«Я должна возненавидеть ее мужа... Но я не могу»

Нет, он не был тряпкой. Он пытался ей запрещать, строил шлагбаумы ультиматумов. Но она не могла стать лучше. И сделать его хуже не могла. Она пыталась сбежать — но от себя не сбежишь. И она пошла на вокзал. И нашла поезд. Как решение...

Я — муж Анны Карениной. Приторный и правильный чиновник. Хороший человек. Такой хороший, что хочется прибить.

Занимаюсь благотворительностью, спасаю людей. Еще немного — и замироточу. На фотографиях уже заметен нимб, поданы документы на причисление меня к лику святых. Иногда я сама себе противна в этом своем смиренном благоговении. Мне хочется засунуть руки в таз с грязью и вытереть их о своё пальто. Белое. Я работаю над этим. Пока мимо.

Моя любимая история — про очень хорошего мужа, с которым решила развестись очень обычная жена. Муж успешный, красивый, высокий, статный, отличный семьянин и отец. А она от него уходит!!! Как? Куда? Ты с ума сошла??? Но она устала жить и оттенять. Хочет просто жить. И не подсвечивать чужую белизну. Она разводится. Без видимых причин. Образно говоря, «не потянула такого мужика». Слишком хорош для нее.

Он разбит. Не понимает: как так? Ведь он из тех, «кого нельзя бросить, можно потерять».

Он решает ей «отомстить». Точнее, показать, что она потеряла и заставить кусать локти. По выходным он забирает дочь, и в воскресенье должен вернуть девочку в шесть вечера. И вот — шесть вечера. На крыльце дома стоит бывшая жена с подругой. Ждет бывшего мужа с дочкой. К дому подъезжает шикарная тачка. Чистейшая, крутейшая. Из нее выходит Он. Бывший муж. Одет с иголочки, пострижен, улыбчив. В руках — букет для мамы, который они выбирали вместе с дочкой. Он открывает дверь, из машины выпархивает счастливая дочка-принцесса, с новой куклой и нарядным воздушным шаром, бежит к маме.

И вот, с букетом и улыбкой, к жене и ее подруге направляется ОН. Он — совершенство. Подруга, не справившись с эмоциями, шепчет тот самый текст, который он бы так хотел слышать:

— Как ты могла от него уйти, он же идеальный...

И бывшая жена, обнимая дочку, кутаясь в любимую вязаную кофту, абсолютно счастливая в своей свободе, отвечает:

— Ничего. Он работает над этим...

Я к тому, что вот эта пресловутая «идеальность» — это иногда порок. На фоне кипенно белого пальто так сильно заметны чужие пятна на чужих плащах. Я это понимаю. И я бы даже хотела бы быть плохой. Хотя бы иногда. Например, по вторникам. Я не про импульсную случайную «плохоту» с ее пересоленными борщами и белым бельем, постиранным с красным носком.

Я про повсеместную внутреннюю плесень, ментальную гниль, желание причинять боль, творить подлость, ругаться матом, толкать локтями, жалить взглядом, про жажду ярости и повсеместного разрушения.

Во мне этого нет. Я даже когда злюсь, никого не хочу обидеть и ударить. Могу на эмоциях задеть пощечиной слова, и тут же раскаяться, и долго просить прощения. Мне физически не комфортно быть плохой. Если я залью в мой бензобак энергию ненависти, я никуда не уеду, заглохну на первом же светофоре.

А просто я могу оправдать любой плохой поступок. Как правило, в знаменателе любого плохого поступка лежит дефицит любви. Ну или психологический диагноз. Люди не становятся подлецами просто так.

Подлецом быть сложно, неприятно. Это как жить на мусорке. Мириться с запахом. И уйти нельзя, потому что мусорка — внутри. Человек сам выбирает быть подлецом. Между подлецом и не подлецом — выбирает подлеца.

Зачем? Думаю, не от того, что он счастлив. Выбирают образ подлеца те, кто внутри заполнен сквозняком обид и колючей проволокой одиночества, недолюбленные, ожесточенные, не обнятые люди. Эта подлость — их защита от внешнего мира. Он их укусил. И они его. Подлецы нуждаются в помощи еще больше, чем неподлецы. Если внутри любовь, то она и выплескивается. А если нет — то выплескивается нет.

У моей подруги Нины ребенок, сын, попал в аварию. Стал инвалидом-колясочником. Жизнь разделилась на до и после. Она посвятила себя служению болезни сына. Всю свою жизнь перестроила под него. Ушла с работы, научилась делать массаж, перепробовала все методики. А муж не смог. Назовем мужа Вова.

— Что у нас на ужин? — спросил он из прихожей.

— Сейчас массажист придет, я убиралась. — сказала Нина. — У меня только каша Семе. Я не прислуга. Сходи в магазин.

Муж собрался и ушел в магазин. И не вернулся. Через магазин ушел из семьи. Подлец. Слабак.

Женщины сильнее мужчин. В стрессовой ситуации это особенно очевидно.

Нина не прощает предательства. Она считает, что Бог обязательно отомстит Вове. У Бога свой реестр страшных грехов, и Нинин муж занимает в нем лидирующие позиции. Первый претендент на ад.

На днях муж попросил у Нины свидетельство о браке. Без него не дадут развод. То есть он решил не просто уйти, а официально закрепить свой уход. Нина звонит мне, рыдает, злится, просит написать пост возмездия. Мол, мужики — вы слабаки. Сволочи. Предатели. Вы бросаете нас, женщин, с болезнями и детьми-инвалидами, вы находите в пятьдесят лет новых жен, вы предаете чувства, плюете на обязательства, у вас нет совести, есть только жажда жизни. Я слышу, как плачет Нина на том конце трубки.

— Напиши! Напиши!!! Напиши! И затегай его. Он читает тебя, пусть сгорит от стыда...

— Нин, — виновато говорю я. — Я не могу. Понимаешь, он ушел вместе со своей совестью. Ему же с ней спать. Это же наказание посильнее...

Я хотела сказать"посильнее инвалидности», но не уверена, что это уместно.

— Я правильно понимаю: ты на его стороне?

— Нина, нет, конечно. Нет. Он тысячу раз не прав. Он поступил подло. Но ты понимаешь...

Я подбирают слова. Я не знаю, как бы помягче сказать. Мне кажется, он ушел не из-за сына. Ему не хватило командной игры. Сплоченности. Семьи.

Болезнь мальчика — страшный удар. Муж контужен. Нина нашла себя в спасении, увлеклась лечением сына, выкарабкалась. А он остался там, на войне, брошенный и никому не нужный.

Нина ушла от Вовы к болезни сына, и живет с ней семьей. А он за бортом — оглушенный, опустошенный, никому не нужный. Он не может себя найти в спасении сына, там все вопросы закрыла Нина, он не может себя простить за то, как все случилось, он не знает, как это все прожить и принять. Он убегает. Куда глаза глядят. Там, над пропастью во ржи наверное есть ответы... Или на вокзал?

— Нин, а вот когда он придет за свидетельством... Ты можешь... Ну, не знаю... Налить ему чаю. Не ругаться. Обнять.

— Может, еще в жопу поцеловать?

Я замолкаю. Я понимаю. Нину распирает от гнева и несправедливости. Она сейчас не может поделиться теплом. Она сама — ледник. Ледник никого не может отогреть. И заросший щетиной, не понятно где живущий муж — тоже такой же, одинокий айсберг.

Айсберг ходил гулять с сыном, и натыкался на чужие взгляды, и цепенел от холода, и леденел от жалости, и покрывался коркой равнодушия. Он пришел домой. Что на ужин? Ну скажи: макароны. Макароны — это забота. Это щепотка тепла. А макарон нет. Есть массажист. Болезнь сына дома, и ему, мужу, нет места. Мне кажется, все так. Я не могу возненавидеть его за компанию с Ниной. У меня не получается. Я наращиваю в себе мощь его подлости. Ушел, сволочь. Бросил. Дрянь. Немужик. Но внутри меня пусто. Не отзывается. Нет энергии в моем гневе. Потому что нет гнева. Есть желание сварить ему макароны. Сказать: на поешь. Будут силы. Соберись. Сходи еще раз погулять. Ты привыкнешь. Примешь.

— Я не могу, Нина, — говорю я. Это я про пост.

— Спасибо, подруга, — говорит Нина. — Ты настоящий друг.

Она строит между нами баррикады ерничества, манипулирует дружбой.

— Вот когда у тебя с Катей все случилось, я тебя поддержала.

Это правда. Нина поддержала. Искала врачей. Предлагала денег. Я не знала, что это платная услуга. Я теперь должна взамен возненавидеть ее мужа.

Нине плохо. Ей нужно время. Она один в поле воин. Сражается с болезнью. Борется за сына. Она все — на алтарь. Это так правильно. Это так праведно. Нина — идеальная ...

— Нина. Прости меня. Я не буду писать плохо про Вову. Я тебя люблю.

— Да пошла ты, — говорит Нина и бросает трубку.

Ну слава Богу. На моём белом пальто огромная клякса. Я ужасная подруга. Я пишу этот пост. На заднем фоне играет музыка.

«Разведи огонь, если точно выбираешь меня, разведи огонь — и посреди ненастного дня, скажи мне: я приду, я тебя не подведу...»

Мне кажется, это Вселенная что-то хочет сказать Вове.

Если вдруг Вова и правда меня читает.

Источник: Ольга Савельева/ Фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)