«У дяди твоего жена!» Денис Драгунский вспоминает советскую школу пятидесятых
Кадр из фильма «Алеша Птицын вырабатывает характер». Михаил Озерский/Риа Новости
записки примкнувшего
Я учился в школе в те времена, когда парты были с откидными крышками, а сверху — дырочки для фаянсовых чернильниц. В первом классе мы еще писали старинными ручками, которые надо было макать в чернила. Потом появились авторучки — сначала перьевые, за ними шариковые, хотя учителя относились к ним с подозрением: почерк портится. Шариковые ручки нам разрешили только в пятом классе.
Школа — это школьная форма, похожая на солдатскую для мальчиков и приютскую для девочек, это постоянные замечания, это «встань у доски и стой», это записи в дневнике, красные учительские строки: «Прошу родителей прийти в школу!!!» — вот так, с тремя восклицательными знаками. Учитель арифметики бил нас по макушкам своими тяжелыми очками. Ну, не бил, конечно, а так — слегка щелкал. Все равно было громко и обидно.
Но школу мы обожали, несмотря ни на что.
Потому что школа была единственным местом, где было весело и интересно, где было общение с ребятами, где все время что-то происходило — то пионерский сбор, то классное собрание, то концерт какой-нибудь. Жизнь кипела! А Москва тогда была темноватым и скучным городом. Все магазины закрывались в семь восемь часов. В кино детей не пускали — только на утренние сеансы по воскресеньям. В телевизоре были всего две программы, они работали до половины одиннадцатого, да и не позволяли нам подолгу смотреть телевизор. Поэтому мы радостно бежали в школу.
Это было роскошное здание XIX века, бывшая гимназия. С колоннами и внутренней парадной лестницей, с широченными коридорами и просторными классами.
Когда-то это была вообще самая главная школа Москвы, в ней учились дети Сталина и прочих правителей-руководителей.
Директриса — рослая сухощавая дама, всегда в кружевной шали на плечах — была из тех времен. Один раз она пришла к нам в класс и спросила: «Вы знаете, кто была Надежда Константиновна Крупская?» Я тут же поднял руку и сказал: «Жена Ленина». Директриса возмутилась и закричала: «У дяди твоего жена! Не жена, а друг и соратник!»
Да, у нас в школе было многовато политики. Я — как и все — был октябренком, носил красную звездочку и еще три медальки с портретом Ленина — меня наградили за хорошие отметки, за поведение и за что-то еще, не помню. Я гордился и ходил, как генерал. Но недолго! Мы с ребятами во время классного собрания пулялись жеваными промокашками в девчонок. В самых красивых — в кого мы были влюблены. Было нас четверо. Девчонки подняли шум. И вот на следующий день было еще одно собрание, на котором Лидия Сергеевна исключила нас из октябрят.
Да как! Каждого вызывали к учительскому столу, зачитывался вердикт — и она торжественно снимала с нас звездочки и медальки. Они падали на стол с тонким латунным звоном. Я чувствовал себя генералом, с которого срывают ордена. Вдобавок Лидия Сергеевна обозвала нас «антипартийной группой», а меня заклеймила самым позорным прозвищем. «Вот они, — сказала она, тыча пальцем в моих товарищей по безобразию, — типичные Молотов, Маленков и Каганович! А ты, — сказала она, — примкнувший к ним Шепилов!»
Был 1961 год, мы были в третьем классе, но всё знали и понимали — потому что по радио только об этом и говорили, а радио в квартирах было включено практически всегда. Было стыдно, что меня записали в «примкнувшие». То есть из хороших мальчиков исключили, но до настоящего хулигана я еще не дорос...
Но через год меня приняли в пионеры, а там значков, нашивок и красивых девочек было гораздо больше, чем у октябрятской малышни.
