Верна ли жена мужу? Тайные символы в картинах эпохи Возрождения

Как это ни удивительно, но чувственная, откровенная картина перед нами — так называемый брачный портрет. Именно так неизвестный житель Северной Италии попросил изобразить свою молодую жену. По каким же деталям мы узнаем, что перед нами не просто Венера со своим беззаботным сыном, а реальная женщина?

Прежде всего, богиня одета очень необычно. Её обнажённая грудь подпоясана строфионом — поясом, который в древности, по представлениям людей Ренессанса, надевали девушки в первую брачную ночь. Право развязать строфион предоставлялось мужу, и символизировал он девственность.

На голове у Венеры тоже не обычный для богини убор — это венецианская свадебная тиара с вуалью и свисающей серёжкой (всего одной!), в руке она держит миртовый венок и вся усыпана розами, использовавшимися во время свадебной церемонии. Её запястья украшают ленточки-браслеты, символы любви.

Но самая странная деталь, указывающая на тематику картины, связана не с женщиной, а с Купидоном. Он не просто стоит рядом с матерью, а писает на неё сквозь её же венок с горящей курильницей! Такое неприличное, с точки зрения сегодняшнего дня, поведение объясняется тем, что в 16 веке писающие мальчики, во-первых, считались смешными (мы бы сказали прикольными), а во-вторых, символизировали плодородие и процветание. Их изображали, в частности, на подносах, которые дарили жёнам мужья по случаю рождения ребёнка.

Окружают наших персонажей многозначительные детали, указывающие на то, что хорошо, а что плохо в браке. На заднем плане плющ обвивает дуб (как и жена должна обвиваться вокруг мужа!), а на переднем — палка и змея. Скорее всего палка изображена в назидание Купидону (чтобы не злоупотреблял своими стрелами, и не направлял их куда попало), а змея — символ ревности, отравляющей семейные отношения.

Чтобы в полной мере оценить фривольный характер этой картины, представим себе современную фотографию с обнаженной девушкой, чьим единственным украшением является свадебная фата. Даже и без писающего мальчика подобное произведение имело бы довольно сильную эротическую окраску. Скорее всего, заказчик повесил картину в спальне, подальше от чужих глаз. Ему она служила для удовольствия, а нам напоминает, что хотя в ту эпоху брак заключался, как правило, по расчёту, в нём всё же находилось место и легкомысленному сексу.

Фра Бартоломмео (?). Портрет Костанцы Каэтани. Ок.1480−90. Национальная галерея, Лондон. Темпера, масло, дерево. 57.2 х 37.5.

Более распространённый тип брачного портрета в Италии 15−16 вв. представлял собой изображение жениха или невесты, по которому можно было угадать, что те помолвлены или связаны узами брака.

Костанца была из известного рода Медичи, родилась ок.1469 г., и к 1489 была замужем, но кроме этого мы почти ничего не знаем о ней. Несмотря на недостаток сведений, каждому зрителю ясно, что девушка была с характером. Смелый взгляд, поднятое вверх лицо, никакого смирения. Костанца настолько уверена в себе, что кажется почти высокомерной. В глазах читается вызов, и это плохо сочетается с тем, как деликатно и осторожно она держит в руке цветы.

Как же, кроме надписи, художник даёт понять, что перед нами именно замужняя дама? Справа от зрителя — почти незаметная серая собачка, распространенный знак верности мужу.

Для тех же, кому недостаточно собаки, присутствуют говорящие предметы на столе. Во-первых, драгоценности — три кольца на свёрнутой бумажке и подвеска. Всё вместе это называлось contrados и приносилось от будущего мужа в подарок невесте. Подвеска же была известна как pendetta di moglianza (подвеска супружества) и надевалась только на свадьбу. Иногда её покупали, иногда брали напрокат.

Но самое интересное и неожиданное — это иголка, булавки и наперсток. Всё это тоже подарки от жениха, причём, судя по сохранившимся документам, довольно распространённые. Если кольца и подвеска украшали невесту и служили символом того, как высоко жених ценит её, то принадлежности для шитья намекали на то, что подобает женщине и какая сфера занятий ей уготована — хозяйство и дом.

Впрочем, эти смиренные предметы плохо сочетаются с уверенной в себе Костанцей. Одним махом руки она может смести со стола все хрупкие безделушки и утвердить свою волю. По крайней мере, хочется на это надеяться!

Маттео деи Пасти. Медаль с изображением Изотты дельи Атти. Бронза. Диаметр 84.5 мм

В Италии 15−16 вв. мужчинам позволялось многое из того, что было запрещено женщинам, в частности, иметь любовниц. Любовная жизнь и семейная частенько даже не пересекались, но в редких случаях бывшая метресса становилась всё-таки женой. Так произошло с изображенной на этой медали женщиной — Изоттой дельи Атти. Надпись вокруг её портрета гласит: Изотте из Римини, украшающей Италию своей красотой и добродетелью. Указан и год: 1446, но, как ни странно, это вовсе не год создания медали, а год, когда девушка стала любовницей Сиджизмондо Малатеста, правителя Римини. Эта же дата, видимо, как важнейшая в её жизни, указана на гробнице Изотты.

Он был очень обеспокоен репутацией Изотты как среди современников, так и среди потомков. Поэтому эти медали использовались в качестве дорогих подарков и вмуровывались в стены и основания зданий, в память будущим поколениям. Послание потомкам яснее ясного: Изотта с самого начала отношений с Сиджизмондо является частью семейства Малатеста, пусть даже женой она стала позже. И если портреты своих содержанок итальянские правители заказывали достаточно часто, то медали удостаивались только те, чьё официальное положение не вызывало вопросов.

Неизвестный мастер. Портрет четы Гоццадини. ок.1485−95. Метрополитен, Нью-Йорк. 50.2 х 37.1. Темпера, дерево.

В XV веке, когда муж и жена изображались вместе, то чаще всего это подавалось в виде подобного двойного портрета, когда супруги показаны в профиль. Перед нами чета неизвестных болонцев, предположительно Маттео ди Себастьяно ди Бернардино Гоццадини и его жена Джиневра дАнтонио Лупари. Каждый находится в своём собственном пространстве, со своими символами.

Что же их объединяет? Прежде всего, направление движения — они смотрят друг на друга. Затем два одинаковых герба, знак принадлежности к одной и той же семье. Наконец, сверху на обоих портретах идёт общая надпись VT SIT NOSTRA FORMA SUPERSTES — «Чтобы наши образы сохранились».

А дальше начинаются различия. В руке у Маттео пучок гвоздик, символизирующих верность и преданность, у Джиневры фрукт (персик? апельсин? яблоко?), обозначающий, конечно же, плодородие, но и намекающий на вину Евы в грехопадении. Джиневра не демонстрирует богатых украшений, но её ремень с чернёной серебряной пряжкой, скорее всего тоже был подарком на обручение.

За спиной у мужа, в пейзаже разворачивается охотничья сцена (намёк на благородное происхождение), а чуть поодаль — пеликан, который кормит своею кровью птенцов (жертвенная любовь). Таким образом, добродетели мужчины — это его вера, преданность и благородство.

Пейзаж за Джиневрой иной. Как ни странно, там тоже есть охотничья сцена: женщина подходит к единорогу. Как известно, в те времена полагали, что единорога, ценимого за лекарственные качества его рога, может укротить только девственница. Стало быть, перед нами намеренное сопоставление: если мужчине на охоте важнее сила и ловкость, то женщина может получить добычу только благодаря своей чистоте и целомудрию. Мы видим за женщиной птиц (любовь), кроликов (плодородие) и маленького горностая (снова целомудрие).

Итак, у каждого из супругов свои добродетели и свои задачи в этом мире. Они вместе, но они ни в коем случае не равны, и даже не равноправны.

Лоренцо Лотто. Портрет Марсилио Кассотти и его жены Фаустины. 1523. Прадо, Мадрид. Холст, масло. 71 х 84 см.

Мы начали наш рассказ с картины Лоренцо Лотто, и заканчиваем его же свадебным портретом. На этот раз нам хорошо известен и заказчик — Дзанин Кассотти, богатый торговец шерстью из Бергамо — и изображённые: сын торговца Марсилио Кассотти и его невеста Фаустина Ассоника. Изображён реальный момент брачной церемонии — жених надевает невесте кольцо на палец.

Обратите внимание, что Марсилио надевает кольцо на безымянный палец левой руки Фаустины. Это отход от практики того периода, когда кольцо надевалось на правую руку. Лотто намеренно возрождает на своей картине античный обычай: считалось, что в древности кольцо надевали на безымянный палец левой руки, так как маленькая вена несла кровь от него прямо к сердцу.

Не обошлось без присутствия сверхъестественных сил. За спинами у молодожёнов улыбается Купидон (вечнозелёная лавровая ветвь в его руке обозначает добродетель и вечность), и нам не сразу понятно, что за предмет он возлагает им на плечи. Только присмотревшись, мы видим, что это ярмо!

На головах жениха и невесты — скуффия, мягкий головной убор, который носили и мужчины, и женщины. Марсилио надел свою под обычную чёрную шляпу, а скуффия Фаустины — вокруг её головы подобно украшению. Толстые золотые нити переплетены с ленточками из голубого шёлка, а в центре прикреплена брошь из жемчуга и сапфира, то есть из камней, ассоциирующихся с чистотой, целомудрием и девственностью.

Золотое ожерелье Фаустины называлось vinculum amoris, цепь любви. А монета, которая свисает с него, так же, как и камея, висящая на её жемчужном ожерелье, изображает тёзку невесты, императрицу Фаустину, жену Антонина Пия. В эпоху Возрождения у Фаустины была репутация хорошей и верной жены, и намёк Лотто недвусмыслен — перед нами совершенная жена и пожелание брачной гармонии.

Ассоника — благородная семья, стоявшая выше в обществе, чем семейство мужа Кассотти. Портрет — указание на новообретенное богатство Марсилио, роскошная свадебная «фотография» жениха и невесты в лучших нарядах. Но не только. Благодаря ярму это ещё и напоминание о тех обетах, которые они принесли друг другу, своего рода обязательство оставаться вместе и идти в одной упряжке.