Как поговорить с ребенком о смерти?

Несмотря на то, что врачи до последнего исключали генетическую патологию, Вера родилась с синдромом Эдвардса. Это неизлечимое генетическое заболевание с множественными пороками развития, самым серьезным из которых для Веры оказался порок сердца. Через месяц порок оперировали, но девочка так и не смогла выбраться из тяжелого состояния после операции. Еще месяц она провела на искусственной вентиляции легких. Вера умерла, так и не попав домой из реанимации. Все это время Сеня знал, что мама находится рядом с сестрой, которая болеет. Семья старалась держаться вместе, меняя съемные квартиры вслед за малышкой, которую переводили из одной подмосковной реанимации в другую. Сеня почти все время был рядом с родителями, по-своему все переживал и анализировал ситуацию. Он не плакал, но пытался объяснить, что ему очень грустно. Вера умерла 4 октября в подольской реанимации. Сене сказали о смерти сестры в день похорон. Ему объяснили, что она не приедет из больницы домой. «Не ляля? Ляля не?», — тогда он мог сказать только это. Сейчас он уже знает ее имя, пересказывает маме сны с Верой и всегда сам выбирает цветы на ее могилку. Тамара Пушанко — о том, как Сеня относится к смерти Веры «Мы с мужем решили быть искренними с ребенком с самого начала, когда только узнали о болезни Веры. Иначе было нельзя — эмоции зашкаливали. Арсений все видел и чувствовал. Если я плакала, он поворачивал меня к себе, смотрел в глаза и улыбался, пытаясь развеселить, целовал и говорил: "Не плачь, мама". Когда мы с мужем, разбитые и подавленные, долго разговаривали на кухне, малыш уходил заниматься своими делами: играл или листал книжки один. После операции Веры мы все были вынуждены расстаться — муж улетел в Бразилию на работу, Арсений уехал на дачу к моим родителям, я оставалась с малышкой в Подольске до самого конца.

Мы снова собрались вместе после смерти Веры. Решение взять Сеню на похороны не обсуждалось — по-другому было просто нельзя. Каждый раз, когда я уезжала на велосипеде из дома в больницу, он говорил: «Мама пипетта ляля бо, и мне пипетта ляля!» (мама едет на велосипеде к больной ляле, и я поеду на велосипеде к ляле). А однажды малыш, выяснив, что мы собираемся по каким-то другим делам, не к ляле, предложил нас заменить, поехать к ней: «ляля не буди один, мне ляля» — чтобы ей не оставаться одной. Он очень хотел ее увидеть, но, конечно, его не могли пустить в реанимацию.

Как можно было не дать ему встретиться с ней в тот единственный раз, когда это было возможно? Если бы мы не взяли Сеню на похороны, на месте очень важного для него маленького человека, младшей сестренки, была бы пустота. Ожидание, не получившее своего разрешения. И чем бы он эту дыру потом заполнил? Какими страхами и вымыслами? Сеня впервые увидел Веру в храме — она была такой славной, без этих трубок ИВЛ и зонда, такой хорошенькой. Только тогда стало понятно, как сильно он ее ждал. Это было осмысленное прощание. Он долго разглядывал ее, гладил, целовал. Он никуда не торопился и не суетился. Он только спросил: «Это моя ляля?». Когда гроб начали опускать в землю, он испугался: бегал вокруг и разводил руками — «Ляля папатти?!» (Лялю закапывают?) Все плакали, но малыш только недоумевал. Он не плакал и потом, а только делился переживаниями. Он видел, как тяжело нам всем, и говорил об этом. «Мама бо ляля, папа бо ляля, Лена бо ляля, деда бо ляля. И мне бо ляля» (Маме, папе, бабушке и дедушке больно, ляля. И мне больно). Пытался найти и показать руками, где именно ему больно внутри. Однажды ночью он проснулся от жажды, попросил компотик, а когда допил, показал вверх, на небо, и сказал «Ляля там! не попотти, не ам» — ляля там, где нет ни компота, ни еды. После этого он улыбнулся и уснул. Сеня продолжает вспоминать малышку. Мы вместе ходим в храм или в часовню на кладбище. Он говорит, что мы идем «к ляле, к Вее, в Кам» (к ляле, к Вере, в храм).В одно воскресенье я решила пожалеть его и оставить на горке кататься, собралась на панихиду одна, но малыш начал протестовать: «Мне не буди гой, мама не буди один ляля, мне ляля, и мне ляля!» — так он объяснил, что ему не нужна горка, и он должен поехать со мной. Для него это очень важно. Иногда он грустит и говорит, что не хочет, чтобы она была «там» на небе, что хочет играть с ней дома.

