«Нам с дочкой повезло. Нас не били...»

У нас раньше была игра «Переходящая Мася», когда мы в возне, беготне и кружении передавали девчонку с рук на руки. Веселая игра.

И вот игра снова организовалась сама собой. И Мася вырулила на «Папа отбирает Масю». И с разными «инструкциями» мне: «Мама, отдавай!», «Мама, не отдавай!» И — «Мама, папа меня забрал насовсем, беги скорей за ним!» А в глазах — отчаяние и обреченность.

Я поддерживала игру. Отец вынужденно — тоже. Потом игра начала перерастать именно в игру, затем я отвлекла ребенка предложением сходить купить мороженого. Я рада, что страх у девочки нашел выход. Когда мы с дочкой сбежали из Израиля, где жили с ее отцом (у него двойное гражданство), ко мне в Москву, потому что ее отец стал опасен для нас, я ходила в кризисный центр для женщин.

Уже два года я помню мальчика, который жил там в шелтере (социальном приюте для женщин — жертв насилия) с матерью. Ему было на вид 2−2,5 года. У него была согнутая спина, завернутые вперед и опущенные плечи, он всегда смотрел в пол. Однажды я увидела его лицо. Оно было в красных пятнах. А его глаза я не могу описать. Я, которая обычно умеет находить верные и самые точные слова... В красных пятнах было и лицо его матери.

Что пережил этот малыш? За каким адом ему приходилось наблюдать, что он не может поднять глаза на мир?

Нам с дочкой повезло. Нас не били. Был шантаж и угрозы забрать, отсудить у меня ребенка (при ребенке). Было еще много чего, что называется психологическим и экономическим насилием. Был алкоголизм. Были опасные для жизни и здоровья ребенка ситуации, связанные с отключением чувства опасности у отца под «градусом». Но нас не били, хотя дочке пришлось быть свидетельницей пьяной драки с участием отца: «Я увидела, что папа упал, и побежала его поднимать, но ты его уже подняла». Драка была до первой крови, в крови был «наш»... Но нас не били.

Нам повезло. Я вовремя получила психологическую и юридическую помощь, моральную поддержку, а также помощь в организации нашего побега.

Нам повезло. Моя девочка сохранна, и она тоже получила психологическую помощь. Она живой, контактный, любознательный, хорошо развитый ребенок. Но она очень ранима и до сих пор, уже два года, иногда плачет по игрушкам, которые мы вынуждены были оставить в Израиле... Я ее понимаю. Умей я плакать, я бы плакала по своим книгам, которые остались там и которые бывший муж отказывается мне привезти. Но плакать я разучилась.

Когда мне предложили написать про мою историю, я растерялась. Во-первых, остается опасность, что после публикации теперь уже бывший муж подаст в суд за клевету.

Во-вторых, о чем именно писать? Описывать ужасы нескольких лет моей жизни? Анализировать с помощью экспертов, как и почему успешные, хорошо воспитанные, эмпатичные, порядочные женщины попадают в лапы психопатов и нарциссов? А именно интеллигентные, социально состоятельные женщины чаще всего и становятся жертвами психопатов. Если интересно, погуглите — «портрет жертвы психопата». Рассказывать о том, как трудно я восстанавливаюсь, не имея возможности полноценно работать и зарабатывать, потому что сначала не могла получить место в детский сад для дочки, а потом просто засела на бесконечных детских больничных? Рассказывать о том, что большую часть бедного населения в России составляют женщины с детьми, и как трудно выбраться из нужды одинокой женщине с маленьким ребенком? Я много общаюсь в женских правозащитных группах и рабочих феминистских группах. Я написала несколько статей о восстановлении детей из токсичных семей, о детях — жертвах насилия.

Когда ребенок становится свидетелем насилия, на его психике это отражается так же, как если бы он сам стал жертвой насилия. Сейчас будут цитаты специалистов, работающих с женщинами и детьми в критических ситуациях. Я не просила их высказаться специально для этого рассказа, это выдержки из наших разговоров и из их комментариев, данных мне для других публикаций. Ирина Катин-Ярцева, психолог:

«У некоторых детей травма после развода родителей может запустить серьезные расстройства. Необходима консультация специалиста, если поведение ребенка резко изменилось, появились:

Лиана Натрошвили, психолог:

«Дети в трудной ситуации не всегда чувствуют свое тело и свои потребности. Важно помогать им и давать знаки — когда спать, когда есть».

Алена Ельцова, директор женского кризисного центра «Китеж»:

«Дети — свидетели и жертвы насилия — имеют особенности поведения. Самые распространенные — это немотивированная агрессия к другим детям и даже взрослым, излишне шумное, демонстративное поведение или, наоборот, "застывание", в подростковом возрасте — попытки уйти из дома или покончить с собой ("выйти из окна"). Бывают проблемы коммуникации — ребенок "не слышит" взрослого, избегает встречи глазами. Ребенок может бить или мучить домашних животных, царапать себя, портить вещи, громить или ломать игрушки. Ребенок-свидетель может чувствовать себя "невидимкой", когда от него не зависит ничего».

Мари Давтян, адвокат, соавтор законопроекта о профилактике семейного насилия:

«На моей практике за защитой от домашнего насилия обращаются женщины (чаще всего с детьми) из совершенно разных слоев населения, имеющие разный достаток. При этом женщины, имеющие высокое положение в обществе или высокий материальный достаток, дольше решаются обратиться за помощью и реже желают обращаться в правоохранительные органы, так как боятся стигмы. Опыт работы женских кризисных центров, групп по защите прав женщин и детей показывает, что дисфункциональные семьи есть во всех социальных и имущественных слоях».

Мари Давтян была моим адвокатом, и именно благодаря ей мне удалось отстоять ребенка и квартиру. Жизнь в токсичной семье — это постоянное разрушение личности ребенка.

И, конечно, мне хочется написать, что если жизнь в семье становится опасной для вас и для ребенка, надо прекращать семейные отношения с насильником. Даже если нет насилия физического, надо расставаться. Но... Я слишком хорошо знаю, как бывает угнетена женщина, которую постоянно и целенаправленно унижают. Часто она в депрессии, у нее разрушена воля. Очень часто женщина оказывается в социальной изоляции без денег. Очень редко женщина находит поддержку, когда решается на развод. Мне повезло, я сотрудничала с феминистской группой еще до замужества, у меня есть профессия, и я успела до брака приобрести квартиру (на которую муж претендовал). И мне удалось забрать часть семейных накоплений — тайно, ночью забрала те деньги, что были в наличных... Мне было куда уйти и на что жить, пока я не начала зарабатывать (благо, моя профессия позволяет работать удаленно).

У огромного количества женщин нет такой возможности. Им некуда уйти, они никому не нужны, им не на что жить, они не могут устроиться на работу из-за того, что у них маленькие дети.

О женщинах, которые не могут уйти от мужей-насильников, часто говорят пренебрежительно, с неуважением. В то время как они нуждаются в помощи, поддержке, солидарности... Или хотя бы в том, чтобы их не унижали еще больше.

А когда женщина решается уйти, ее решение часто осуждается. Письмо, которое я привожу дальше, я написала знакомой женщине, ушедшей с двумя детьми «в никуда».

«Твое решение называют безумием? Знаешь, в таких сложных ситуациях любое поведение может быть названо безумным. Безумие — уходить с двумя детьми в неизвестность. Безумие — оставаться в опасной для вас обстановке. Какое из зол более безумное? В идеале и ты, и я хотели бы жить с отцами наших детей в добрых, уважительных отношениях. Но надеяться на это после того, что они устроили, как раз и есть безумие... Твое решение очень рискованное. Но никто, кроме тебя, не знает, что стоило тебе его принять. И никто, кроме тебя, не знает, от чего именно ты уехала. И никто, кроме тебя, не знает, насколько рискованным было остаться. Я поддержу тебя в каждом твоем решении, даже если буду вдруг считать, что лучше было бы по-другому. Потому что только ты знаешь все факторы, влияющие на принятие решения. И потому что знаю, что твое "безумие" — вынужденное. Твое безумие — это смелость. Это умение глядеть правде в лицо. Это забота о детях. Это надежда на достойную жизнь. Твое безумие — это спасение».

Берегите себя и детей. Опыт работы в женских группах показывает, что беда может случиться с каждой. Статистика говорит, что в России от рук близких мужчин (мужей, сожителей, родственников) в год погибает более 14 тысяч женщин, а это одна женщина каждые 40 минут. Большая часть этих женщин имели детей. Многих убивают на глазах детей. И это страшно. Какое счастье, что я смогла уберечь свою девочку от такого ужаса. А также от того, что ей пришлось бы жить без мамы. Опасность похищения ребенка отцом еще остается. Но я «блюду». Это моя рутина.

Источник: Наталья Калашникова/ Мамсила