Рак — не причина не мечтать

Это сейчас Эля почти не выходит из дома: судорога, которая случалась уже два раза, может начаться снова. В любой момент. А в 2012-м Эля каталась на лыжах. Шишку, которую заметила на ноге, списала на долгие тренировки. Хирург сказал: «Не критично, можно не оперировать». И «не критично» продлилось год. Потом всё-таки операция, первая, дальше — гистология. «Не критично», — повторяли Эльвире, глядя на анализы. И прошёл ещё один год.

«Шишка торчала настолько, что я второй ногой ее задевала. После нескольких курсов мне сказали, что динамика положительная, что опухоль на 20 процентов уменьшилась. А потом от своего врача я услышала: "Ногу надо отрезать, а с легким что-то делать". Наверное, отрезать чужие ноги всегда проще».

Ногу Эле не ампутировали, несмотря на то, что в легких копилась жидкость. Дышать уже почти не могла — на машине привозили в больницу, доносили до кабинета.

Один, второй, третий раз. Жидкость откачивали, химию назначать перестали. Нужно было делать что-то, только никто не понимал, что именно.

«Я скрывала ото всех, что рак. После первой химии купила парик — в нем ходила на работу, в нем доучивалась в институте. В какой-то момент стало невозможно терпеть эту боль».

В соцсетях для Эли собрали деньги: в первую ночь пришло 600 сообщений от банка. Отправили на химиотерапию в Германию. Эля прошла три курса — с неотрезанной ногой, сменив парик на шапочку, которую носят во время химии.

А потом — снова дом. И внезапная судорога, потеря сознания, МРТ. И — ещё метастазы, которые начали расти, теперь в голове. В первый раз рядом оказалась сестра — вызвала скорую.

Врачи шутили: «Ну это же у вас нечасто так». Эле стало страшно, стало страшно всем. «Врачи сказали нам, что каждая судорога — это про смерть», — говорит Рома. Роме тоже страшно.

«После первого приступа меня перестали оставлять одну: вдруг что-то случится. Я теперь всегда под присмотром. От этого, конечно, устаёшь — ты себе уже не принадлежишь. "Куда собралась, что делаешь?" А куда я могу собраться? До магазина и обратно. Тут близко. Когда близко — мне ещё разрешают».

Рома наливает нам чай, садится рядом с Элей и обнимает её. У них, молодых и красивых, уже есть история: оба жили в одном подъезде, у обоих фамилии с разницей в одну букву, а отчества одинаковые. Эля с сестрой рано потеряли маму, отчима не стало спустя несколько месяцев. Осталась бабушка. А потом появилась семья — любящая, внимательная, живущая этажом ниже. Они с Ромой учились в одной школе, у одних учителей, с разницей в три года. Очень любили уроки английского, где им рассказывали про далекий дождливый Лондон с красными двухэтажными автобусами, курсирующими по Оксфорд-стрит, суровым неприступным Тауэром, восковым музеем мадам Тюссо.

«Я не понимала всей серьезности болезни. Думала, что вылечусь быстро и мы всё успеем. Но из-за химий пришлось отложить даже свадьбу. Меня тогда впервые спросили: "О чем ты мечтаешь?". Я мечтала о Лондоне. Я очень хотела там побывать, пока у меня есть хоть немного времени. Но когда ты всё время лежишь на кровати, только и остаётся, что мечтать».

Лондон — это то, что у Эли ещё может сбыться.

Еще до получения свидетельства об инкурабельности девушка попала под опеку хосписа «Дом с маяком», который не только помогает лекарствами, но и оказывает комплексную поддержку — как и всем остальным своим подопечным. Чтобы ни у кого не было боли, чтобы можно было не доживать, а жить. Жить и мечтать.

Под опекой хосписа находятся не только неизлечимо больные дети, но и взрослые до 25 лет с самыми разными диагнозами. Всего у хосписа больше 400 пациентов, и у большинства из них очень простые желания — самостоятельные прогулки, отсутствие боли или вот путешествие, как у Эли. А сотрудники «Дома с маяком» мечтают, чтобы на всех хватало лекарств и обезболивающих, кислородных концентраторов и противопролежневых матрасов. Даже если вы подпишитесь на самое минимальное ежемесячное пожертвование — вы сможете приблизить чью-то мечту.

Оригинал статьи на сайте Такие Дела