Какие бы родители ни были, ребенку для дальнейшей жизни необходимо знать, что семья и корни у него в любом случае есть, вне зависимости от того, вместе они или нет», — говорит Алина.

Анна

Когда мы уже почти приехали, Алина добавляет: «А еще знаете, зачем мы ищем всяких родственников? Потому что государство у нас немного... лицемерное. Пока человек маленький и в интернате, его, конечно, опекают, кормят, одевают, привозят игрушки. А только он вырастает и переступает порог интерната — все, он больше никому не нужен, никто ему не помогает. Ребятам во взрослой жизни очень тяжело ориентироваться. У нас, например, есть проект подготовки детей к самостоятельной жизни — учим уже взрослых ребят ходить в магазин, распределять деньги на месяц, платить по счетам. В таких случаях даже не восстановленная в правах мама, которой можно просто позвонить за советом, очень нужна».

Приехали. Огибаем несколько неказистых деревенских домов, выходим к кладбищу: «Вот, нам сюда», — спокойно поясняет Алина. И правда — дом прямо около кладбища.

Почти сразу к ветхому, крохотному, покосившемуся домику подъезжает женщина на простеньком синем велосипеде. Она сильно запыхалась. Идет мимо веревок с бельем, мимо грядок и снимает с двери навесной замок.

В доме едва достроенная печка, кухня — метр на полтора, маленькая комната со стареньким сервантом, креслом и двумя кроватями. Еще недавно мебели в этой комнате почти не было — знакомые подарили. В доме еще холоднее, чем на улице. Усадив нас на холодную кровать и страшно нервничая, Анна рассказывает.

«К Пашке муж относился хорошо, только пока тот грудным был. А когда из Москвы переехали, он его... Бил он его, короче». Анна говорит, что в Москве она мужа не боялась, но незадолго до переезда в Смоленск он перебрал на корпоративе и выпал с третьего этажа, после чего развилась эпилепсия. В Смоленск приехал «другим человеком».

В доме у Анны Фото: Анна Иванцова для ТД

«А как-то мы с Пашей в поликлинику пошли. Возвращаюсь — дверь нараспашку, ушел. Без куртки, без шапки. Видели его где-то бродящим, а потом не нашли», — вспоминает женщина.

Анна работала телятницей. Вместе со смертью мужа пришла безработица, комбинат, на котором Анна работала, закрылся. Устроилась в свинарник — и тот закрыли.

Потом в жизни Анны появился новый мужчина — Сергей. Любили друг друга, родили двойняшек — Алину с Кириллом. Но Сергей много болел, легкие слабые, зарабатывать приходилось Анне: «Сначала с животом, потом с коляской ходила по халтурам — грядки соседям полола, забор красила, даже дрова колола. А потом Сергей умер. Ну, у меня же горе — я и запила. И сильно. Все сорок дней пила».

Анна тогда работала в кафе на трассе, но ее уволили за пьянство. «Там страшно было, постоянно мужики придут и давай драться — стекла разбитые, стулья летают. Я под столом пряталась. Зато платили нормально. Полторы тысячи в сутки выходило», — рассказывает Анна.

Первый раз детей забрали, когда они были со свекровью, а мать на очередной подработке: «Звóнит мне свекровь и говорит: "Нюрк, да у тебя детей забрали!"»

Анна побежала, обнаружила пустой дом, выпотрошенные ящики — искали свидетельства о рождении. Приехала в органы опеки узнавать, как могли без нее ворваться в дом и увезти детей:

— А ты алкоголичка и пьешь, не просыхая, тебе детей не положено.

— Да где ж я пью, вот, трезвая к вам приехала, перегаром не пахнет, ничего!

Потом детей внезапно вернули. Позвонили и предложили за ними приехать. Но потом забрали второй раз. Кто-то из соседей рассказал органам опеки, что Анна, выпив, приходила на могилу к мужу вместе с детьми и плакала там.

Анна

С того дня Анна не пила, решила работать, детей обязательно вернуть. Устроилась в Вязьме в «Пятерочку» уборщицей — зарплата шесть тысяч, четыре уходят на дорогу.

А что касается детей — все уже не так просто: двойняшек практически нет шансов найти, малышей пристроили в семью, и дорога до них покрыта тайной усыновления. «Я им говорю: "Дайте адрес!" Не дают», — заламывает руки Анна.

Со старшим сыном ситуация прозрачнее: он в интернате, фонд «Дети наши» уже помог Анне наладить контакт с Пашей, мама ездит к нему так часто, как может. Но может редко: дорога из поселка до интерната долгая, обходится в две с половиной тысячи рублей. Сейчас у Анны новый сожитель, он и нанимает ей машину от дома до интерната и обратно.

Про встречи с сыном Анна рассказывает с теплотой: по лицу пробегает улыбка, Анна даже перестает смущаться. По сыну очень скучает, но говорит, что дела у Паши сейчас идут хорошо: у него там друзья, девчонки даже есть. Учится на четверки и пятерки.

Недавно фонд передал Паше телефон, который, как часто бывает с дорогими подарками в интернатах, был утерян еще до того, как попал в руки ребенку. Возможности созваниваться с сыном так и не появилось.

Рассказывая, что она сама смогла привезти сыну — кроссовки, спортивный костюм, тетрадки, книжки — Анна улыбается. И грустнеет, когда речь заходит о деньгах: «Когда я ему тут еще кроссовки покупала, я чек для приставов взяла. А за тетрадки чек забыла. И уже даже не знаю, как быть и что делать».

Чеки эти важны, потому что каждая покупка фломастеров или новых носков идет в счет алиментов, которые она должна выплатить за то время, что сын в интернате.

Так что возвращение родительских прав тоже упирается в деньги — пока алименты не выплачены, об этом не может быть и речи. Анна пыталась узнать, сколько денег она должна за сына, но ответ поверг ее в шок: «Я у приставов спросила, сколько я должна, а они говорят — пятьсот тысяч! А не может у меня столько алиментов накапать... У меня зарплата — шесть тысяч, как же я пятьсот буду выплачивать? Может, они врут мне, а?» — говорит она с явной надеждой на то, что сумма хотя бы не такая космическая.

Этим и питается Анна. И еще огородом: «Кабачки прекрасно выросли — икру вот сделала. А помидоров нет в этом году. Зато вон клубника вылезла сама, видите листочки? Соседские дети, правда, все растащили, — улыбается Анна. — Еще на выходных в лес хожу — грибы собираю, ягоды. Ну, и на халтуры продолжаю ходить. Так что без выходных я», — говорит женщина, но уточняет, что не жалуется, а даже рада, что всегда при деле.

На обратном пути Алина рассказывает, что уже год ведет дело Анны и считает историю вполне перспективной в плане общения матери с сыном, но — не в плане восстановления родительских прав. «Собрать нужно кучу бумажек: начиная с медицинской комиссии и заканчивая проверкой жилья. Суд. Это очень сложный процесс. Но сложно — еще не значит, что не надо работать», — вздыхает Алина.

Анна

Фразу «сложно — еще не значит, что не надо работать» можно назвать девизом фонда «Дети наши», потому что под их контролем есть и более сложные случаи: когда дети не идут на контакт с родителями, или наоборот. Фондом разработана целая система востановления связей сирот с утраченными родителями: от поиска родных конкретного ребенка до наблюдения за тем, как эти родные прислушиваются к советам фонда и встают на путь истинный: «Если человек хочет менять свою жизнь и общаться с ребенком, а то и вернуть его, мы можем помогать такому человеку годами. У наших психологов даже есть такие истории, когда вели дело ребенка в интернате, ребенок вырос, уже своих родил, а мы все не прекращаем контакт».

Чтобы искать родных и поддерживать общение детей с ними, фонду надо оплачивать работу психолога и социального педагога. Деньги нужны и на транспорт — разъездов много: сотрудники фонда в поисках родителей или других родственников детей колесят по всей Смоленской области, а когда нашли — часто помогают им добираться до интерната.