Единственное, о чем я жалею сейчас — о том, что Верочка так и не смогла попасть домой, и еще о том, что я так и не решилась снять медицинскую маску, чтобы поцеловать ее, пока она была жива. Но я хотя бы могла быть с ней все время рядом, гладить по лобику. Со мной в роддоме лежала молодая девушка, у которой при родах умер ребенок и ей даже не показали его. Больше всего она сокрушалась о том, что ни разу не увидела свою доченьку. Ее материнские чувства не хотели травмировать, но только она знает, насколько это было неправильно. Не так ли и взрослые часто пытаются оградить детей от чего-то, что считают тяжелым, чтобы не травмировать детскую психику? Мне кажется, так можно нанести еще большую травму. Может, для Сени во время их единственной встречи с Верой исполнилось то, чего он больше всего ждал — он увидел, погладил, поцеловал свою любимую сестренку».

О том, как смерть ребенка в семье переживают другие дети, и что нужно делать родителям, рассказала психолог Детского хосписа «Дом с маяком» Алена Кизино, которая уже больше двадцати лет работает в паллиативной помощи. «Родители боятся честно говорить детям о том, что другой ребенок в семье уже не вылечится. Страшно отвечать, что будет потом. Маленькие дети могут не задавать вопросов, а подростки, не получив ответ один раз, не всегда готовы спрашивать снова. А если нет информации, дети начинают фантазировать. И предметом чаще всего становится их страхи. Сообщить о смерти ребенку могут близкие люди, которых он знает и которым доверяет. Они могут ответить на первые вопросы в самый тяжелый для родителей момент. Если же это сделать некому, поговорить должны сами родители. В семье иногда думают, что могут не найти слова, и что о смерти лучше сказать специалисту. Как психолог я могу помочь подобрать слова, но этот разговор должен состояться в семье.

Семья — это не только разделить вместе радости, но и научить переживать потери и горе.Дошкольники и дети младшего школьного возраста переживают смерть второго ребенка в семье глазами родителей. Это не всегда становится психологической травмой. Если ребенок понимает, что смерть — это естественный процесс, если ему объясняют, что произошло, тем языком, который он в этом возрасте воспринимает, он легче переносит потерю. Начать говорить об этом можно просто объяснив, почему мама плачет — честно признаться, что она чувствует. С детьми старшего возраста и подростками так же нужно говорить. Не найдя ответов дома, они будут искать поддержку среди сверстников, и неизвестно, найдут ли ее. Для них это тяжелое переживание, которое к тому же смешивается с другими чувствами — страхом, любовью. Старшим так же нужен разговор, но уже с другой информацией. Например, кому-то будет интересно узнать медицинские подробности болезни. Понять, есть ли у него самого склонность к определенным болезням. Кроме того, в старшем возрасте уже появляется чувство вины, есть страх потери родителей. Психологи детского хосписа «Дом с маяком» сопровождают семью на протяжении болезни ребенка. После смерти мы созваниваемся с родителями и предлагаем помощь. Если они соглашаются, то в первые три месяца проводим индивидуальную работу с членами семьи.

Эта поддержка обычно направлена на конкретные запросы: работа со страхами у детей, признаками клинической депрессии у взрослых — такими как бессонница, отказ от еды, отсутствие сил, поглощенность образом умершего. Через примерно три-шесть месяцев начинаем групповую работу. К этому времени уже проходит стадия острого горя. Вопрос можно переориентировать с «Почему это произошло», на который нет ответа, на «Зачем это произошло». Задача психолога — объединить семью для того, чтобы начать разговор. Мы всегда говорим: неважно сколько будет длиться разговор с ребенком. Важно, чтобы он был откровенный, и чтобы родители интересовались, что сам ребенок думает о смерти, понимали, как он переживает потерю. И родителям не нужно скрывать от детей свои переживания и слезы. Наоборот, стоит показывать, что переживание — это нормально. Надо учить ребенка справляться с этим».

Текст: Виктория Сафронова

Сайт детского хосписа «Дом с маяком» www.childrenshospice.ru/

Подписаться на Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)-страницу хосписа www.facebook.com/domsmayakom/ (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)

Страница хосписа ВKонтакте vk.com/children_hospice