Какие наши годы!

Сейчас понимаю — мне повезло. Дело в том, что в фитнес-клубах нередко йогу ведут штатные инструкторы. У нас же учителем был настоящий йог. Поначалу ходила нерегулярно. Но занятия мне нравились. Кроме того, увидела результат. И чувствовать себя стала по-другому. Не только фигура изменилась, улучшилось здоровье, но и произошли перемены внутри. Был и еще один переломный момент в моем движении навстречу йоге. В то время я работала в иностранной фирме, куда пришла в 49 лет. Первое время было не до размышлений о «будущем» — слишком много дел и обязанностей навалилось, но позже стала осознавать, как много для меня здесь ограничений. И в первую очередь из-за возраста. Возникло стойкое ощущение, что будущего нет. Руководство считало, что вкладываться в таких возрастных сотрудников, как я, нерентабельно. А в йоге, получается — не получается, на возраст никаких скидок нет.

Если ты чего-то не можешь, никто не скажет, что это из-за возраста. Потому что каждый может! На преподавание меня сподвигла моя дочь Наташа. Именно она увидела в Интернете объявление, что Центр Йоги «Прана» набирает группу. Так я попала на тичерс-курс. Признаться, тогда я не предполагала, что когда-нибудь стану работать инструктором. Даже в анкете указала, что не ставлю такой цели. Скорее хотелось понять «кто я? что я?». Кроме того, курс включал такие предметы, как анатомия, физиология, история и философия йоги, искусство работы с голосом, йоготерапия. Я уже чувствовала необходимость не только правильно выполнять асаны, но и знать как они работают. После «тичерства» мне предложили работу. Это была судьба. Я четко осознала, что живу, а не доживаю. Передо мной открылся весь мир — бесконечный и вечный! Йога меняет человека. Становишься спокойнее, доброжелательнее. Нервозность уходит, на ее место приходит уверенность. Асаны даже без теоретических постулатов меняют мировоззрение. Если вы каждый день будете стоять на голове, поверьте, ваше представление о мире изменится. Хотите вы этого или нет. Сейчас у меня растяжка даже лучше, чем в молодости.

Своих учеников я призываю: «Вспомните, в каком возрасте вы больше всего себе нравились? Когда вы были гибкими, стройными, грациозными? Верните себе себя!» Все возможно. Это мое глубочайшее убеждение. Моя дочь поддерживает меня. Родственники йогой не занимаются, но позитивное влияние йоги отмечают. В фитнес-клубе, когда узнали, что я преподаю, сказали, что я их гордость. Раньше у меня было изможденное лицо, сейчас, по словам моей сестры, стала похожа на саму себя. Теперь я по-настоящему живу. Расширились горизонты, изменилось отношение к смерти. Я веду несколько групп, одна из которых для людей старшего возраста. Когда начинала преподавать, шутила: «Может, это моя миссия — научить кого-то? Не дать состариться?!» Конечно, у возрастной йоги есть особенности (скажем, у людей старшего возраста наблюдается варикозное расширение вен, это нужно учитывать), но ограничений — нет. И это тоже важно.

В итоге пришли к выводу, что мне нужен Клуб. То, что это будет Клуб чайных церемоний и традиций, определилось не сразу... А почему захотелось свое дело? Я рано, еще студенткой, вышла замуж. Учеба в институте, дети, дом, работа — мечты детства и юности ушли на второй и третий план. Когда выросли две старшие дочери, младшей исполнилось семь лет, руки, как говорится, немного освободились. На улице — перестройка: столько перспектив открылось. Ушла с госслужбы, какое-то время работала у мужа на предприятии. Не то! Вот тогда-то и появилась мысль попробовать себя в предпринимательстве.

Сначала увлеклась темой биоэнергетики натурального шелка. Глубоко изучила эту тему. Многим позже, в общении с коллегами по РЭП «Зеленые» из разных регионов (Москва, Калуга, Киров, Владимир, Белгород) на тему здорового образа жизни родилась идея провести передвижной чайный фестиваль. Концепция — в одном пространстве несколько чайных культур. Ну а затем, после моего переезда в Белгород, уже решилась на открытие чайного клуба. Для начала взяла в аренду муниципальную недвижимость. Писала и «стучала» в двери разных административных структур, убеждая чиновников в социальной значимости нашего заведения, актуальности наших услуг. Достучалась — сегодня наши проекты поддерживают мэр города и губернатор области. Но финансирование проекта от и до — мои личные небольшие накопления. В формате нашего Клуба чай представлен не как повседневный продукт, а как культурное явление, имеющее свою географию, историю, философию.

