«Мой жених умер, но его рюкзак до сих пор не дает мне покоя»
Этой истории уже много лет. Ее жених погиб в 2002 году после несчастного случая во время их путешествия в Таиланд — всего через несколько дней после того, как сделал ей предложение. Теперь британская писательница Шеннон Леон Фоулер решила поделиться подробностями тех страшных дней.
«...Однажды в самолете я увидела его рюкзак — или точь-в-точь такой же. Женщина, сидевшая прямо передо мной, протолкнула его под свое сиденье, и он оказался на моих ногах. Небольшой туристический рюкзак, фиолетово-бирюзовых цветов.
Шон ненавидел эти цвета. Он много раз рассказывал мне, что сначала они показались ему «освежающими», но в момент выхода из магазина с покупкой он уже их возненавидел. Он не мог оправдать покупку другого рюкзака, поэтому все равно путешествовал с этим. Этот рюкзак был с ним, когда мы познакомились, и когда влюбились. Когда он сделал мне предложение, и когда он умер.
Я привыкла к тому, что запахи и звуки могут вернуть меня в прошлое, но все равно это каждый раз неожиданно. Мысль, что Шон сейчас должен быть здесь, не поддается моему контролю.
Это он, а не кто-то другой, должен идти в ресторан в своей любимой рубашке. Пользоваться гелем для волос, пахнущим карамелью. Или стоять в очереди за кофе, напевая песню. Ту самую песню, которую я пела ему, когда мы танцевали босиком на пляже тайского острова Пханган.
Мы столько пережили с этим рюкзаком. Шон был с ним, когда мы впервые встретились в дешевой гостинице в Барселоне, во время занятий альпинизмом. У него был небольшой австралийский акцент (Шон из Мельбурна) и честные голубые глаза. Он флиртовал со всеми подряд, но особенно со мной. И мы стали путешествовать сначала группой из четырех человек, а потом только вдвоем.
Он прошел с этим рюкзаком через Испанию, Марокко, Португалию, Австрию, Словению, Голландию, Германию, Чехию и Ирландию. Там было полно вещей, которыми Шон никогда не пользовался. Самые дорогие — тяжелый настольный ежедневник с репродукцией Пикассо, подаренный ему на день рождения и абсолютно пустой; небольшие керамические барабаны из Феса, на которых он ни разу не поиграл; шахматы, купленные в Марракеше, и сувенирная тарелка из Эворы в подарок матери.
Шон жаловался на боли в спине и постоянно высматривал такси, хотя знал, что нам это не по карману. Однажды в Испании я вытащила из его рюкзака все, чем он не пользовался, и мы отправили это почтой его родителям в Мельбурн. Стало значительно легче, но тогда он стал взваливать на себя мой рюкзак, не обращая внимания на мои протесты. Мы все еще не могли позволить себе такси, но теперь Шон мог позволить себе быть галантным.
Летом 2002 года ему было 25, а мне 28. Шону предложили краткосрочный контракт в Китае, и я отправилась с ним, чтобы вместе попутешествовать и изучить страну. Он непрерывно наполнял рюкзак подарками для семьи и друзей, хотя знал, что ему придется тащить все на себе больше месяца, пока мы будем путешествовать. Но он хотел каждому привезти идеальный подарок: сумку Gucci для сестры, крошечные шелковые пижамы для племянницы, пиратские DVD для друзей и маску Будды для матери.
Во время суточной поездки по огромной территории Китая мы спали на наших рюкзаках — Шон боялся, что из них что-нибудь могут украсть. По очереди несли рюкзаки, поднимаясь на вершин гор Чжанцзяцзе и Хуашань. А в Шанхае он сделал мне предложение.
Оттуда мы решили ненадолго съездить в Таиланд — немного отдохнуть и просто поваляться на пляже. По прилету в Бангкок Шон взвалил на себя оба наших рюкзака, а мне передал карту. Было очень жарко, я устала, и он это видел.
В Бангкоке мы провели несколько дней, гуляя, наблюдая за тайским боксом, посещая рынки и буддийские храмы. После этого мы двинулись на остров Пханган — в наше последнее путешествие.
В тот день мы валялись на пляже. Все произошло очень быстро: мы целовались на мелководье, как вдруг Шона ужалила медуза. Я закричала, но ничего уже нельзя было сделать. Он умер через несколько минут.
Вернувшись в наш номер, первое, что я увидела, был его рюкзак. Его вещи были разбросаны по всей комнате, как будто он все еще со мной, и в любую минуту может войти в дверь.
Я аккуратно сложила его синюю клетчатую рубашку. Упаковала шорты с австралийским флагом, положила очки в футляр, паспорт и билеты сложила в боковой карман, где он хранил важные документы. Я поставила рюкзак в угол и целую неделю старалась не смотреть на него.
Когда полиция наконец вернула тело, и я могла покинуть остров, я взглянула на два наших рюкзака и запаниковала. Я не смогу нести их одна, как Шон! Я перекладывала и паковала вещи снова и снова всю ночь, но ничего не получалось. Я должна была передать один рюкзак водителю, который доставит гроб в Бангкок. Мне было стыдно: Шону всегда удавалось нести оба рюкзака. А я не смогла.
Через несколько дней я была уже в Мельбурне. В гостиной дома, где вырос Шон, в окружении его семьи и друзей, я молча разбирала его вещи. Он умер всего неделю назад.
Помню, как вечером четырехлетняя племянница Шона бродила среди ошеломленных взрослых и просила кого-нибудь помочь ей завязать шнурки. Кто-то плакал, когда я рассказывала, где были сделаны фотографии, и раздавала подарки, которые он купил. Когда я достала его побрякушки, футболки и корешки авиабилетов, в комнате было тихо. Очки, журнал путешествий, толстое серебряное кольцо, которое было на нем, когда он умер, и шарф футбольной «Барселоны», который он купил во время нашей первой встречи. Все хотели прикоснуться к вещам, которые были ему дороги.
Я понятия не имею, где теперь рюкзак Шона. Годы спустя мне нравится думать, что он все еще пересекает континенты, ездит по всему миру на автобусах, поездах и самолетах. Я начала было забывать ненавистные ему цвета, но когда рюкзак той женщины приземлился мне на ноги, я мгновенно их узнала. Я поняла, что все так, как и должно быть: рюкзак Шона вновь полон дорогих вещей и идеальных подарков».
Источник: