Почему дети берутся за оружие и как решить проблему школьного насилия?

Как предотвратить теракты, подобные тому, что произошли в Перми, Улан-Удэ, в Керчи, и тому, что сегодня устроил Ильназ Галявиев? Повторяем очень вдумчивое и подробное размышление Елены Альшанской, одного из главных в стране экспертов по неблагополучному детству, президента фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Она уверена: дополнительной охраной проблему не решить.

Думала о тех чудовищных трагедиях, которые одна за другой начали происходить в наших школах. Понятно, что все напуганы и ищут решение. Ищут при этом где просто — в усилении мер безопасности. Усиление мер безопасности имеет и обратную сторону, о которой мы предпочитаем не думать. Оно формирует определенные отношение у детей к школе и со школой — как с местом агрессии и недоверия. Охранник и досмотр на входе не настраивают ребенка на ощущение дружелюбной среды, безопасности, желание туда каждый день возвращаться и доверие школе (которая не доверяет ему) — это очевидно. А еще провоцируют на поиски путей обхода. Дети умны, изобретательны и реагируют на провокацию.

А вот чем взрослые не хотят на самом деле думать — о причинах. И о тех мерах профилактики, которые на самом деле снизили бы вероятность насилия. Не свели бы к нулю — это невозможно в принципе в современном обществе, разве что и правда всех в одиночные камеры пересажать с детства. Но существенно снизили бы риски.

Это те основные триггеры, которые и приводят в качестве итого к трагедиям. А не то, что металлодетектров недостаточно. Конечно могут и материалы в интернете провоцировать, и в СМИ, и игры, и кино. Только, во-первых, на пустом месте ничего они не спровоцируют, во-вторых, очевидно, что нет сегодня возможности контролем или запретами реально решить эту проблему.

Задайте себе простой вопрос, реально ли сегодня запретить все компьютерные и мобильные игры с элементами агрессивного убийства персонажей как основной игровой деятельности? Ага, невозможно. Кстати, это всего лишь модификация с учетом технического развития дворовых игр в войнушку. Так что же делать со школой с точки зрения в первую очередь снижения рисков агрессивного поведения и насилия? Как мне кажется:

Чтобы классы не больше 15−20 человек, в зависимости от их составов. В каждой школе — инклюзия. Ибо именно грамотная инклюзия учит бережности к человеку, который ведет себя или выглядит не так, учит эмпатии и поиску разных способов коммуникации с разными людьми (внимательнее слушать, тщательнее объяснять, учитывать ограничения другого) — а это уже навык, помогающий общаться с людьми и решать конфликты в жизни.

Индивидуализация учебного процесса. Внимание каждому ребенку, его сильным и слабым сторонам. Через деление тех же предметов на меньшие группы и разные по потребностям детей. И со средней школы — растущую вариативность предметов на выбор.

Обязательное возвращение школьных психологов, которых в тех же московских школах многих поубирали (и снова привет Калине). При этом роль у них должна быть намного более заметная в школе: это и работа с родителями, и тренинги, и уроки по решению конфликтов, и вообще по коммуникации, для учителей и детей. Я бы именно в таком формате, тренинговом и направленном на развитие навыков коммуникации, решения конфликтов, осознанности — включала психологию в общую сетку занятий с начальных классов, сначала как игры, а с пятого класса, как минимум, как предмет. И на его базе, а не на базе загадочного семьеведения и выращивала к старшим классам понимание о привязанности, основе семейных отношений, умению выслушивать, решать споры и конфликты без насилия и т. п.

Так как инклюзия, то нужны: дефектолог, логопеды, коррекционные специалисты в каждой школе. У нас многие дети на самом деле (а не только с установленными диагнозами) нуждаются в небольшой коррекционной помощи — особенно в начальных классах.

Обязательные службы школьной медиации. С обучением медиации со средней школы, чтобы к старшим уже иметь и навыки у детей и хороших медиаторов из самих старшешкольников. Объяснять детям, что травля — под тотальным запретом. Если такое возникает — сразу разбирается ситуация и при необходимости привлекаются медиаторы.

Бесплатное питание хотя бы один раз в день. Голодный ребенок — плохой ученик и потенциально агрессивный, кстати. Связка «голод — агрессия» очень распространенная у нас как биологического вида :) Признаваться, что денег нет, многим и семьям, и детям стыдно.

Изменить экзамены. Сегодня и ОГЭ, и ЕГЭ — это просто безумный фактор стресса, который накручивают, начиная со средней школы, учителя так, что вообще удивительно, что у нас во всех школах дети еще в агрессивный психоз не впали. Детей не готовят ни к чему, ни к жизни, ни к выбору будущей профессии, их как заведенных готовят к экзаменам как к самоцели и самоценности. Экзамены эти при этом не проверяют ничего, кроме того, есть ли у человека хорошая память на тучу бесполезных и не сутевых сведений. А понимает он или нет реально предмет — не проверяют никак. Кстати, это ведь тестирование, рассчитанное на конкретную структуру памяти, которой обладают далеко не все. А те, кто прекрасно понимают суть предмета, но не могут помнить миллион несущественных деталей — получают худшие оценки. То есть это вообще ужасная глупость, оставляющая за чертой детей с разными способностями и формирующая в качестве предпочитаемого один тип интеллекта — хорошая память на мелкие детали. Это если забыть о коррупционной составляющей и покупках ответов целыми районами или конкретными родителями детей.

Детей надо готовить к жизни и к поиску тех знаний, к которым есть склонность и интерес, с возможностью пробовать разное и брать разные дополнительные спецкурсы в средних и старших классах.

Конечно никакого унижения, крика, насилия — в качестве мер педагогического воздействия со стороны учителей. Агрессия учит агрессии, насилие учит насилию — а не математике или русскому.

Пользуясь тем, что дети вынужденно находятся в коллективе, школа могла бы уделять огромное, а не ничтожное, как сейчас, внимание отработке навыков общения, взаимодействия, решения конфликтов. Это вообще должна быть одна из главных задач школы. Развивать коммуникационные навыки, учить решать задачи и проблемы без насилия и конфликтов в удобной для моделирования и отработки этих навыков среде.

И да, для исключительных ситуаций, детей сильно поведенчески или психически нарушенных и с тяжелыми расстройствами, я имею ввиду именно случаи агрессивного поведения, надо иметь возможность хотя бы на время переводить в специально созданную для помощи и коррекции среду. У нас по сути ее нет. То есть есть вариант закрытых спецшкол, но во-первых, для этого ребенок должен сначала совершить серьезное правонарушение, так как попасть туда можно по решению суда, а во-вторых, не всегда они реально могут помочь, потому что там остро не хватает специалистов умеющих работать с такими детьми.

Надо эти спецшколы не закрывать — как сейчас происходит, выпуская детей, совершивших правонарушение, в обычные школы к неподготовленным учителям, а формировать на их базе действительно педагогические, а не тюремные, учреждения, для детей с тяжелыми поведенческими расстройствами и детей в конфликте с законом.

Это значит, что изменение школ надо начинать с вузов и колледжей, где готовят тех, кто к детям придет.Ну и конечно с изменения в обществе представления о том, что такое школа и какая она должна быть.

П.С. А а вот профилактика неблагополучия в семье — это совсем отдельная тема. Но и школа может многое. В том числе видеть в родителе не конкурента, а родителя ребенка, человека, максимально в ребенке заинтересованного, а значит — потенциального союзника, а не потенциального врага.

Источник — личная страница Елены Альшанской в Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)

В Перми два подростка в школе ранили 14 учеников и учительницу