Сегодня понятие чая включает в себя множество напитков, объединенных общим способом приготовления — заваривание кипятком. Это классический чай, капорский, мате, каркаде, ройбуш, лапачо — и другие. За каждым из них свои секреты приготовления, история рождения, жизни и, повторюсь, география. А я люблю путешествовать в пространстве и времени, вот и путешествую, правда пока только виртуально. Еще одно отличие: мой чайный клуб «Чаша Мира» — это первый и единственный клуб, объединяющий в одном пространстве культурные традиции славянской братины, китайской чайной церемонии, ритуала матепития Южной Америки и восточных кальянов. И это действительно так: в Москве и в других городах, как правило, клубы посвящены какой-то отдельной чайной традиции или церемонии, этнической тематике, популяризирующие различные практики. В «Чаше Мира» в одном пространстве дружно живут чайные традиции разных культур. Кстати, еще только задумывая проект, рассказала о нем Брониславу Виногродскому (в его чайном клубе «ИСТ» я познавала азы чайного действа, а ритуалу матепития училась у Марины Грейзи — «Мате Клуб»). Идею он одобрил словами: «Дерзай — эклектика нынче в моде», — вот и дерзнула. Гости моего Клуба — это и романтические пары, и дети от трех лет, школьники, студенты, преподаватели, пенсионеры — словом, все те, кому хочется узнать о чае и чайных тра- дициях, отдохнуть от суеты, увидеть прекрасное в обыденном.

С двадцати до тридцати — лучший возраст женщины. Так обычно считается. Но в моей жизни это было самое трудное десятилетие. Все сошлось: общая неразбериха в стране, несчастливый брак, переезд в другой город, где не было ни родных, ни друзей. Пришлось пережить и ужасные потери близких людей. Несколько лет я жила в абсолютном отчаянии. Мне и сейчас не по себе, когда я смотрю свои фотографии того времени... В двадцать девять я родила Настю и почти сразу развелась. В тридцать начала встречаться с друзьями, бегать на свидания, учиться бальным танцам. Нашла отличную работу, которую потом очень любила.

Мы с дочкой жили одни, я уставала, не высыпалась, работала почти что в режиме нон-стоп. Но чувствовала, как постепенно расправляюсь, прихожу в себя. Я ходила к психотерапевту, много читала и писала, общалась с самыми разными людьми, путешествовала. Впечатлений, набранных в том возрасте, мне, наверное, хватит еще на много лет. Вещи, из которых вырастала Настюшка, я аккуратно складывала в коробки. Почему-то я была уверена, что они еще пригодятся. Дочь моя, кстати, тоже так считала и заглядывалась на каждого встречного малыша.

В тридцать шесть я встретила своего будущего мужа. Мы познакомились случайно, на катке, куда я пошла с дочкой. Это был не просто роман — мы до такой степени подошли друг другу, что в это было сложно поверить. Но мы поверили, и в тридцать восемь я, удивляясь самой себе, стояла в длинном белом платье в ЗАГСе. Сейчас мы путаемся, в каком году все это происходило — кажется, мы живем вместе очень давно.

А я все чаще думала о ребенке. Еще больше, чем раньше, ведь теперь мы хотели его вместе. Обнаружив проблемы со здоровьем, я впервые подумала о возрасте всерьез. О том, что раньше все было гораздо проще. Врачи отговаривали, рассуждали о риске и о том, что они не могут ничего гарантировать. «Из-за возраста?» — спрашивала я, а они говорили: «Да нет, что вы! Но все же...» Было бы мне в тот момент тридцать, я бы отступила. Но теперь уже нет, я научилась быть упорной. Нашла доктора, которая сделала сложную операцию и взяла на себя ответственность буквально за мою жизнь. В 40 я была беременна. Первые месяцы, приходя к врачам, пыталась оправдываться: «Мне уже столько лет...» Но потом поняла, что зря, ведь таких, как я, очень много. В роддоме я встречала и 45-, и даже 50-летних беременных, которые ни капельки не стеснялись своего возраста. Лежа в больнице, чувствовала себя здоровее многих молодых девочек и даже работала, положив компьютер на колени. Все вокруг страшно волновались, а я с каждым днем становилась все спокойнее.

Конечно, многое было иначе, чем в юности. К рождению ребенка я была готова абсолютно: написаны списки необходимого, разложены вещи для себя и ребенка, в телефонной книге записаны номера знакомых докторов и т. д. Я знала, как буду кормить и как купать, чем лечить малышку. И все же... разве можно быть к этому полностью готовым? Когда я увидела свою девочку в первый раз, подумала: «Неужели это я сделала?» Как будто вернулась на много лет назад, когда после рождения первого ребенка будто током ударила мысль: «А ведь я почти бог — сотворила человека».

Что изменилось в моей жизни с появлением Кати? С одной стороны, всё — в доме все время шумно и вещи редко бывают на своих местах. Мой муж перестал быть только моим мужем, а стал заботливым и очень умелым отцом. Моя дочь превратилась в старшую сестру, которая и дня не может прожить без любимой сестренки. Я стала внимательно следить за своим здоровьем и заниматься спортом, перешла на другую должность и стала осваивать новое для себя дело. Раз в неделю обязательно встречаюсь с подругами, чтобы не утонуть в быте. Времени у меня мало, и я стала ценить его гораздо больше.

Успешно сдала экзамены и осталась учиться, потом несколько лет в школе рисование преподавала. Но вышла замуж за художника и уехала с ним на Дальний Восток — его в армию забрали «двухгодичником». Я продолжала рисовать, но так: или мужу помогала, или подрабатывала — рисовала афиши для Дома офицеров. Однажды, как Остап Бендер, нарисовала фигуру солдата. Дали мне огромный железный лист и две краски — слоновую кость и сурик половой. Работу приняли, я заработала 70 рублей на обручальное кольцо. Еще участвовала в выставках как «молодое дарование Попенко» — такое бесполое существо из молодежной секции художников.

Незаметно подкрался критический для художника той поры возраст — 36 лет. Дальше ты или становишься членом Союза художников, или выбываешь в никуда, например, становишься женой художника. А чтобы вступить в творческий союз, нужно было участвовать минимум в трех всесоюзных, трех республиканских и не меньше пяти молодежных выставках. А это все непросто давалось, когда и муж, и ребенок. И выставки только раз в год проходят. И вот я почти четыре года с возрастом боролась — мне каждый год по году убавляли, чтобы бюрократию преодолеть и числить молодым художником. В 40 лет вошла в профессию, стала живописью серьезно заниматься, но мужа потеряла на этом поприще.

Между художниками в семье всегда сложные отношения, а когда муж понял, что ко мне успех пришел, то начал ревновать, вредничать: «Я художник или Люськин муж?!» Уехал за рубеж, а я осталась, решила, что буду заниматься чем нравится — словом, география нас развела. Потом и сын уехал к отцу. Зато у меня роман с настоящим герцогом французским был. Звали Жан Раймон. Иностранцев тогда на волне перестройки по мастерским художников часто возили — ко мне приехал целый автобус, и все с дворянскими фамилиями. Дело было зимой, они еще в автобусе замерзли, а в мастерской отопление прорвало, холод собачий. У меня с собой была фляжка и шоколадка: «Ву ле ву коньяк, месье?» Он уехал, а позже прислал большую бутылку коньяка и коробку шоколада — «алаверды». Звонил каждый вечер из Парижа. Завязался роман. Женат был, правда, но клялся, что «сепаре», типа с женой вместе не живут. Нарисовала для него картину «Герцог в голубом». Потом нас и с ним география разлучила. Сначала надолго, потом навсегда.

Художник — это сложная мужская профессия. Со стороны кажется, что в галерее за тебя картины повесили, а ты пришла такая красивая. Самой приходится подрамники натягивать, у холста часами не разгибаться, картины на выставки таскать: в лифте двери туда-сюда, грузовик и грузчики обязательно разминутся. Говорят, что в каждом возрасте есть своя прелесть. Вранье это все! Ничего хорошего — раньше бегала, а сейчас пешком хожу. Могла с утра до вечера у мольберта стоять, а сейчас уже иногда сидя докрашиваю. Раньше силовым степом занималась, а потом танцами — там нагрузка меньше. Лет пятнадцать уже на танец живота хожу, все виды восточных единоборств перепробовала. Потом к йоге подключилась — в ней «духовка» есть, и когда рассвет на горе в ашраме встречаешь — красота несказанная. Правда, целый год боялась на голове стоять, а потом преодолела себя. Но все эти походы в фитнес-клуб вторичны.

Дело моей жизни — живопись. Когда-то я возраст убавляла, чтобы в профессию пробиться, а теперь на адреналин в спортзале подсела, чтобы преодолеть чувство вины перед собственным телом. Художник всегда должен быть в форме. Никогда не приму жалостливые уверения для бабушек-пенсионерок: «Хватит уже, хорошо пожила!» Я когда-то сильно травмировала колено, но после операции все равно отправилась на вернисаж. Лето было, я в черных очках и с белой тросточкой ковыляю. И бабушки интеллигентные оборачиваются с изумлением: «Слепая, а на выставку ходит!» Вот пусть лучше завидуют».